Ровно 100 лет назад, 3 апреля 1917 года, газета The New York Times вышла с сенсационным заголовком: «Президент призвал к объявлению войны». После долгих политических маневров Белый дом все-таки решился на вступление в Первую мировую на стороне держав Антанты.
Сейчас о дате начала нашего братства по оружию с Америкой вспоминают нечасто
28-й президент США Вудро Вильсон ни разу с 1914 года не давал прямого обещания ни при каких обстоятельствах не вмешиваться в военные действия в Европе, но вплоть до начала 1917-го воспринимался как политик, не горящий желанием отправить американских солдат за океан.
В 1916 году лозунгом его кампании по переизбранию на второй срок была фраза: «Он уберег нас от войны». И хотя прямо на конференции Республиканской партии, подтвердившей его выдвижение в качестве кандидата, он предупредил Германию о недопустимости атаки на американские торговые суда и пригрозил ответными действиями, никто не воспринял их как курс на военное противостояние.
К тому времени США разорвали торговые отношения с Четверным союзом, но поддерживали с Германией, Австро-Венгрией, Османской империей и Болгарским царством дипломатические отношения.
Война казалась делом почти невозможным. Пресса каждый день рассказывала американцам об ужасах европейской бойни – о миллионах погибших и искалеченных, о страшных артиллерийских обстрелах и применении отравляющих газов.
Американское фермерство и добрая половина городского среднего класса США были настроены изоляционистски. Большинство религиозных организаций также были настроены против военных действий.
Сторонники активной помощи странам Антанты – так называемые атлантисты – были довольно активны, но малочисленны. Крупным банкам и промышленным магнатам теоретически могла быть выгодна война, но поскольку все Соединенные Штаты – в немалой степени благодаря прессе, как левой, так и правой – подозревали их в этом, они практически ничего не делали для лоббирования помощи союзникам за океаном.
Сто лет назад, пусть и ненадолго, Россия и США впервые стали военными союзниками (photo:James Montgomery Flagg)
|
Не стоит также забывать о влиятельной и весьма многочисленной немецко-американской общине, которая, осуждая правительство Германии, тем не менее, очень не хотела воевать со страной, где у многих все еще оставались родственники.
Понимая все это, президент Вильсон выставлял себя поборником мира.
Вооруженные силы США были тогда малочисленны и плохо оснащены. Они содержались по штату мирного времени. Под ружьем находилось около 200 тыс. человек, из которых 120 тыс. служили в национальных гвардиях штатов, а не под федеральным командованием. Для сравнения: в германских армии и флоте в 1915 году числилось более 4 млн человек.
Граждане Соединенных Штатов еще со времен гражданской войны относились к увеличению численности федеральных войск с большим опасением. Национальные гвардии были совершенно не подготовлены к ведению современной войны. Они хранили лояльность губернаторам и местным властям, с недоверием поглядывая на центральное командование в Вашингтоне.
Флот пользовался бóльшим доверием – он виделся как защитник внешних рубежей Америки, – однако его боевой опыт ограничивался тогда сдерживанием Мексики, у которой еще совсем недавно американцы отхватили изрядный кусок территории, и обеспечением доминирования США в Карибском бассейне. В составе флота были весьма современные корабли, но они были практически беззащитны перед подводными лодками, которые стали широко применяться в Атлантике воюющими сторонами.
Армейские командиры понятия не имели о тактике окопной войны, о применении отравляющих газов, о фронтовой фортификации, танках и артподготовке. Несмотря на то, что коммерческая авиация в Соединенных Штатах развивалась чуть ли не быстрее, чем во всем остальном мире, боевых и, тем более, палубных самолетов на вооружении у США не было. В армии использовались только самолеты вспомогательных служб.
В 1915 году немецкая субмарина потопила британский пассажирский лайнер «Лузитания». В этой катастрофе погибло 1200 человек, значительную часть которых составляли граждане США. Общественное мнение поменялось. Люди отнюдь не жаждали отмщения, но требовали от властей продемонстрировать готовность защитить их.
Тогда возникло мощное Движение Подготовки. Оно началось как сугубо общественная инициатива, однако очень быстро получило государственную поддержку. У истоков движения стояли видные политические и военные деятели – экс-президент Теодор Рузвельт, генерал Леонард Вуд, а также бывшие министры войны (так назывались тогда главы военного ведомства) Элайху Рут и Генри Стимсон.
