Интересно, что Иличевского не называют «молодым писателем», хотя он моложе, например, позапрошлогоднего лауреата «Букера» Дениса Гуцко, которого до сих пор аттестуют как «молодого писателя». Иличевский пришел в литературу уже сложившимся автором, как будто миновав этап ученичества. Мастер, который никогда не был подмастерьем.
Влияние премий
Иличевский – писатель с романным мышлением. Даже его рассказы представляются мне конспектами не написанных романов
В современной русской литературе немало писателей, в совершенстве владеющих пером, увенчанных лаврами литературных премий. В шорт-листе нынешнего «Букера» у Иличевского были весьма серьезные конкуренты: Юрий Малецкий, Людмила Улицкая, Андрей Дмитриев. Но и на этом фоне Иличевский для меня сразу же стал фаворитом.
Иличевский – писатель с романным мышлением. Даже его рассказы представляются мне конспектами не написанных пока романов.
Впрочем, его «Матисс» был поначалу встречен критикой прохладно. Все отмечали мастерство Иличевского, но, видимо, не вчитавшись в текст, заявляли, что роман-де рассказывает о математике, который подружился с парочкой бомжей и сам стал бомжем. Сюжет трактовался критиками как странный каприз талантливого, но «непонятного» автора.
На самом деле роман этот совсем о другом. История математика Королева, бомжа Вади и слабоумной Нади – лишь часть грандиозного полотна.
«Матисс», наверное, единственный в современной русской литературе роман, в котором предпринята попытка создать обобщенную картину современной России. Задача, достойная настоящего романиста. Мы ведь уже и забыли, что писатель может ставить перед собой столь грандиозные творческие задачи.
В эту картину Иличевский вписал портрет собственного поколения (поколения тридцатипятилетних). Судьба Нади, Вади и Королева здесь часть от целого.
Человек в пейзаже
«Ландшафт важнее, таинственней государства», – пишет Иличевский в одном из своих новых рассказов.
Для современного русского писателя таким ландшафтом уже много лет остается город. Но город – пространство замкнутое, его житель с трудом припоминает что, собственно, такое линия горизонта или Млечный Путь.
Этот ландшафт способствует и некоторой замкнутости мышления. В 90-е годы русский писатель, освободившись от бремени социальных забот, «ушел в себя». Вглядывание «в смутные эмоциональные состояния» заменило сюжет. Писатель даже не пытается вырваться из тесного и сугубо городского мирка, который и составляет его обычную среду обитания.
Действие романа, повести или рассказа могло происходить в Москве, в Лондоне и даже в Таиланде, но всюду писатель не выходил за пределы своей среды. Писатель водил читателя по своему тесному мирку до тех пор, пока у того не развилась клаустрофобия.
Иличевский вывел литературу из «города», вернув ощущение большого пространства. Новое ощущение пространства столь непривычно и нехарактерно для современной русской литературы, что его обладатель сразу же выделился на общем фоне.
Ландшафт Иличевского – это степь, бескрайний простор, о котором давно позабыли городские жители. Иличевский вырос на Каспии, наверное, отсюда любовь к открытым пространствам, которые можно окинуть взглядом, стоит только найти удобную точку для обзора.
Место действия дает автору возможность совершенно иначе посмотреть на окружающих, на страну, на историю. В городе нам видны только спины и лица других людей. На открытом пространстве писатель может увидеть панораму современной России. Он замечает, что мир социальный на самом деле – всего лишь часть мира природы. Все человеческие страсти, все «копошение жизни» на самом деле – лишь элемент на грандиозной картине бытия.
Уникальный «зрительный аппарат» помогает Иличевскому создать эту картину. Подобно хищной птице, он может подолгу зависать над ландшафтом, фиксируя то всю картину целиком, то вдруг сосредоточивая внимание на отдельном объекте: судьбе героя, эпизоде его биографии. Он меняет степень приближения, переходя от общего к частному. Частное здесь лишь элемент общего, судьбы людей подчинены безжалостной логике природы.
Иличевский смотрит на современную Россию как будто с вершины высокой горы или даже с птичьего полета, но эти особенности писательского зрения не ведут ни к бесстрастности, ни к аморализму. От обзора автор переходит к социальному анализу.
Наблюдатель становится гражданином:
«В его представлении вся страна куда-то ехала и разбредалась, брела – и только Москва пухла недвижимостью, чем-то могучим и враждебно потусторонним Природе <…>
Постоянно множились бродячие толпы пропавших без вести, ставших невидимками, – страна стремительно нисходила в незримое от ничтожности состояние. Безлюдность воцарялась повсюду. Брошенные деревни затягивались тоской запустения. Пустошь наступала, разъедая плоть населения».
А теперь признаюсь честно: с тех пор, как я прочел роман Иличевского в февральском и мартовском номерах «Нового мира», я мечтал о том, чтобы «Матиссу» дали премию за лучший роман. На протяжении этого года в русской литературе появилось немало интересных произведений. Были и хорошие романы: «Посторонний» Анатолия Азольского, «Конец иглы» Юрия Малецкого, «Испуг» Владимира Маканина.
Но ни один из них, на мой взгляд (взгляд, разумеется, субъективный и пристрастный), не превзошел роман Иличевского ни в художественной убедительности, ни в глубине философского (и даже научного) осмысления окружающей действительности, современного состояния России.
«Матисс» – лучший роман года.