Реакция политиков, экспертов и журналистов на прошедший в среду в Москве форум сторонников Владимира Путина, как и на выступление самого президента перед участниками форума, была быстрой, полярной и предсказуемой.
Все, кто за Путина, привычно восхитились. Все, кто против, привычно ужаснулись. Одни увидели триумф национального единства. Другие – тяжелую поступь авторитаризма… И разбирать сказанное уже неинтересно. Так что про содержание речи Путина говорить не буду.
Зато интересно вот что: на сей раз почти никто не говорил о стилистическом сходстве мероприятия с массовыми форумами советских времен. Зато любой, кто хоть однажды и хоть краем глаза по телевизору видел американские предвыборные ралли, немедленно заметил, как все получилось по-американски.
И общая атмосфера, и антураж, и музыканты «на разогреве», и диджейская манера выступающих – все это напоминало какой-нибудь предвыборный конвент Республиканской или Демократической партии США. Все разницы – что оформление было не в звездно-полосатых, а в трехцветных тонах; говорили по-русски, а не по-английски; вместо Рикки Мартина пела Надежда Кадышева, а вместо Буша или Клинтона выступал Путин. И говорил не «fellow Americans», а «дорогие соотечественники».
Эстетика российского государства времен Путина противопоставлена не только «диким 90-м», но и советскому наследию
На самом деле в такой же манере проводился и предвыборный съезд «Единой России» 1–2 октября. Но тогда на это почти не обратили внимание – всех затмила ткачиха Лапшина, выступившая «как мать и как женщина» в лучшей номенклатурно-советской традиции.
«Ткачиха», как символ ресоветизации, стала любимым пугалом политического класса. Причем не только в его либерально-интеллигентской части, но и среди респектабельных консерваторов. А та риторика, методика и техника ведения кампании, которую стала использовать в дальнейшей избирательной кампании ЕР (особенно в регионах) еще больше усилила эти страхи.
Владислав Сурков, выступая на заседании «Столыпинского клуба» (одним из учредителей которого является автор этих строк), призвал политиков, экспертов и журналистов: «Не надо бояться ткачиху!» Замглавы президентской администрации имел в виду, что нет никакой «реставрации советского строя» – есть лишь предвыборная кампания.
И тем самым подтолкнул новую волну ожесточенных споров (а экспертное ожесточение, о котором мне уже доводилось писать, ничуть не спадает, а наоборот): с чем мы имеем дело? С чистой технологией, применяемой потому, что большинство избирателей легче привести на участки при помощи советских методов? Или с идеологией, в рамках которой кампания – всего лишь удобный способ осуществить разворот?..
И спор ведется как раз о стилистике. Каких-то политических новаций, как-либо свидетельствующих о каком-нибудь повороте, не наблюдается. И президент, и правительство делают ровно то же, что делали в последние несколько лет. А вот декор стал другим. И стало звучать все больше тревожных голосов, утверждающих: под двуглавым орлом все явственнее проступает герб СССР…
Однако в среду в «Лужниках» мы увидели нечто совсем иное. Это была гремучая смесь державной помпезности, попсовой гламурности и демократичной простоты. С позиций высокой культуры – эклектика и китч. Впрочем, с позиций высокой культуры любая политическая эстетика примитивна и эклектична. «Шершавый язык плаката» не слишком соответствует критериям взыскательного вкуса.
Однако же важно другое. Важно, что стилистический импульс, исходящий от вершины «вертикали власти», никак не имеет советского окраса. Это имперский «большой стиль» – но не кондово-номенклатурный, а современный. Эстетика российского государства времен Путина противопоставлена не только «диким 90-м», но и советскому наследию, причем в большей степени.
Неудивительно, что в речи Путина главными противниками курса на строительство «единой и сильной» России были названы не только апологеты 90-х, но и бойцы за светлое коммунистическое прошлое. Впрочем, содержание президентского выступления я обещал не обсуждать.