В эту многоголосицу отлично вписывается и последний проведенный домом Christie`s аукцион. 296 лотов в стиле ар-деко – нарочитая роскошь канувшей в Лету эпохи. Как в свое время писал классик: «…грубый вкус включает в себя новое и неожиданное, разномастное, неосвоенное, причудливое, яростное и дикое. Он создает гротескные образы, он любит резкие переходы, пышные формы, яркие контрасты, кричащие огни, патетические мелодии. Прекрасным в эту эпоху он признает все то, что будоражит его, что дает ему материал». Материалом служила сама жизнь и все, что попадалось под руку, – стекло, бетон, железо, эмоция.
Конец прекрасной эпохи
Рене Лалик, оставшийся в нашей памяти как бренд хрустальных бабочек и стрекоз |
Ар-деко, лебединая песня модерна, прихотливой травой прорастающего сквозь все сферы жизни начала XX века, воплощает недостижимую красоту и одновременную пресыщенность ею.
Волнующие линии, повторяющие изгибы волны или змеиных колец, фантастические и прекрасные существа, будь то драконы или павлины, распущенные волосы и общая распущенность, блеск куртизанок, еще не знающих нищеты. Вот что такое ар-деко – последний «шикарный стиль», сознательно ориентированный на эклектику и экзотику.
Потом – потоп, оставивший после себя минимализм и функционализм поствоенной эпохи. Субъективность критики складывается из неспособности зрителя принять точку зрения художника и, как следствие, две полярные точки зрения – от полного неприятия до полного же восхищения.
Кто-то назовет ар-деко перегруженным и лишенным вкуса, кичовым «искусством для богатых», кто-то, наоборот, выделит многообразие форм, мозаику заимствований. Соня Ганн, директор отделения декоративных искусств XX века в аукционном доме Christie`s, считает, что именно переход к искусству XXI века во многом определил возрождения интереса к ар-деко и его историческому и мифологическому пространству. А это самое пространство, как писал поэт, нынче «торчит прейскурантом».
По направлению к роскоши
Нынешний аукцион декоративного искусства XX века оказался рекордным. И не только по общей сумме продаж – все-таки мало кому удается собрать 50 миллионов евро против заявленных 15 (напомним: русские торги собрали 27 миллионов), – но и по своим объемам. Из 296 лотов было продано 256, при этом 13 лотов – за сумму, превышающую миллион евро.
Таков итог прекрасной эпохи в цифрах. Интересно, что большинство покупателей предпочли не называть себя. Видимо, стыдно признаться, что в эпоху хай-тек у кого-то стоит абсолютно нефункциональное кресло от Рато – резные рыбины, сетка из рыб, словно бы плывущих во временном океане, покрытых благородной зеленой патиной, – в свое время созданное специально для миллионеров Блюменталей (лот 52; продан за 1580 тыс. евро при эстимейте 700–900 тысяч).
Круглый столик на ножке, черный мрамор и темная, мрачная бронза, цветочный узор – все тот же Рато (лот 47, продан за 3036 тыс. евро при эстимейте 400–600 тысяч); его же пара жардиньерок с узором из вечных маргариток, позолоченная бронза, побившие все рекорды, – более 4 млн. евро (эстимейт 700–900 тысяч), целое состояние.
В целом работы Рато собрали более 17 млн. евро, семь самых дорогих лотов торгов. И это неудивительно, учитывая, что коллекционеры не спешат продавать их с молотка. Великий декоратор в свое время тесно сотрудничал с Жанной Ланвен – главой Дома мод; многие его изделия были созданы именно для нее, для ее особняка. Он же потом создаст и флакон в форме черного шара для ее знаменитых духов Arpege («Арпеджио»).
С той же Жанной Ланвен сотрудничал и Поль Ириб, другой известный художник эпохи. На аукционе 8 июня его маленький комод из эбенового дерева и акульей кожи (лот 104) был продан за 460 тыс. евро (эстимейт 400–600 тыс. евро), впрочем, не лучшая для него цена. Не поставил рекорда и «Оазис» Брандта (лот 80).
По предварительным оценкам самый дорогой (1300–1700 тыс. евро) лот коллекции – двусторонняя ширма из кованого металла – символизирует собой сам стиль ар-нуво с ее вычурной техникой, растительным дизайном и изумительной филигранной работой мастера. Кажется, металл в руках Брандта становится живым и гибким, как виноградная лоза. Ни одной лишней или грубой линии, изящная, элегантная плеть железного кружева, игра изгибов и прямых, сходная с той, которую Виктор Орта воплотил в своем «ударе бича».
