23 ноября будут объявлены три лауреата очередного сезона премии «Большая книга» – самой крупной отечественной награды в области литературы. В преддверии этого события председатель совета экспертов премии, лауреат «Русского Букера» писатель Михаил Бутов рассказал газете ВЗГЛЯД о том, можно ли подделать результаты голосования жюри и чем живет нынешняя мейнстримная проза.
Попробуйте-ка Андрею Немзеру сказать: а давайте-ка проголосуем так-то
ВЗГЛЯД: Правильно ли я понимаю, что в этом сезоне «Большой книги» однозначных фаворитов нет?
Михаил Бутов: Нет фаворитов! Понятия не имею, кто может выйти в победители. Могу условно предположить, не располагая ровным счетом никакими сведениями, исходя лишь из общих соображений и статистики прежних лет, что в тройку победителей попадет Павел Басинский с книгой «Толстой: Бегство из рая» об исходе Толстого из Ясной Поляны. Все-таки толстовский год. Но насчет всего остального у меня нет даже предположений. Не могу представить себе, как в итоге сформируется совокупное мнение Литературной академии. Не вижу в шорт-листе никого, за чью книгу большая часть гарантированно проголосовала бы. Я бы со своей стороны пожелал успеха Александру Иличевскому, уже не первый раз штурмующему «Большую книгу» и написавшему едва ли не самую обсуждаемую книгу сезона.
ВЗГЛЯД: Вы о романе «Перс»?
М. Б.: Конечно. Книгу то кроют страшными словами, то хвалят, разговоры о ней не прекращаются. Вышла она в начале лета, а читать ее начали еще раньше, потому что Иличевский многим ее рассылал, и с тех пор о ней дискутируют везде, устраивают для ее обсуждения специальные вечера. Что-то эта книга в людях задела.
ВЗГЛЯД: Могли бы вы проследить какие-то характерные тенденции в книгах нынешнего шорт-листа и вообще в тех новых текстах, которые вам довелось читать?
М. Б.: Не могу сказать, что что-то резко изменилось по сравнению с прошлым или позапрошлым годом. Прошла очередная двухлетняя волна. Писатели ведь активны не каждый год, и не то чтобы они год работали, год отдыхали. Я заметил, что у них скорее так: два года активного присутствия, потом писателя какое-то время как бы нет. Литературная жизнь устроена двухгодичными циклами. Сейчас фаза поменялась, пришли другие имена. Но это циклическое явление, это не тренд.
Что же касается содержательной стороны, то здесь заметен вот какой момент: мы пока еще сидим в прошлом, мысли наши обращены к нему. Литература все время оглядывается на вчерашний день. Наш писатель не то чтобы что-то проживает – он скорее все уже прожил. А когда пытаются написать что-то на современном материале, получаются вещи достаточно шаблонные и в плохом смысле слова коммерческие. Возможно, кстати, что это свойство не литературы, а нашего времени, сегодняшнего дня.
ВЗГЛЯД: Короткий и длинный списки «Большой книги» составляются профессиональным жюри, но последнее слово в каждом рабочем цикле принадлежит Литературной академии, насчитывающей более сотни членов, – именно она определяет победителей. Считаете ли вы, что это дает проекту какое-то принципиальное преимущество?
М. Б.: Это не преимущество и не недостаток – это так, и все. Такова была первоначальная идея, под такую структуру все и создавалось. Можно вместо ста с лишним человек, многие из которых не имеют профессионального отношения к литературе, посадить все то же жюри из десяти литераторов-интеллектуалов. Не исключено, что это будет замечательно, но это будет уже какая-то другая премия. Что касается наличия двух жюри, то я не вижу другого пути. При таком количестве выдвижений, которое наблюдается у нас каждый год, предварительная профессиональная отчитка необходима.
ВЗГЛЯД: Рабочий процесс «Большой книги» перманентно подозревают в некой срежиссированности, намекают на выполнение какого-то заказа – государственные проекты у наших людей вообще всегда вызывают недоверие подобного рода. Но ведь структура голосования в данном случае, по-моему, как раз такова, что заказать и подделать ничего нельзя.
М. Б.: Я плохо представляю себе, как тут можно что-то подделать. Я всегда напоминаю о том, что в Литературную академию входит, например, критик Андрей Немзер. Попробуйте-ка Андрею Немзеру сказать: а давайте-ка проголосуем так-то. В чем заключается вопрос? В том, мухлюют в премии или нет? Думаю, что нет. Знаете, достаточно трудно договориться более чем с сотней человек. Также достаточно проблематично сказать председателю счетной комиссии, например Александру Архангельскому: посчитай-ка нам в пользу такого-то. И я, помимо всего прочего, не понимаю, кому и зачем это может быть нужно.
