В театре драматическом таких случаев довольно много; в опере и балете же – единицы. Слишком уж специфичное это дело. Но кто не рискует – тот не выигрывает.
В Большом театре, несмотря на солидный статус, не чураются экспериментов. Скажем, несколько лет назад здесь доверили драматическому режиссеру Деклану Доннеллану балетную постановку.
И спектакль «Ромео и Джульетта» оказался хотя и спорным, но любопытным по решению. А в нынешнем сезоне в Большом появился дебютант-постановщик по части оперы: знаменитый кинорежиссер-интеллектуал Александр Сокуров.
Хорошо забытый клавир
Поклонники киноманеры Сокурова найдут в зрелище немало привлекательного; однако и «простой зритель» получит свою долю впечатлений
«Борис Годунов» для Большого – название не чужое. Долгие годы здесь шел старинный спектакль Леонида Баратова и Федора Федоровского. Новой постановкой театр словно бы совершил ритуал прощания и вышел на новый уровень осмысления известного сюжета.
В первую очередь нынешний «Годунов» интересен с музыкальной точки зрения. Александр Ведерников выбрал вторую авторскую редакцию оперы (всего их существует семь), до этого никогда со сцены не звучавшую – мелодичную, камерную, с множеством как драматургических, так и музыкальных нюансов. Здесь значительно расширена «польская» часть, но нет «народного» финала «под Кромами» (его композитор придумал позже) – опера заканчивается смертью Бориса.
В предыдущем спектакле Большого была использована оркестровка Римского-Корсакова, нарядная, пышная, эффектная и куда более популярная у театров.
Поэтому новый «Годунов» является и неким познавательным актом для публики. Ведерников ведет оркестр ровно, аккуратно, и звучание порой оказывается излишне лаконичным, лишенным эмоций, хотя и очень точным. Такой подход вполне сообразуется с режиссерским решением.
Александр Сокуров и его соавторы, художники Юрий Купер и Павел Каплевич, а также художник по свету Дамир Исмагилов сделали очень красивый спектакль.
Полутона и тени, трехмерные проекции и сдержанный блеск драгоценностей, пугающая глубина окружающей темноты, населенной людьми-призраками. Поклонники киноманеры Сокурова найдут в зрелище немало привлекательного; однако и «простой зритель» получит свою долю впечатлений.
Сокуровский «Годунов» нетороплив, сосредоточен, мрачен – и довольно прост и прозрачен по сути. До мозга костей традиционен – однако нисколько не скучен.
Режиссер не стал переусложнять заданный материал и постарался отнестись к нему с почтением. Есть в «Годунове» и закономерные для дебютной работы нестыковки; происходят они из-за того, что режиссер не всегда точно чувствует музыку, и визуальный ряд может не увязываться со звучанием конкретной сцены. Но сильно придираться почему-то не хочется.
Картины сменяют одна другую, как в кино, плавно перетекая друг в друга. Вот в полумраке видна волнующаяся толпа: народ пришел просить Бориса на царство.
И вдруг из темноты проступают очертания кремлевского крыльца, а с чернью смешиваются нарядные бояре. А старец Пимен начинает арию о «последнем сказанье» не в келье, а на площади – давая понять, что сказанье это свершается в данную минуту.
Вот Борис общается со своим семейством – печальной Ксенией и трогательным Феодором, он задумчив и расслаблен – и в следующей же сцене, разговоре с Шуйским, превращается в жесткого, собранного правителя.
А вот роскошный бал в доме польского воеводы – и кажется, что «сцена у фонтана» происходит на глазах у гостей, проявляющих немалый интерес к происходящему.
Тяжесть шапки Мономаха
Кинорежиссер Александр Сокуров (фото: ИТАР-ТАСС) |
Простоватый, темпераментный Григорий Отрепьев (Роман Муравицкий) облачается в чужую личину, отмахиваясь от внутреннего дискомфорта. Строгая, холодноватая Марина Мнишек (Марианна Тарасова) хочет поддаться чувствам, но заставляет себя думать о власти и положении. Да что говорить: сам Борис оказывается в тенетах собственной судьбы сильнее, чем кто-либо другой.
Молодой бас Михаил Казаков успел спеть заглавную партию еще в прежней версии «Годунова». Однако куда интереснее, разумеется, работать в новом спектакле, где образ выстраивается совсем иначе.
И Борис Казакова заслуженно стал смысловым центром истории. По-человечески интересно наблюдать за его душевными трансформациями, за реакциями на испытания – певец отлично отыгрывает их и за счет актерских способностей, и путем голосовых переходов.
Поначалу кажется, что Борис – «чувствительный» царь, сомневающийся. Но вскоре становится очевидно: наипервейшая вещь для него – долг. И все, что делается им, делается ради долга.
Неспроста даже в семейных сценах он не расстается с парадным облачением царя. Умный, в чем-то жестокий человек (сразу вспоминается известная характеристика «татарин, зять Малюты»), Борис ставит перед собой цель: держать страну в порядке.
Власть как таковая его не так сильно интересует. И потому так страшен его финальный слом: не расплата за грех пугает Бориса, а тщетность усилий. Столько стараний приложено, а результат плачевен.
В последней сцене умирающий Борис насильно удерживает на троне перепуганного царевича Федора – и в этом жесте видно истерическое отчаяние человека, не сумевшего оправдать доверие людей и пытающегося хотя бы за счет сына улучшить ситуацию.
Наверное, Большой театр не ставил перед собой задачу выпустить политический спектакль. Однако «Борис Годунов» получился именно таким. Потому что вопросы, задаваемые спектаклем, стоят сегодня перед многими.
И главный из них: можно ли решать глобальные задачи – править государством, распоряжаться серьезными финансовыми и человеческими силами, оставаясь при этом человеком? Как далеко можно зайти в достижении цели? Имеет ли право на эмоциональные проявления «власть имущий»?
Сегодняшний Борис сделал такую попытку.
Заплатил жизнью – но сумел сохранить достоинство.
Не самый плохой пример.