Указав, что ему доводилось – и то достаточно давно, уже 11 лет «разрыва в практике» – работать лишь цивилистом, криминалистом же он не был никогда, президент РФ отметил крайний разнобой в мнениях о деле «Эрмитаж капитал» (С. Л. Магнитского, умершего под следствием) и ЮКОСа (П. Л. Лебедева и М. Б. Ходорковского). В связи с чем предложил: «Я был бы признателен, если бы экспертное сообщество постаралось подготовить тот самый правовой анализ соответствующих решений. Вот это представляло бы определённую ценность, потому что любому человеку, который желает разобраться в чём-то, приходится опираться на мнение специалистов. По этим вопросам для меня очень важно мнение разных людей как для руководителя государства».
Вопрос, скорее, в том, что даст публичная экспертиза в смысле распутывания навязанных узлов
Правовая экспертиза запутанного дела всегда полезна. Даже с вынесением за скобки всех привходящих политических обстоятельств дела ЮКОСа и «Эрмитажа» поучительны, поскольку сложные схемы, использовавшиеся этими компаниями, с неизбежностью порождают споры. Д. А. Медведев констатировал: «Кто-то изначально уверен в том, что суды исполняют политический заказ государства, кто-то, наоборот... считает, что репрессия должна быть жёстче». При использовании высокоэффективных схем, находящихся на грани фола, всегда будут споры между теми, кто считает, что грань не была перейдена и уголовный закон тут должен безмолвствовать, и теми, кто считает, что грань все же была перейдена и уголовная кара должна лечь с подобающей суровостью. Определить же, была или не была перейдена, довольно сложно. Многоступенчатые схемы с фирмами-дочками, внучками, правнучками и праправнучками, при которых доход выносится сюда, а убыток – туда, дают большой простор для интерпретаций. Тем более что главное назначение этих схем в том и состоит, чтобы максимально запутать картину. Не из чистой же и бескорыстной любви к цветущей сложности конструируются все эти схемы с дочками, внучками и правнучками.
Задача здесь в том, чтобы понять, были ли разработчиками схем допущены проколы, делающие возможным уголовное преследование, или же все было сделано столь грамотно, что близок локоть, да не укусишь и по итогам данного казуса все, что остается, – это заделывать на будущее брешь в законодательстве. Впредь этой брешью уже не воспользуешься, но кто успел воспользоваться, будет чист перед законом, поскольку тот обратной силы не имеет. Спор брони и снаряда.
Разумеется, оценить судебную перспективу лучше прежде, чем возбуждать дело, но не всегда это является возможным (как и в данных случаях), и проэкспертировать задним числом тоже полезно. Вопрос, скорее, в том, что даст публичная экспертиза в смысле распутывания навязанных узлов. Дать внутриаппаратное поручение подготовить записку для руководителя по некоторой проблеме – вещь самая естественная, для того и аппарат существует, чтобы, кроме всего прочего, еще и такие бумаги изготовлять.
В случае внутренней экспертизы получатель бумаги имеет свободу рук. Приняв к сведению pro и contra, он может принимать решения, используя при их обосновании некоторые представленные ему доводы, а некоторые – не используя. В случае публичной экспертизы он повязан значительно сильнее, поскольку, заказав ее и благословив широкое освещение этого сюжета, он обязан на документ, буде его изготовят, как-то публично же реагировать. А как – не очень понятно.
Во-первых, документ может быть абсолютно взвешенным. Эксперты, как бабушка, скажут надвое, предоставив заказчику самому выбирать.
Во-вторых, экспертиза может оказаться не столько правовой, сколько политической, причем выдержанной в том духе, который представляется правильным части президентского аппарата. Проф. М. А. Федотов уже объявил Совет по правам человека и развитию институтов гражданского общества коллективным советником президента и допустил, что к экспертизе привлекут также и иностранных специалистов. В какой мере иностранные специалисты компетентны в тонкостях сложных схем отечественного бизнеса, мы не знаем, но более существенно то, что профессор явно готов взять на себя формирование круга экспертов. А от того, каким будет этот круг, будет зависеть и содержание итоговой бумаги. Сильно, повторимся, связывающей заказчика-президента.
В-третьих, как заметила член Совета, бывшая судья КС РФ Т. Г. Морщакова, при том, что «правовой анализ судебной практики по отдельным делам известен в других странах, причём она, эта практика, широко и постоянно обсуждается в научных дискуссиях и в общественных дискуссиях», в то же время «ясно, что экспертно-правовой анализ таких процессов не может иметь прямых юридических последствий». Действительно, если экспертиза, проведенная структурами АП РФ, могла бы рассматриваться в качестве достаточного основания для кассации судебных решений (пусть стократно порицаемых), это была бы сильная инновация.
Если есть желание поставить точку в деле ЮКОСа, единственный способ сделать это, не погрешая против основных принципов устройства судебной власти, – это президентское помилование, для которого не надобно никакой специальной экспертизы, а надобна лишь воля к милости. Воля, понятное дело, предполагающая и готовность к преодолению возможных политических препятствий.
При наличии такой воли указ о помиловании, состоящий из двух строчек, изготовляется за десять минут безо всякой экспертизы. При отсутствии такой воли (вар.: при наличии препятствий неодолимой силы) экспертиза никакого практического значения иметь не будет.
Конечно, при любом варианте сторонняя публика с интересом ознакомится с документом, но жизнь того, кто должен принимать решение, документ никак не облегчает.