ВЗГЛЯД: «Большая книга» была основана пять лет назад. Произошли ли за это время какие-то заметные изменения в том секторе литературы, на который ориентирована премия? Условно говоря, в мейнстриме?
М. Б.: Мне все этот вопрос задают. Что могло бы измениться?
#{interviewcult}ВЗГЛЯД: Ну, скажем, могли появиться молодые мейнстримные писатели...
М. Б.: Некая новая генерация писателей, которая еще попадет в поле зрения «Большой книги», возникла – тот же Захар Прилепин, чье имя ротируется наиболее часто, и некоторые другие. Но они как раз и появились лет пять назад, почти одновременно с «Большой книгой», а не в период ее работы. А следующих еще нет. Пожалуй, за эти пять лет новые кадры для премии не выросли.
ВЗГЛЯД: Такой крупный государственный проект, как «Большая книга», не может не быть хотя бы отчасти популяризаторским, просветительским. Есть ли надежда, что премия сможет немного активизировать интерес людей к литературе? Привлекают ли события вокруг «Большой книги» нелитературную публику?
М. Б.: Трудно сказать. Хотя то, о чем вы говорите, является главной целью, которая с самого начала и ставилась. Выполняется ли эта функция? Думаю, что все же выполняется. Не могу сказать, что к нам стекаются толпы, но то, что премированные книги получают год от года все больше внимания, несомненно. Кроме того, у процесса есть обратная сторона – отдельные писатели перманентно выражают недовольство происходящим, разыгрываются какие-то скандалы в Сети. Кто-то не попал в шорт-лист, к кому-то не так отнеслись, кто-то подозревает какой-то заговор – недовольство выражают всегда, так бывает в случае любой премии, это обычное дело. Но, как бы то ни было, это тоже по-своему усиливает резонанс, привлекает внимание, в том числе и позитивное. Если бы этих эксцессов не было, можно было бы сказать, что премия не работает.
ВЗГЛЯД: В чем смысл сетевого читательского голосования за книги шорт-листа, по итогам которого определяются альтернативные лауреаты?
М. Б.: Думаю, это делается для того, чтобы лишний раз продемонстрировать открытость премии и дать еще больше оснований для этой открытости. А также чтобы продемонстрировать интерес к мнению публики, ведь интерес этот у нас действительно есть. Ну и, наконец, для того чтобы сделать эту особую сетевую номинацию, которая не поддерживается деньгами, но с определенным почетом все же связывается. На почве сетевого голосования происходят иногда удивительные вещи. В прошлом году, например, первое место по числу голосов занял Андрей Балдин с замечательной, но сложной и совершенно не массовой книгой «Протяжение точки», метафизическим исследованием о Карамзине и Пушкине (Балдин, кстати, есть и среди финалистов нынешнего сезона). Как это получилось – великая загадка. Зная Балдина, могу сказать с уверенностью, что устроить такой флешмоб он категорически не способен.
ВЗГЛЯД: Голосуют активно?
М. Б.: Вполне.
ВЗГЛЯД: Результаты голосования по книгам текущего сезона, насколько я знаю, еще не объявлялись...
М. Б.: Их стараются объявлять попозже, чтобы не возникало опосредованного читательского давления на Литературную академию. Пока результаты неизвестны.
ВЗГЛЯД: Как вы думаете, влияют ли на шансы финалистов какие-то текущие громкие истории, в которых фигурируют их имена? Например, недавно финалист нынешнего сезона Герман Садулаев дал интервью о ситуации в Чечне и сподобился резкой отповеди Рамзана Кадырова.
М. Б.: Да, я эту историю знаю.
ВЗГЛЯД: Может ли это в ту или иную сторону повлиять на премиальные перспективы писателя?
М. Б.: Думаю, что никак не повлияет.
ВЗГЛЯД: Интересно ли вам работать в «Большой книге»? Испытываете ли вы возбуждение в преддверии отчитки новых присланных текстов, или эта работа уже отчасти рутинная?
М. Б.: Нет, возбуждение, несомненно, присутствует. Есть в этой работе какой-то азарт, есть определенный кураж. И потом, некоторые книги, что бы мы про них ни говорили, все-таки радуют. А кроме того, они ведь наши, отечественные. Многие бойкие западные сочинения для нас немножко чужие, а то, чем занимается «Большая книга», все-таки всем нам ближе.