В июле нынешнего года германская полиция допросила девяностооднолетнюю старушку, которая во время посещения музея в Нюрнберге заполнила квадратики кроссворда. Кроссворд оказался образчиком современного искусства стоимостью 80 тысяч евро. Рядом с экспонатом была надпись «вставьте слова».

Мы имеем право говорить не только за, но и против искусства, и при этом не чувствовать себя мракобесами, нападающими на прогресс

Дирекция музея заявила на старушку в полицию, хотя согласилась, что у дамы не было злого умысла. Частный коллекционер, предоставивший музею этот piece of art, тоже принял известие добродушно. Старушке повезло, а в будущем – после восстановительных работ – дирекция намерена как-нибудь четче обозначить, что кроссворд – экспонат, и его не следует принимать всерьез. Не правда ли, какая трогательная история?

Случаи, когда уборщики принимают образцы современного искусства за мусор, – классика жанра.

В 2015 году уборщица выбросила окурки и пустые бутылки в музее города Больцано. Это оказалась инсталляция, «обличающая консюмеризм, гедонизм и соединение политики с вечеринками в Италии 80-х годов прошлого века». Окурки и бутылки принесли обратно.

В 2011 году уборщица в музее Дортмунда испортила инсталляцию художника Мартина Киппенбергера, смыв с нее грязь, которая оказалась художественным штрихом, увы, не подлежавшим восстановлению.

Для того чтобы нам отличать искусство от мусора, «Лента» пару лет назад даже сделала материал, где предлагала попрактиковаться.

Очень соблазнительно остановиться на том, что сходство с мусором до степени неразличения – черта именно современного искусства, которое на самом деле не искусство, но, к сожалению, этот вывод малопродуктивен. К тому же известно, что картины некоторых художников (Ван Гог, Гоген) при их жизни могли считаться мазней и лишь после смерти творца получили признание.

Случайность? Массовый психоз? Прозрение? «Мы никогда не знаем». Не можем быть уверены до конца. Но очевидно, что по мере того, как человечество накапливает знания в сферах «около искусства», оно все меньше способно определиться, что же такое искусство.

Нет, это вовсе не удивительно. Достаточно иметь в виду притчу о вороне, который разучился летать, когда стал слишком много думать о том, как же он летает. Или вспомнить, что гений обычно не может четко объяснить, «как он это делает». Все, что можно досконально объяснить, поддается конвейерному воспроизводству.

Удивительно другое: в одно время с тем, как люди перестали сколько-то четко понимать, что такое искусство, не только авторские права стали защищаться необычайно свирепо, но и само понятие, как никогда размытое понятие искусства, превратилось в священную корову.

Достаточно занять позицию «защитника искусства», чтобы стать царем горы: все, кто на вас нападает, заведомо ниже.

Поэтому мы попробуем вернуться к истокам, к самым что ни на есть простецким определениям.

Предполагается, что искусство оказывает некоторое воздействие на человека. Причем какое именно воздействие – мы уже не можем утверждать наверняка. «Автор хотел сказать то-то и то-то» – рассуждение для школьных сочинений.

Свободой самовыражения – следовательно, свободой интерпретации – как щитом, прикрываются и те, кто делает эротические фотографии подростков, и те, кто эстетизирует гниющую плоть (как норвежский фотограф Эйнар Сайра), и те, кто создает натуралистичные «висцеральные скульптуры» – копии требухи, мяса, телесных выделений и т.д. (как выставляющаяся в Лондоне художница Джала Вахид).

Рекомендательную заметку об этой выставке газета «Индепендент» озаглавила примерно так: «Эти висцеральные скульптуры заставят вас поежиться». Выходит, поеживаться, созерцая искусство, – это хорошо?

А с другой стороны, как честили Бодлера – еще в XIX веке – за то, что в «Цветах зла» он красочно изобразил разлагающийся труп и разоткровенничался на интимные темы!

Защитники неограниченной свободы искусства вполне здраво указывают на то, что стихи Бодлера, ныне признанного классика, за оскорбление общественной морали преследовала цензура – равно как и «Госпожу Бовари» Флобера.