При этом в ней четко прослеживаются влияния китайской культуры (китайских тканей и их узоров), а форма листьев напоминает о колониальной Африке и ее культуре. Кстати, именно это его произведение вдохновило многих других художников в области моды (упаковка знаменитых духов «L’Heure Bleue» от Guerlain), театра (декорации шоу Фоли-Бержер в 1926 г.) и др.
Сама история этой уникальной ширмы окружена тайной. Она пропала из виду с 1927 по 1986 год и чудом возникла снова лишь на торгах Christie`s в 2000 году. В этот же раз она была продана за 1900 тыс. евро – немногим больше верхнего эстимейта.
Сам же Брандт видел в своем творении прежде всего торжество нового времени: «Мы живем в век железа. Современная металлургия дает нам новые мощные инструменты, позволяющие создать произведения искусства значительного художественного значения». Кстати, это тот же Брандт, что основал одноименную компанию, ныне занимающуюся производством холодильников. Что ж, функционализм торжествует над искусством.
Из других окруженных славой имен следует отметить работы Жака-Эмиля Рульмана (лот 160, шкафчик, продан за 1580 тыс. евро при эстимейте 400–600 тысяч), Рембрандта Бугатти - брата известного конструктора автомобилей, чьей популярностью возмущался Сорокин в «Голубом сале» (лот 293, бронзовый индийский слон, проданный за 908 тыс. евро при эстимейте 350–400 тыс.).
А еще великолепные лакированные панели с кошками от Жана Дюнана (принадлежали когда-то известной модельерше Мадлен Вионне), его же ширма с диковинными животными и многое, многое другое. Что ж, красиво жить не запретишь, как известно.
Безумные и бесстрашные
Полотно «Воспоминания» Марка Шагала |
Ван Донген написал «Лейлу» около 1908 года, в расцвете фовизма, когда, по словам Аполлинера, его работы «дышали опиумом, амброй и эротикой». Другими словами, этот плодотворный период в жизни художника характеризовался чувственными образами (будь то неизвестные цыганки или любимые натурщицы Анита, Фатима или Лили из Фоли-Бержер). Холодное, яростное безумие в каждом мазке, словно бы из синего, пронизанного светом сумрака, выходит зелено-лунная женщина, и главное – прикрыть лицо. Какое равнодушие к наготе и общественным предрассудкам!
Рядом с подобным презрением к пуританской морали картина «Воспоминания» Марка Шагала выглядит стыдливой и детски-наивной. Особенное сказочное пространство картины (красная корова, непропорциональные, но вместе с тем тесно слитые влюбленные, тонущие в сказочной, умиротворенной синеве, играющий на скрипке мальчик – современный близнец гаммельнского крысолова?), пестрые, но вместе с тем удивительно гармоничные краски – непременные атрибуты мифотворчества Шагала – переходят у него с картины на картину, что явственно показала прошлогодняя выставка в Третьяковке.
В лекции, которую художник читал в Чикаго в феврале 1958 года, он сравнил цветовое пятно в картине с нотой в музыкальном произведении, называя их «пульсом произведения искусства», тем пульсом, который отзывается в душе единым в поэзии, музыке, живописи.
«Циклопы» Пикабии (лот 17) наследуют старинным мастерам – Рубенсу, Тициану, Дюреру – в своем композиционном решении (изображение пары). Вместе с тем резко дисгармонирующие краски, земляные, жизненные (охра–зеленый–коричневый), деформированные тела, бравирующие анатомической простотой своих фигур (сравните хотя бы с роскошными восточными формами «Лейлы»), свидетельствуют о том, что миру явлено новое искусство, во многом занимающее сатирическую позицию в отношении академического стиля.
«Женщина с мандолиной» Тамары де Лемпински (лот 27) решает ту же поколенческую проблему схожими методами: грубые черты лица женщины в голубом, держащей мандолину, пародируют изображения ангелов, столь характерные для классической живописи.
На аукционе также представлены скульптуры Сальвадора Дали, Макса Эрнста, Осипа Цадкина и других. Среди современных работ хочется отметить небезызвестных читателю округлых музыкантов Ботеро, Ники де Сен-Фаль с ее пестрым гипсом и вполне себе постмодернистские скульптуры Сезара.