8 марта 1857 года в Нью-Йорке состоялось массовое шествие работниц текстильной промышленности. Требовали они примерно того же, чего и все бастующие рабочие эпохи промышленной революции – меньше работать, больше получать, а также трудиться в комфортных и безопасных условиях.
Полвека спустя, 8 марта 1907 года, повестка изменилась. Теперь женщины хотели не просто приятнее жить, но и кусочек политической власти. Суфражизм – движение за возможность женского участия в выборах – находился на пике. Хотя и материальные лозунги у вышедших на улицы все того же Нью-Йорка 15 тыс. женщин никуда не делись.
Требования повышения оплаты труда обосновывались желанием «экономической безопасности». Ведь подлинное равенство, заключавшееся, в понимании суфражисток, в возможности свободного развода, немыслимо без возможности себя содержать. Впрочем, планка участниц процессии находилась куда выше, недаром их лозунгом был «Хлеб и розы!», что символизировало желание не просто жить самостоятельно, но жить хорошо и со вкусом.
Социал-демократические организации начали качать тему женского дня – «освобождение» и «раскрепощение» женщин отлично ложилось в их антииерархическую повестку, в тему борьбы с эксплуатацией человека человеком. Символами женского движения стали Клара Цеткин и Роза Люксембург – видные социал-демократки и близкие подруги.
Но зажигательнее всего женщины на 8 марта (по новому стилю) выступили в России в 1917 году, став, по сути, спусковым крючком Февральского переворота. Именно с требований вышедших на улицы женщин о хлебе и мире и начались беспорядки. Самые активные из женщин приняли в них участие, вместе с мужчинами переворачивая и поджигая трамваи, громя витрины и устраивая драки с полицией.
Многие революционеры к началу революции оказались толком не готовы, но когда поняли, что беспорядки быстро подавлены не будут, активно бросились в самую гущу событий, используя бунт, чтобы разрушить Российскую империю. Клара Цеткин и Роза Люксембург из Германии рукоплескали и приветствовали этот процесс распада.
Утвердившись в России после опустошительной Гражданской войны, советская власть в память об этом объявила 8 Марта официальным праздником, но в других странах это дело как-то не пошло. В той же Германии, где находились Клара и Роза, были попытки революции, но дело было пресечено на корню фрайкорами. Это были добровольческие формирования вернувшихся с фронта бойцов, которые видели, как успех революционеров в России обернулся кровопролитной гражданской войной, и не испытывали недостатка в мотивации.
Фрайкоровцы понимали: для того, чтобы предотвратить революцию, необходимо избавиться от лидеров. До Клары Цеткин они добраться не смогли, а вот Розу Люксембург поймали и застрелили.
После всех этих событий на государственном уровне Запад не спешил принимать Женский день, так как видел в этом элемент коммунистической идентичности, с которой вел борьбу. Но затем, после изменившего отношение к левым идеям 1968 года, и с рутинизацией противостояния с СССР, к идее Женского дня стали относиться проще. В 1975 году его официально закрепили на уровне ООН.
Не сыпать соль на раны
Сегодня в России мужчины и женщины законодательно в целом равны. «В целом» потому, что мужская и женская – настолько разные сущности, что даже на бумаге устроить абсолютное равенство невозможно. Мужчина никогда не сможет рожать детей; от женщин никто не требует воевать.
Но в социальном соревновании те или иные группы, если им, что называется, прет карта, набирают себе ресурсы и влияние не до тех пор, пока будет «достаточно» или «справедливо», а столько, сколько получается. Пока этот процесс не будет остановлен.
И события, которые отмечает то самое «оригинальное» 8 Марта, привели не к эфемерной справедливости, которую каждый понимает по-своему, а к конкретному изменению баланса сил в обществе. Женщины получили больше возможностей и влияния, стали играть куда более заметную роль.
Но серьезное изменение баланса сил не может пройти без последствий. Те, кто кусочек власти приобрели, стремятся компенсировать прошлое, утвердиться и болезненно реагируют на отсылки ко временам, когда они были в подчиненном положении. Те, кто от изменения баланса сил потеряли, в глубине души не могут не тосковать по временам, когда у них было больше рычагов давления. И если расчесывать эти обоюдные старые раны, это будет приводить только к новым конфликтам.
И поэтому государство, инстинктивно ли, осознанно ли, решило больше не выпячивать «эмансипационную» часть праздника, тем более что после всех социальных катаклизмов и изменений ХХ века вопрос равенства полов по-настоящему всерьез не стоит.
Технически этот уход в сторону был исполнен по опыту христианской церкви. Ведь нельзя просто так взять и отменить языческий праздник – люди будут скучать по выходному и возможности что-то отметить. Лучше вместо него объявить свой праздник, схожий по третьестепенным внешним признакам, но совершенно другой по сути.
Такой заменой и стал современный праздник 8 Марта. Когда им занимается государство и крупные компании, на визуальном и смысловом уровнях речь идет о весне и женственности, а не о требовании куска пирога и не о том, как когда-то голодные, но обладающие волей к власти фурии переворачивали трамваи и положили начало концу империи.