Поначалу Движение Подготовки было воспринято Вудро Вильсоном как политическая опасность, ведь его возглавляли республиканцы, многие из которых собирались побороться за президентское кресло. Однако уже к концу 1915 года была принята программа строительства флота, а также выделены государственные фонды на целый ряд программ, предложенных Рузвельтом, Вудом, Рутом и Стимсоном.
Не все восприняли «Подготовку» на ура. Движение подвергалось резкой критике, особенно в связи с государственным участием. Большинство американцев были против милитаризации экономики и увеличения армии. Почти полгода шли дебаты в Конгрессе о размере вооруженных сил и военных закупках.
Компромисс был достигнут в мае 1916 года. Было решено увеличить армию до 210 тыс. штыков, а национальных гвардий – до 400 тыс. Конгресс также выделил около 30 млн долларов на военное строительство и разрешил администрации Вильсона построить полностью государственные фабрики по производству пороха и броневых листов.
Но все это рассматривалось как меры по обеспечению обороноспособности США, а не как подготовка к высадке в Европе.
Вудро Вильсон все еще считал, что войну можно остановить дипломатическими усилиями. Его предложение об учреждении Лиги Наций было частью таких усилий – президент полагал, что она поспособствует заключению мира. Ирония истории состоит в том, что Сенат США не ратифицировал договор о Лиге и Америка так и не стала ее членом.
Демократическая партия все еще была антивоенной, но уже отнюдь не изоляционистской. Недаром многие нынешние либеральные интервенционисты, от Билла Клинтона и его супруги до Джо Байдена и экс-посла в ООН Саманты Пауэр, любят называть свою политическую линию «вильсоновским интернационализмом».
В годы войны президент Вильсон сформулировал свои знаменитые «Четырнадцать принципов» мирного послевоенного устройства. В них, в частности, говорится о национально-освободительных движениях не только в Азии и Африке, но и в Европе, а также о распространении ценностей свободы и демократии по всему миру.
Кроме того, по мнению большинства авторитетных историков, именно в президентство Вудро Вильсона окончательно оформилось «великое сближение» между Соединенными Штатами и Великобританией. После Первой мировой отношения двух держав стали называть «особыми». Собственно говоря, так и родилось евроатлантическое единство.
Любопытно, что до Вильсона «особыми» по старой доброй памяти называли отношения между США и Российской империей.
Известный американский историк Уэбстер Тарпли напомнил об этом американцам в своем эссе 2011 года, чье название говорит само за себя: «Гражданская война в США. Российско-американский альянс, который спас Союз». Союзом, напомню, Соединенные Штаты называются со времен образования, а во время гражданской войны 1861-1865 гг. так именовал себя Север.
Несмотря на то, что Россия придерживалась тогда нейтралитета (он был назван в Санкт-Петербурге «вооруженным нейтралитетом»), она во всем поддерживала северян. Особенно важным оказался дипломатический фронт. По мнению Тарпли и многих других исследователей, активная проамериканская позиция императора Александра II позволила избежать англо-французской интервенции в США на стороне Юга.
Уже много позже, когда «великое сближение» состоялось и стало частью внешнеполитической доктрины Соединенных Штатов, опасность этой интервенции и «особые отношения» с Санкт-Петербургом стали «забывать».
Бытует мнение, что Вильсон решился на объявление войны сначала Германии, а затем и Австро-Венгрии после того, как в России произошла февральская революция, поскольку он не хотел быть союзником страны, формой правления в которой была абсолютная монархия.
Звучит это мнение не очень убедительно – президент не мог не помнить, чем Союз обязан Романовым. Что известно доподлинно, так это то, что Вильсон очень обрадовался тому, что Временное правительство подтвердило свои союзнические обязательства.
К войне Америку подтолкнули два события.
Во-первых, Германия объявила о начале тотальной подводной войны. Теперь все суда, гражданские и военные, направляющиеся в порты Британии и Франции, а также следующие из них, стали мишенями для немецких субмарин.
