Михалков, снимая продолжение «Утомленных», думал, что готовит потрясение для других, а это стало потрясением для него самого, в первую очередь. Реакция критики его вряд ли удивила – но он не ожидал массового народного сопротивления. Фотожабы, которые появились в апреле 2010-го, накануне премьеры, по мотивам постеров к фильму, были первым звоночком. Когда Н. С. спросили, что он думает в этой связи, он ответил через помощников в том духе, что, мол, побойтесь Бога, какие жабы – я сейчас по 16 часов в монтажной; что, подразумевалось, может быть важнее для страны, всех нас?..
Тут было неподдельное желание узнать разгадку, он действительно не понимал – как можно не полюбить такой фильм?.. Как? Вы мне объясните!
Тогда режиссер Михалков еще не знал, что в том же духе, что и фотожабы, пойдет и все остальное. Что через пару недель с тем же сарказмом будет высмеян почти каждый кадр фильма; и редкие его защитники будут ощущать себя как муции сцеволы, опускающие руку в огонь народной нелюбви. А еще через месяц выяснится, что денег в прокате великий фильм тоже заработал невеликих, никак не сопоставимых с затратами. И тогда уже Михалкову вспомнят все: и охранительные проповеди, и мигалку, и съезд СК, и давнишний удар ногой по политическому оппоненту (известный ролик был глумливо подписан «великое кино о великой войне»). И даже 20-минутный фильм о великих овациях в Каннах, который вывесили в Сети как симметричный якобы ответ (реакция заграницы, которую Михалков при всяком случае ругал, оказалась, заметим, последним аргументом в пользу величия фильма), вызвал на родине только нехорошую усмешку. Вот в эти дни и недели, я думаю, Михалков и испытал настоящее потрясение: он наконец осознал, что больше не любимец публики. Это было совершенно новое, незнакомое чувство.
В монолитности народной любви Михалков до сих пор не сомневался – как уверена в этом любая власть, которой услужливые пресс-секретари подкладывают только хорошие новости. Цифры проката были для Михалкова чем-то вроде честных выборов*: «за» проголосовали примерно семь с чем-то миллионов из 143. Если бы ругали, но смотрели – ругань можно было бы свалить на «врагов»; но вот с пустыми залами в наше время не поспоришь, и деловые партнеры смотрят на тебя уже не с придыханием, а с некоторой жалостью. Ни о каком возврате государственных денег, потраченных на великий фильм, речи, конечно, быть не могло – наоборот, еще больше дали, на целый фонд; но понятно, что дело тут не в деньгах, а в принципе. То есть километры крови, песка, деревьев, а также залежи актерских ансамблей – все это во главе с комдивом Котовым действительно пролетело мимо сознания публики, не стало событием. На этом фоне даже фильм «12» был событием, несмотря на ругань, а вот кровавая духовная баня, рассчитанная на массы, – не стала. И он впервые, может быть, не понарошку, а действительно НЕ ПОНИМАЛ, почему. Тут нужно учесть еще, конечно, степень самовлюбленности и ощущение мессианства, причем я говорю это без осуждения – просто это нужно учитывать.
И первым внутренним объяснением происшедшего было, конечно же, что это заговор. Организованная травля. Кампания по дискредитации. Кем, как – это было неважно; важно было назвать ключевое слово. Конечно, он ведь еще помнил, как в СССР организовывали травли писателей и режиссеров, которые провинились перед властью, как рабочие и колхозницы писали гневные письма и требовали к ответу. Это первое и пришло в голову: не могут же люди сами, по своей воле, вот так, не сговариваясь – правда?.. Но какой же могущественный центр все это организовал? Власть-то была с ним заодно, и она тоже была растеряна. Значит, есть еще какая-то сила? Ай-ай-ай. Просчет. Я думаю, полугодовое молчание Михалкова после провала УС-2 было связано с попыткой изучения той самой загадочной среды, которую он раньше не учитывал. Эта шушера в Сети – что-то вроде мафии, наконец понял он; он сумеет договориться и тут, безусловно, но в данном случае непонятно, с кем договариваться, кто старший по бараку? С кем перетереть, чтобы не наезжали по беспределу? Допустим, постеры для «Цитадели» можно заказать Артемию Лебедеву, с ним как раз проще всего; но что делать с остальными? Обзавелся Бесогоном; в гости, на чай, на «диалог с режиссером», позвали блогера Другого.Это было во всех отношениях поучительное зрелище. Пиарщики «Цитадели» объяснили, по-видимому, режиссеру, что на этот раз, чтобы не провалить кампанию, хорошо бы заключить перемирие с Сетью, подать «сигнал» или хотя бы не высказываться огульно, совсем уж явно не демонстрировать презрение, а желательно еще и как-то наладить контакт. Михалков подчеркнуто любезно – странная для него ситуация, он спрашивает, а не его – обратился к обалдевшему Другому: «Я вот вас пригласил... Вы снялись недавно в военном фильме, и я снял военный фильм... У вас там сложная тема – и у меня; но вот ваш фильм хвалили, а мой – ругали: ОБЪЯСНИТЕ МНЕ, ПОЧЕМУ?» (Я пересказываю по памяти, близко к тексту).
