Вы заметили, как много развелось вокруг нашей профессии всевозможных образовательных услуг? Сделаем репортером за десять занятий, выработаем собственный стиль за десять шагов, индивидуальные курсы эффективного текста, блестящая карьера с гарантией, талант под ключ.
Новые законы игры на медиарынке убивают производителей качественного контента
В редких случаях курсы попадаются толковые – не помогут стать журналистом, так хоть поспособствуют общему развитию. Но в общем и целом этот расцвет педагогической мысли означает лишь одно – в стране кризис медиаотрасли, тысячи журналистов больших и маленьких сидят без работы, а вот журфаков пока полно, и там производят некоторое количество амбициозной, платежеспособной молодежи.
Я бы тоже открыл какую-нибудь академию репортажа, но мне для этого ума не хватает. Я на первом же занятии признаюсь, что главный секрет нашей профессии заключается в том, что на данном историческом этапе лучше выбрать какую-нибудь другую. У главных редакторов после Нового года руки и так по локоть в крови, работу в этом году, по самым оптимистичным оценкам, потеряют процентов 20 нашего брата.
Особенно туго приходится частной прессе: рекламный рынок и так в депрессии, а тут еще государственные СМИ теснят и демпингуют. Замминистра связи и массовых коммуникаций Алексей Волин недавно порадовал, что до конца 2015-го может закрыться половина российских медиаресурсов. Вот, собственно, и вся Академия репортажа.
Оно бы, наверное, и ничего: ну, подумаешь, станет в стране чуть меньше героических медиашутов и блабламенеджеров. Недостатка в мешках, которые надо ворочать, у нас вроде пока нет. Более того – есть ряд смежных профессий, в которых пока еще востребованы люди, умеющие словом и делом продвигать конкретные продукты и услуги.
Есть, наконец, достойные возможности полной переквалификации – на журналистике свет клином не сошелся. Тем более на такой, где журналист – это и не журналист вовсе, а сам себе мыслящий тростник, которому плевать не только на потребности аудитории, но и на реальность.
Но проблема в том, что этот тростник очень даже живуч – именно он-то в нашей профессии как раз и останется после всех банкротств и сокращений. Вопреки логике рынка, из профессии уйдут не худшие, а лучшие. Те, кто работал не только за деньги, но и за интерес, и теперь не хочет тратить жизнь на имитацию осмысленной деятельности.
Вопреки логике рынка, из профессии уйдут не худшие, а лучшие (фото: Anatoly Maltsev/EPA/ТАСС) |
Те, кто держался в профессии не только на связях тусовки, а на профессиональных способностях, которые могут пригодиться и в других сферах жизни. Наконец, те, кто имеет активную жизненную позицию – ведь даже для того, чтобы уйти из журналистов в грузчики, нужно обладать определенной мудростью и чувством ответственности за собственную жизнь.
Кто останется? В прессе государственной – убежденные конформисты и подавленные пассионарии довлатовского типа. В прессе частной – бойкие и циничные медиаменеджеры, способные генерировать трафик при минимуме затрат.
Результат легко предсказуем – стремительная деградация контента, засилье агитпропа всех мастей, высочайший уровень информационного шума. Поначалу будет казаться, что это проблема чисто эстетическая. Но очень скоро станет ясно, что это проблема политическая.
Вы думаете, откуда взялась эта эпидемия ненависти, которую мы сегодня наблюдаем? Все друг друга проклинают по признаку малейшего различия, едва ли не каждая новость – повод для того, чтобы в очередной раз переругаться.
Оппозиционно настроенные граждане считают главной причиной всеобщего озлобления государственную пропаганду и на этом успокаиваются. Они не хотят замечать, что в деревне Хорошие лица истерик ненависти ничуть не меньше.
Такое ощущение, будто из нашего жизненного пространства постепенно уходит кислород, и все мечутся от нарастающего удушья. Да, собственно, так оно и есть. В стране крепчает информационный парниковый эффект. Буквально.
