Нечасто удается встретить более неподходящее название, чем в данном случае. О каком вдохе или выдохе может идти речь? Поменяйте фон на инопланетный антураж – и фильм можно репозиционировать в духе классического «умеют ли роботы любить?».
Признания ненастоящего человека
Седан с трудом идентифицируемого цвета на полной скорости влетает в небольшое заболоченное озеро… |
Седан с трудом идентифицируемого цвета на полной скорости влетает в небольшое заболоченное озеро… Мужчина лежит на кушетке и исповедуется страхолюдному психоаналитику… Мужчина деловито исследует сайт, предлагающий услуги девушек по вызову… Красивая очень коротко стриженная женщина выходит из дома…
Нет, так мы далеко не уедем. То есть, наоборот, уедем далеко и не туда. Рассказать сюжет этого фильма можно или очень пространно (я попробовал – это точно не наш метод), или очень коротко. Коротко будет примерно так: муж и жена вспоминают о том, что предшествовало их разрыву, пытаясь понять, могут ли они вновь склеить наломанные и уже брошенные в печку дрова.
Вообще хотелось бы посмотреть на сценарную заявку этого фильма. Ибо любая заявка должна быть емкой, а тут лаконичный вариант мало что дает понять. И это отнюдь не здорово.
Впрочем, бог с ним, с сюжетом, дело все равно не в нем. «Вдох-выдох» – кино разговорное, герои его по большей части говорят. Именно «говорят», а не «разговаривают». Ведь разговор предполагает, что один человек говорит, а другой слушает. Но Дыховичному, видимо, показалось, что его зритель слишком примитивен, чтобы почувствовать степень отчуждения бывших супругов. Поэтому они у него подчеркнуто друг друга не слушают. Один вспоминает, а другой милостиво присутствует.
Темы подаются максимально общо. То, что у Гришковца вызывает умиление, симпатию и единение с героем, тут порождает обратные чувства. Сон про то, что ты оказываешься совершенно голым на улице (в школе, на работе, далее по всем пунктам), снился почти всем, и это настолько банально и неинтересно, что обсуждать бессмысленно. Но надо видеть, с каким первооткрывательским энтузиазмом выдается на-гора этот кусок!
Наблюдение за наблюдающим
Даже как-то неудобно смотреть на лесбийские игрища Екатерины Волковой (той самой стриженой женщины) и Ольги Дыховичной (да, вы правильно догадались, жены режиссера), скачущих на кровати в каких-то кружевных чулочках |
Не хочется ударяться в банальности и лишний раз поминать Станиславского с его «Не верю!», но для душевного стриптиза в актерах не хватает страсти. Они отбарабанивают текст, как пионеры на утреннике. Надо быть потрясающе сентиментальным и очень хотеть этого, чтобы расчувствоваться и сострадать героям. Даже Терминатор, приговоривший себя к смерти в расплавленном металле, вызывал больше жалости. Но вину стоит поделить пополам.
Со времен «Прогулки» российское кино не видело таких выспренних и надуманных монологов (бесспорный апофеоз – сцена, заканчивающаяся фразой «Уе*ывай из моей жизни»). Возможно, конечно, это была такая авторская «фишка», – чтобы современные герои говорили, словно слетевшие с катушек герои Чехова, – но это не прочитывается и на пользу фильму не идет.
К тому же герои говорят совершенно одинаково, что тоже раздражает. Но это ладно. В конце концов, с мужем и женой, прожившими вместе восемь лет, и не такое бывает. От душевного стриптиза обратимся к стриптизу телесному. Я так и не определился, что в этой картине страшнее. Дыховичный наполнил фильм какой-то дешевой эротикой, неуместной, плохо снятой и ужасно пошлой. Что это за стыдливые (если не сказать ханжеские) планы, снятые сквозь бутылки? Что это за мелькания в духе Тайлера Дердена? Что это за тинтобрасовщина?
В какой-то момент «Вдох-выдох» действительно начинает напоминать ленты пламенного любителя женских поп. Эти вставочки – и в особенности сцена в лифте – явственно отдают сублимацией несбывшихся эротических фантазий режиссера. Даже как-то неудобно смотреть на лесбийские игрища Екатерины Волковой (той самой стриженой женщины) и Ольги Дыховичной (да, вы правильно догадались, жены режиссера), скачущих на кровати в каких-то кружевных чулочках. Словно подглядываешь за подглядывающим в замочную скважину режиссером, который нанял двух девушек, чтобы они изобразили лесби. Именно изобразили – не верится не только в их любовь, но даже желание.
Того ли ты ждал?
Перед пресс-показом Дыховичный стоял у входа и просил администрацию кинотеатра не пускать журналистов, опоздавших более чем на пять минут. Мол, они ничего не поймут. Забота трогательная, но оскорбительная. Ибо новым словом «Вдох-выдох» может назвать только какой-нибудь прекрасный дилетант, решивший стать кинокритиком на пути в гастроном. Перечислять картины, в которых были сходные мотивы – от нюансов до почти полного соответствия, – занятие неблагодарное. Во-первых, их слишком много. Во-вторых, все сравнения будут лестными для предмета обсуждения. Понять же во «Вдохе-выдохе» можно все, опоздав даже на час. Было бы что понимать.
Кино называют великой иллюзией. В абсолюте оба слова полностью оправданны. «Великая» – потому что это очень трудно – выдержать баланс между реалистичностью и чисто киношными приемами, не имеющими к жизни никакого отношения (легкая театральность подачи, музыка за кадром, постоянная смена ракурса и т. п.). «Иллюзия» – потому что, как бы ни чтили кино его фанаты, настоящей жизни в нем нет и быть не может.
Дыховичный создал какого-то мутанта. Его фильм – это иллюзия жизни, возведенная в квадрат. В и без того условном кинопространстве обитают буратино, которых режиссер пытается сделать людьми, но у него не очень выходит.
Такие вот «настоящие крабовые палочки из рыбной муки».