Элегантный, не сравнить с нынешними раздутыми тушами, Ил-62 линии «Владивосток – Пхеньян» (пепельницы в подлокотниках, бизнес-класс отсутствует как класс) – это машина времени. Не только потому, что в Северной Корее свое летоисчисление (сейчас, например, идет 107-й год чучхе, от рождения Ким Ир Сена). Дело в другом: многие считают КНДР страной, застрявшей в прошлом. Но это – не бесспорное мнение.
Международный аэропорт Сунан недавно прошел реконструкцию и выглядит впечатляюще, хотя количество внешних рейсов можно перечесть по пальцам. На таможенном досмотре просят включить телефоны и изучают в них фото – мало ли что. Внимательно рассматривают книги, которые мы везем с собой (на обратном пути не смотрели ничего). Наши телефоны здесь не работают: у корейцев свои сети.
Знаменитые пхеньянские регулировщицы – красавицы в нарядной форме. Машин на улицах стало заметно больше (китайских, японских, европейских). Попадаются и наши «лады» с «волгами», есть даже электромобили. В основном номера синие – служебные. Частные машины разрешаются только в виде исключения, за особые заслуги. Много троллейбусов «Чхоллима» местного производства, трамваев «Татра», автобусов, в том числе двухэтажных.
Пхеньянцы отдыхают в тени деревьев, покупают мороженое. Зелень парков, цветы в окнах, чистота и спокойствие. Пожилая женщина катит тележку, мужчины стоят у киоска с фастфудом, мальчик сидит на крыльце и читает книгу. Шагает строй пионеров, в кузове грузовика едут солдаты, бабушка ведет внучку за руку. Снуют туда-сюда велосипедисты.
Пхеньян – город высотный, живой, строящийся. Старые дома заменяются кварталами небоскребов.
Тотального затемнения ночью нет – Пхеньян светится, но каким-то приглушенным светом (может, ограничена мощность?). Хотя кое-где есть даже иллюминация, и горит отнюдь не только факел на Монументе идей чучхе.
«С электричеством стало лучше. Солнечные батареи в домах постепенно становятся ненужными», – объясняют гиды, без которых иностранцы по улицам не ходят.
Дворец школьников с множеством кружков; банный комплекс – местные Сандуны; парк развлечений с американскими горками; даже в 9–10 вечера, когда уже темно, улицы полны гуляющих.
Аквапарк полон народу в разгар рабочего дня. Нам объяснили: пока солнце, люди берут день без содержания и идут купаться. Начнутся дожди – будет не до этого. Разминаемся волейболом с подтянутыми, пружинистыми корейцами, ожидаемо проигрываем. В бассейнах и на горках – загорелые мужчины и женщины (их купальники похожи на платья). Вышка для прыжков почему-то пустует. Решаюсь ее опробовать, собирается толпа – поглазеть. Один из сопровождающих говорит: «Когда я увидел, как ты пошел прыгать, я решил, что ты потомок Сталина».
...В Пхеньяне (и везде) каждый видит то, что хочет увидеть. Один наш режиссер, которого называют документалистом, заявил, что там все – фейк. Даже дома, мол, фальшивые, без дверей. Свидетельствую: дома – не только с дверьми, но даже с людьми.
Мы по-прежнему живем в мире пропаганды, которая, как оказалось, свойственна вовсе не только «тоталитарным» обществам.
Не идеализируя Северную Корею и отдавая себе отчет в неизбежной поверхностности моего взгляда, могу констатировать: о КНДР в мире куда больше мифов и заведомого вранья, чем информации как таковой. Фейковые новости нередко разоблачаются, но осадок остается и копится.
Образу Северной Кореи нужен пересмотр, если не реабилитация. Хотя бы потому, что маленьких обижать нельзя. Для этого нужна прежде всего непредвзятость – без уклонов в любую из сторон. Но даже в нашем, таком вроде бы свободном и полном любой информации мире человек верит в то, во что хочет верить.
Мне скажут, что Пхеньян – витрина для туристов. Но можно и Москву назвать витриной, а Нью-Йорк – городом контрастов. А уж какие страшилки рассказывали на Западе про СССР...
В КНДР я бывал четырежды начиная с 2005 года. Наблюдение даже за сугубо парадной стороной жизни позволяет увидеть перемены: стройки, дома, машины, киоски, телефоны... Вектор виден четко: вверх и вперед.
Реакция на наши фотоаппараты в целом спокойная. Предупредили, что нельзя снимать военных. Еще нельзя снимать в некоторых особо значимых местах. Наверное, для того, чтобы поддерживать в них атмосферу сакральности. Как у нас в Мавзолее, например.
Вообще параллелей между СССР и КНДР немало. Нас в свое время объявили «империей зла», их записали в «ось зла». Опять же – санкции. Кстати, наше «импортозамещение» вполне соответствует духу идей чучхе.
Чем-то корейцы напоминают староверов, ревностно охраняющих свой уклад от внешнего мира, но вынужденных с этим миром как-то взаимодействовать. И вообще атеистическим это общество не назовешь, как и наш Советский Союз был атеистическим лишь на словах.
В этом году КНДР исполняется 70 лет, примерно столько же прожил СССР. Немалый срок.
Республика десятилетиями существует в условиях настоящей блокады. И не просто существует, а развивается по всем направлениям вплоть до космического, что вообще немногим государствам по плечу. Ограниченными силами корейцы делают побольше многих. Так или иначе у них работает весь комплекс жизнеобеспечения – от образования и социалки до промышленности и науки.
То, что КНДР так или иначе будет модернизироваться, – очевидно. Очень не хотелось бы, чтобы северокорейцы повторяли наши ошибки. Появление внутри их элит своих реформаторов, подобных нашим перестроечным, может оказаться страшнее прямой атаки извне. Этого не хочется, как не хочется «ливийских» или «иракских» сценариев. Пусть будет свой сценарий – корейский.
Хочется надеяться на лучшее: не случайно же руководители Севера и Юга весной пожали руки друг другу, а потом Ким Чен Ын встретился с Трампом, во что вообще сложно было поверить. Говорят, лидер КНДР в сентябре может приехать во Владивосток на Восточный экономический форум.Надеюсь, что дети, которых мамы везут в колясках по зеленым улицам июльского Пхеньяна, вырастут, не узнав ни войны, ни голода, ни дикого рынка.