Настоящие журналисты – это дипломаты общественного согласия, а настоящая журналистика – затянувшиеся мирные переговоры. Любое государство начинается с прекращенной войны. Генералы передают достигнутый мир политикам, те закрепляют его в политическом поле, а дальнейшая ежедневная борьба за общественное согласие переходит в руки журналистов.
Наша профессиональная миссия – усложнять картину мира, без конца рассказывать людям друг о друге, не давать им погрузиться в мифологию ненависти. Единороcсам рассказывать про белоленточников, хипстерам – про Нижний Тагил, чиновникам Минздрава – про рядовых врачей, «псам режима» – про «иностранных агентов», жителям Приморья – про жителей Кавказа.
Любая вспышка ненависти, как правило, происходит на почве недостатка информации, а всеобщее озлобление – это, прежде всего, результат деградации общественных коммуникаций.
А теперь скажите мне, пожалуйста, как же им не деградировать, если в новых экономических реалиях производить трудоемкий и дорогостоящий контент попросту нецелесообразно. Чтобы рассказать жителям Приморья про жителей Кавказа, нужны деньги на командировку, нужна неделя-две рабочего времени репортера.
Зачем? Ведь можно просто купить у известного автора колонку-провокацию за пять-десять тысяч и устроить знатную медиасклоку с тысячами лайков и сотнями тысяч просмотров.
А зачем проверять и перепроверять информацию, прежде чем ее публиковать? Это же невыгодно. Ведь может получиться так, что новость окажется уткой, журналист потратит несколько часов лишь для того, чтобы это установить, а результат – ноль, публиковать нечего.
Гораздо целесообразней дать на ленту заметку в жанре «тень на плетень» и собрать сумасшедший трафик. Потом весь день кормить читателя комментариями «экспертов» в духе «то ли было, то ли нет, то ли дождик, то ли снег». А под вечер дождаться официального опровержения и снова собрать сумасшедший трафик.
Такие информационные бермуды происходят все чаще и приобретают уже клинический характер. Фейк-карусель с исчезновением Путина, которая отняла у нас уйму времени и нервов, растянулась на 11 дней, но то ли еще будет.
При всем обилии и разнообразии медиаресурсов сегодня верить нельзя никому, в стране нет ни одной информационной ленты, которая давала бы исчерпывающую и адекватную картину происходящего – без лишнего шума, троллинга и манипуляций.
И это даже не результат всеобщей политизации журналистского поголовья. Просто честный информационный продукт в интересах читателя стал нежизнеспособен в эпоху борьбы за бродячий трафик, а не за устойчивую аудиторию.
Хорошая новость заключается в том, что будет только хуже, и в какой-то момент не замечать эту проблему станет уже нельзя. Сегодня новые законы игры на медиарынке убивают производителей качественного контента, завтра под нож пойдут производители какого бы то ни было контента вообще.
Уже сейчас информационное поле похоже на мусорную свалку – оно стремительно заполняется героическими криками и визгами, попытками высказаться без попыток разобраться, мнениями псевдоэкспертов, интерпретациями без фактов, откровенной дезой, которая, конечно, будет разоблачена через пару часов, но за это время успеет собрать море просмотров. Работа с реальностью уходит на второй план, а на первый выходит работа с эмоцией.
Как следствие – всеобщее остервенение, радикализация мнений, распад общественного согласия, только на котором и стоит государство. Мы думали, что информационный век принесет с собой всеобщую прозрачность. Мы ошибались. Он отобрал даже те немногочисленные источники ясности, которые у нас были.
И это не смешно. Это опасно. Потому что, когда новостные агрегаторы окончательно убьют производителей реального журналистского продукта, останутся только органы государственной пропаганды, органы антигосударственной пропаганды и блаженные гуру социальных сетей. Некому будет рассказать жителям Приморья о жителях Кавказа.
Негде будет прочитать репортаж о буднях рядовых врачей. Никто не сможет оплатить труд опытного журналиста, который без истерик разберется в том, что происходит в Крыму или Донбассе. Журналисты уйдут ворочать мешки. Произойдет полный демонтаж общественных коммуникаций. Как правило, вслед за этим случается война.