Очень важным элементом русского мира, как некого цивилизационного хозяйства, является присутствие русского и советского искусства в зарубежных собраниях. Много ли русского искусства за рубежом? Немного. Оно безусловно есть, но все главные образцы русского искусства, за редчайшими исключениями, живут дома. Почему? Быть может потому, что русское искусство не очень хорошее, вторичное, неоригинальное, неконвертируемое? Отнюдь нет.
Просто русские в свое время украли у всего мира собственное искусство. Мы не сумели создать рынок собственного искусства. Даже в 19-м веке, когда Третьяков и царское семейство, соревнуясь между собой, забрали с арт-рынка все самое главное и значимое. И даже в начале 20-го века этот рынок только начал складываться, но случилась Великая Октябрьская революция, которая приземлила русское искусство в огромное множество государственных собраний. Сегодняшним коллекционерам достаются скудные крохи с барского стола русского искусства. Все главное навечно осело в государственных музеях.
Сами же мы в нашей стране наговорить, нагулять, надумать некую необходимую символическую капитализацию собственному искусству не можем. Наше искусство лениво и неамбициозно. Что-либо продвинуть в мире оно не способно. Какое там в мире! Оно не способно продвинуть собственное искусство в собственной стране. В этом вся проблема.
А с отечественным искусством все в порядке. Никакое оно не вторичное. Если вывести за скобки удивительную и невероятную русскую иконопись и говорить только о новой, по западным лекалам, истории русской живописи, то она перестала быть догоняющей Европу почти сразу. Почти сразу случились две странные аномалии – два художника, Матвеев и Никитин, которые начали выдавать шедевры портретной живописи, что особенно ощущается на фоне пришлых второстепенных иностранных художников Россики.
Потом случился недолгий период ученичества у тех же иностранцев, и уже скоро на Олимп вознеслись два настоящих гения – Рокотов и Левицкий, которые абсолютные, великие и равные самым прославленным мастерам портрета в тогдашней Европе. Собственно, начиная с этих двух гениев, мы стали равными Европе, никого не догоняли, во многих жанрах были оригинальными и новаторскими. Еще поискать в европейском романтизме кого-то, кто так же рисовал женщин, как великий Боровиковский.
В пейзаже после общеевропейского провала 18-го века мы очень резво выстрелили. Европейского значения новаторами пейзажа стали Щедрин и Мартынов, Алексеев быстро догнал Европу в жанре ведуты. Ну а Иванов в пейзаже вообще выдал нечто особенное. Великий Воробьев представил невероятно поэтические ситискейпы (городские пейзажи). Мы вполне достойно смотримся в романтическую эпоху. Наш салонный академизм выдал мощнейших технарей и придумщиков. Наше передвижничество – это вообще нечто особенное. А марины Айвазовского? Из всех провинциальных импрессионизмов – русский, наряду с американским – лучший в мире. У нас был очень мощный ориентализм, заметный историческо-нарративный вестернизм. Ну а русский авангард позволил нам вообще обогнать весь мир, выдав первую абстракцию. А советское искусство – это вообще полет к звездам.
Повторюсь, с русским искусством все в порядке. И нам просто необходимы политики по продвижению его во внешнем мире. Такого рода политики – это вообще тема для большого и профессионального разговора. Но для таких политик у нас есть некоторое количество форпостов, завоеванных плацдармов, с которыми мы почти не работаем. Пусть русского искусства и немного в мировых музеях, но оно все равно есть.
Например, вы знаете, что в галерее новых мастеров государственных музеев Дрездена есть пусть и небольшая, но вполне достойная коллекция советского искусства. Она хранится в запасниках. А ведь можно постараться мотивировать разместить это искусство на постоянной экспозиции. Можно привезти из России роскошную выставку советского искусства для продвижения этих мастеров, можно профинансировать реставрацию этих картин.
Или можно начать системную работу с американским «Метрополитен-музеем», в котором уже сложилась вполне себе коллекция русского искусства, которое музей в своих каталогах почему-то относит к Азии. Кстати, с этим очень важно разобраться. Нам вообще не хватает осознания значимости работы с классификациями и рубрикаторами. Мы не понимаем, что это тоже управление. Русское искусство в «Метрополитене» довольно скудно экспонируется. И вполне можно было бы поддержать его выставками. Их вполне достойную коллекцию Айвазовского можно было бы раскрутить эффектнейшей выставкой. И Кустодиева. И Репина. И Родченко. Кстати, усилия классификации нужны и для очень немногих образчиков русского искусства в парижском Лувре – там Левицкий висит в зале северной живописи, соседство со шведом Росленом вполне достойно, но дискуссия просто необходима. Прежде всего нам необходима.
Один из главных шедевров тульского художественного металла 18-го века находится в лондонском музее Виктории и Альберта. И здесь тоже возможны и выставки, и вообще организация целого русского зала вокруг, стержнем которого должен стать роскошнейший тульский камин.
Нам нужны какие-то особенные программы сотрудничества с мадридским музеем Тиссена-Борнемисы, с венской «Альбертиной», Городским музеем Амстердама, музеем Людвига в Кельне, в которых хранится много русского искусства. И было бы неплохо проверить, все ли русские автопортреты находятся на экспозиции в галерее Уффици.
Нашим искусством, даже если оно юридически давно не наше, тоже надо управлять. Это тоже наша «мягкая сила». Очень мощная мягкая сила. И это все при том, что про советское искусство по большому счету мы еще и не начинали говорить.