Ровно сто лет назад, в августе 1917 года, в Петрограде провалился корниловский мятеж. Провалился он в значительной степени потому, что большевикам с анархистами удалось распропагандировать корниловские войска и убедить их отказаться от поддержки вооруженного выступления генерала.

31 августа большевикам удалось провести в Петросовете резолюцию «О власти» абсолютным большинством голосов членов Совета. С этого момента любому серьезному наблюдателю ответ на вопрос «кто кого?» становился достаточно очевиден.

Я думаю, что сегодня, через сто лет, нам будет весьма полезно попытаться разобраться, почему к власти тогда удалось прийти именно большевикам. Впрочем, первый уровень ответа на этот вопрос давно уже общеизвестен – большевики были единственной изо всех политических сил, которые смогли дать ответ на самые важные в то время вопросы – о земле и о мире.

Но мне кажется, что еще интереснее второй уровень ответа на этот вопрос – почему большевики оказались единственной политической силой, которая призвала остановить войну и передать землю крестьянам? Разве соперники большевиков не понимали, что именно этого ответа ждут от них «рабочие, крестьяне и солдаты»?

Что же помешало другим политическим силам выбрать «единственно правильный ответ»? Ведь на кону стояло очень много. И, казалось бы, почему бы не «поступиться принципами» ради завоевания доверия своего народа? Ну, хотя бы тем же эсерам, которые потом обвиняли большевиков в том, что они «украли у них аграрную программу»?

А ответ очень прост. Большевики оказались сильно умнее всех своих политических конкурентов. Подчеркиваю – не просто циничней, а именно умнее. И, конечно, когда я здесь говорю «большевики», я имею в виду вовсе не всех «членов партии», а только ее руководство. И даже не все руководство, а несколько человек из его состава. Так сказать, «мозг партии». Прежде всего, Ленина и Сталина.

И вот, собственно, об этом – почему тогда Ленин и Сталин оказались «умнее всех остальных» – я и хочу поговорить. И ответ на этот вопрос, по-моему, лежит в психологической сфере. То есть я утверждаю, что все тогдашние политики вместе со своими «группами поддержки» были «страшно далеки от народа» не столько по каким-то объективным причинам, а, прежде всего, по причинам психологическим. Ну, в крайнем случае, по социально-психологическим.

А если говорить совсем просто, они были не очень умны, чрезвычайно напыщенны и очень упорны в этой своей напыщенности. То есть главной причиной их проигрыша была не «измена», а именно «глупость».

И эта глупость была тогда в «образованном обществе» чрезвычайно распространена. Начиная с того, что огромное количество образованных людей призывало к войне именно «за братьев-сербов» и потом настаивало, что войну нужно продолжать именно «из верности союзническому долгу», и заканчивая мелочами. Тем, как Милюков обращался на митингах к рабочим и солдатам: «Милостивые государи и милостивые государыни!». И «вот так» у них «было все».

И эта напыщенная глупость была тогда свойственна практически всем политическим силам. От крайне левых до крайне правых. Кадеты всерьез были уверены, что главное для России – это Конституция и демократические выборы. Меньшевики всерьез  были уверены, что в крестьянской стране со слабой промышленностью никакая социалистическая революция невозможна, а нужно способствовать приходу к власти буржуазии и развитию капитализма.

А черносотенцы, апеллируя к монархическим настроениям крестьянской массы, всерьез пытались убедить крестьян поддержать помещичью собственность на землю.

И не надо думать, что мы стали умнее наших прадедов. Достаточно вспомнить конец 80-х, когда одни «умники» убеждали нас, что «рынок все расставит по своим местам», «фермер нас накормит», а «Запад нам поможет». А другие в ответ призывали «не поступаться принципами» и «бороться за диктатуру пролетариата». И даже свои «меньшевики» появились, когда один из лидеров «новой социал-демократии» утверждал, что «сначала надо создать класс хозяев, а уже потом защищать от них трудящихся».

А третьи мечтали о «России, которую мы потеряли». И до сих пор мечтают. Так, например, уже в XXI веке один очень известный профессор в толстой ученой книге написал, что в крепостном праве ничего такого уж плохого не было. «Это просто оборотная сторона широты русской души, приводящей к слабому развитию индивидуализма».

А другой известный профессор, ученик первого, в публичных лекциях регулярно объясняет, что если крестьяне после 1861 года и голодали, то исключительно потому, что злоупотребляли алкоголем.

Так вот, тогда, в предреволюционные и революционные годы, таких «попок» и «полтинников» было не меньше, чем в перестройку и в «святые 90-е». И это, на мой взгляд, просто чудо, что среди тогдашних революционеров нашлось несколько человек, которые оказались умнее всего остального «политического класса».

Другое дело, что

большинство членов партии, мягко говоря, не дотягивали до Ленина и Сталина

и в интеллектуальном и культурном отношении мало чем отличались от членов других революционных партий. Да и у Ленина хватало своих «внутренних проблем». Конечно, «союз рабочих и крестьян» – идея более умная, чем меньшевистские призывы к «союзу с прогрессивной буржуазией против отсталого крестьянства».

Но уже в самой этой формулировке наличествовал серьезный компромисс с «традиционной партийной глупостью». Мол, обязательно нужно выпятить «рабочих», чтобы в партии не заподозрили в «народничестве». А уж на фоне постоянно прорывающихся разговоров про «мелких хозяйчиков» и «народ-держиморду» становится понятно, что «Ильич» и сам не чужд «партийного мейнстрима».

И, пожалуй, только Сталин был «вполне свободен» от этого «мейнстрима». Мейнстрима, приведшего после победы большевиков в гражданской войне к продолжению гражданской войны уже внутри победившей партии. Но это уже совсем другая история.