Главное тут было – выражение лица. Тут было неподдельное желание узнать разгадку, он действительно не понимал – как можно не полюбить такой фильм?.. Как? Вы мне объясните! «Понимаете, – начал интеллигентный Другой, – то, что вы сделали, Никита Сергеевич, это совсем непохоже на то, что вы делали до этого... Мы все выросли на ваших фильмах...» (хотел сказать, что раньше это можно было смотреть, а теперь – нет, но не хотел при этом обидеть мастера). «Да! Да. Именно – другое». Тут Михалков ухватился за подсказку и оседлал своего любимого слона: «А ведь все мы меняемся. И режиссер должен меняться... Это непростой фильм. Это нелинейный фильм. Это другая логика... Вот смотрите».
Все. Дальше он уже не останавливался. Он опять сам все знал, сам все понимал. Ему уже не нужен был никто. Он вошел в состояние «комдивого»* (одержимый идеей комдива Котова – А. А.). Другой сидел, вжавшись в кресло, интеллигентно, опять же, ожидая, когда режиссер закончит, чтобы начался обещанный диалог. Диалог никак не начинался. Михалков привычно объяснял, почему это великое кино, как всегда, очень убедительно, и его объяснения иллюстрировались нарезками из великого фильма. Вот так и вот так. И вот здесь. Эти кадры должны были говорить сами за себя, объяснить все без слов. Через пару дней Другой написал Михалкову, что продолжить диалог не сможет. «Его запугали, – объяснил Михалков через Бесогон. – Его запугала та самая толпа, которая топтала и меня. Стоило сходить ему ко мне один раз – и уже облили грязью. Теперь он понимает, каково мне...»
Господи, Никита Сергеевич, хотелось сказать ему. Вы же сами его и запугали. Потому что вы в принципе не знаете, что такое диалог, как и большинство ваших коллег, соратников и одногодков. Ваше поколение вообще не умеет слушать другого, поэтому с вами никто и не говорит. В этом вся проблема, понимаете?..
Была еще пара телепередач, где он, опять же, сидя в главном кресле, все сам объяснял – и гостям, и ведущему, и участникам. И когда какие-то девочки по очереди подходили к свободному микрофону и повторяли: «Я за вас, Никита Сергеевич! Я с вами!» («Женщины с вами!» – восклицал ведущий) – ему почему-то не приходило в голову, что это тоже может быть кем-то организовано. Нет, в народную любовь он верит по-прежнему; думает, что просто глюк был такой в прошлом году, минутное помешательство. Н. С. завел опять разговор о травле, о том, как тяжело все это выдержать; все шло как по маслу, пока один известный блогер, сидевший в студии, не сказал ему: «Н. С., а вам не приходила мысль, что никакого организатора травли нет? Что это нормальная, в общем-то, человеческая реакция на событие, и то, что вы называете «травлей», – это и есть то самое общественное мнение о вас?» На какой-то момент он даже растерялся. Какой-то незнакомый ему человек сказал то, чего никто и никогда за последние 30 лет, наверное, не осмеливался ему сказать. Ни дома, ни на работе, ни друзья-коллеги. Вас многие не любят, и есть за что – вы допускаете этот вариант?
Нет, не допускал он такой вариант. Почему? А так сложилось. Цитадель – это, конечно, неслучайный образ. Казалось бы – кому, знакомому с историей войны, могла бы прийти в голову эта дикая идея штурмовать какую-то там цитадель в 1943 или 1944 году? А просто это «личное», образ, нужный самому режиссеру. На самом деле это Михалков из собственной крепости год назад выбрался, оглянулся – а вокруг целый новый, непонятный, враждебный мир. Кого рубить, кого штурмовать, с кем бороться? Непонятно....Совершенно неожиданно недели две назад Михалков поблагодарил блогеров за очередные фотожабы к «Цитадели». Мол, спасибо вам за пиар, иначе бы пришлось потратиться на рекламу фильма. Понятно, тут не тот случай, чтобы кто-то нуждался в экономии, но все равно реакция разительно отличалась от прошлогодней. Тогда – отмахнулся, как от мух; теперь – знает, поблагодарил; заодно дал понять, что с юмором, с самоиронией все в порядке. Любо-дорого слышать. Вполне по-европейски, цивилизованно, почти образцово. Все-таки прогресс есть. Вот что значит – человек зашел в Сеть.
* СМИ, включенное в реестр иностранных средств массовой информации, выполняющих функции иностранного агента