Во-вторых, британцы перехватили, расшифровали и передали в Вашингтон так называемую телеграмму Циммермана, отправленную министром иностранных дел Германии Артуром Циммерманом в адрес правительства Мексики. В ней говорилось, что Германия готова оказать южному соседу США финансовую и военно-техническую помощь в войне с Америкой за территорию штатов Техас, Аризона и Нью-Мексико.
После того как немецкие подводники потопили несколько американских транспортных кораблей, а правительство Германии признало подлинность перехваченной британцами телеграммы, у президента уже не было другого выхода, кроме как обратиться в Конгресс за объявлением войны.
Через четыре дня американские законодатели подавляющим большинством голосов приняли декларацию о войне с Германией. Так 100 лет назад, пусть и ненадолго, Россия и США впервые стали военными союзниками.
Американские экспедиционные войска приступили к активным боевым действиям спустя несколько месяцев, а приняли участие в серьезных сражениях почти через год. Однако военные грузы пошли через Атлантику и Тихий океан практически сразу.
Военная машина России, которую тогда уже всерьез подкосили политкомиссары, солдатские комитеты и непрекращающиеся политические дрязги в столице, даже не смогла эти грузы полностью переварить. В Архангельске, Мурманске и Владивостоке все склады были забиты оружием, боеприпасами и продовольствием, прибывшими из США.
Одной из причин, по которым американские войска высадились на северо-западе и Дальнем Востоке России после октябрьского переворота и заключения брестского мира в 1918-м, было недопущение захвата этих складов немцами и японцами.
Антибольшевистская риторика Вильсона (а новую власть в России он действительно не любил) была скорее политическим пиаром – никакого желания сражаться с «красными» у президента не было. Помощь «белым» вооружениями была также весьма незначительной.
Еще одной причиной интервенции была попытка помочь эвакуироваться чехословацкому корпусу, выразившему желание сражаться в Европе на стороне Антанты. Но и она провалилась – именно из-за того, что такая помощь привела бы к прямым столкновениям Красной армии и американских войск.
Соединенные Штаты потеряли в Первой мировой войне 70 тысяч убитыми. Еще 43 тысячи человек погибли от эпидемии гриппа. По отзывам европейского командования, американцы сражались храбро, но чересчур прямолинейно. Командиры вооруженных сил США пользовались устаревшей тактикой. Зачастую целые подразделения погибали под пулеметным огнем в ходе лобовых атак на вражеские позиции.
Принято говорить, что Соединенные Штаты вступили в войну к шапочному разбору. Однако не стоит забывать, что в 1918 году силы Антанты, особенно учитывая выход России из союза, были сильно истощены. И тогда ежедневное прибытие 10 тыс. солдат и офицеров из-за океана сильно подняло моральный дух союзников. Нельзя также отрицать роль армии США в отражении весеннего наступления Германии, а также в знаменитом «стодневном наступлении» союзников, которое, по сути дела, и поставило точку в войне.Сенат США не ратифицировал Версальский договор, так что Госдепартаменту пришлось заключать отдельные мирные договоры с Германией и ее союзниками, однако президент Вильсон ничуть не сомневался, подписывая документ, который ставил Германию в унизительное положение, что во многом и предопределило приход к власти нацистов и начало новой разрушительной войны.
А ведь Вильсон, обращаясь к Конгрессу, призывал к «войне, которая покончит со всеми войнами»…
Сложно сказать, как могли бы развиваться события, если бы в России не случилось революции и она вместе с США участвовала бы в послевоенном устройстве Европы.
Можно ли было сохранить российско-американскую дружбу на прежнем уровне? Продолжала бы Британия строить козни против России или Вашингтон одернул бы Лондон, встав, как и в годы Крымской войны 1853-1856 гг., на нашу сторону? Позволил бы русский царь заложить в Версале очередную бомбу под европейскую безопасность?
Сейчас о дате начала нашего братства по оружию с Америкой вспоминают нечасто – прежде всего из-за крайней непопулярности той войны, которая не только унесла несметное количество жизней, но и стала одной из причин национальной катастрофы.
Между тем дата весьма примечательная. Хотя и неоднозначная.
Столетие назад США не только впервые стали нашими союзниками. Тогда же они первый раз примерили на себя роль вершителя судеб мира, появился «вильсоновский интернационализм» (он же интервенционизм), а демократия стала фирменным американским экспортным продуктом, равно как и «войны за мир».
Что ж, простых дат в истории очень мало…