Вот видите, говорят они, раньше из-за общественного ханжества нельзя было изображать адюльтер, эротические игры и разлагающуюся плоть – а теперь можно!

Видеть-то мы видим. Но это не отменяет того факта, что есть более и менее сложные способы произвести воздействие на человека, и ливер, грязюка или подчеркнуто-уродливое распятие посреди музейного зала – способ из простых, а между тем он также защищен авторским правом и тоже подпадает под понятие «искусство».

В конце концов, мы можем признать это искусством – но кто нам объяснит, почему мы должны уважать такое искусство?

В этом все и дело: искусство производит впечатление, рождает некоторые чувства – и это, кстати, признак его состоятельности как искусства. Однако оно совсем не обязательно рождает добрые чувства.

Здесь обычно звучит аргумент «Не нравится – не смотрите, вас не касается».

И его можно было бы принять, но тогда мы должны признать, что действие искусства заканчивается на выходе из музея. Если же оно на выходе из музея не заканчивается, а человек может выйти с выставки с восприятием, сдвинутым в сторону «выставленная напоказ подростковая обнаженка – это нормально», или «заляпать икону черной икрой – это нормально», то, к сожалению, это нас касается.

К сожалению, потому что это забивает жизнь необходимостью реагировать на неприятные мелкие шумы.

Мелкие, да, но, не реагируя на них, вы имеете все шансы оказаться в мире, где называть мусор искусством – это нормально (уже!), и где с точки зрения эстетики оценивается убийство (разве в кино этого нет?).

В книге Бенуа Дютертра «Девочка и сигарета» телезрители в формате реалити-шоу советуют террористам, кому из заложников жить, а кому умереть. Вы уверены, что завтра такое не будет возможно?

«Невозможно не прийти соблазнам, но горе тому, через кого они приходят». Это тоже правда, если мы не хотим жульничать, записывая в актив искусства одни только плюсы.

В тех – частых, очень частых – случаях, когда искусство является спутницей идеологии, его импульс настолько силен, что порой облучает, словно радиация, даже самих идеологов, которые могут поверить, что в стране все неплохо с сельским хозяйством, если есть такой славный фильм, как «Кубанские казаки».

Яркий пример насквозь идеологического и притом безусловно истинного искусства – великое стихотворение Симонова «Убей его!». Редкий случай, когда искусство в самом деле имеет в виду то, о чем прямо говорит. Гораздо чаще оно прячется за «многозначностью» и не свободно от лицемерия.

Один из доводов в защиту эпатирующего искусства строится на том, что оно дает людям возможность познакомиться с болезненными сторонами жизни, не испытав их непосредственно.

И этот довод тоже можно было бы принять, если б одновременно с ним не распространялось явление, которое я назову «культурой травмы». Суть его сводится к тому, что нежную психику современного человека может травмировать что угодно.

Например, знание, что история человечества полна массовых убийств. Или эротические стихи Овидия. Я не шучу – вот в британском «Спектейторе» свеженький рассказ о том, что британских и американских студентов учат жаловаться, если знакомство с археологией, историей и литературой их травмирует.

Иными словами, свобода культурных проявлений не делает людей более закаленными даже при встрече с явлениями культуры (я уже не говорю о грубой действительности).

Что же делать? Запретить? Разогнать? Ввести цензуру? Или – не поощрять (что, в общем, тоже предполагает цензуру)?

Я знаю одно: если искусство не просто нейтральный фон, а и впрямь затрагивает души – оно касается каждого из нас, даже если мы сами не идем на выставку подростковой обнаженки.

А это значит, что мы имеем право говорить не только за, но и против искусства, и при этом не чувствовать себя мракобесами, нападающими на прогресс. Не стыдиться своих опасений. Мы имеем право бояться и не получать в свой адрес брезгливых усмешек: никто не доказал, что наши опасения неоправданны.

И если искусство выглядит как мусор, мы имеем право громко говорить, что оно выглядит как мусор.

Когда в мир приходит новое и встречает сопротивление – это нормально. Жизнестойкое имеет хорошие шансы показать себя. Но искусственно подавлять иммунитет, «чтоб расцветали все цветы», – недальновидно и опасно.