Впервые вопрос о равенстве полов был поставлен еще в XVIII веке – во времена борьбы за независимость США и Великой французской революции, но решен он тогда не был. Отдельные эксперименты с предоставлением избирательного права гражданкам Корсиканской республики или жительницам штата Нью-Джерси имели место, но нормой подобная практика не стала. И тут стоит подчеркнуть, что вопрос об избирательном праве был хотя и крайне важным с точки зрения равенства, но явно не первостепенным. Во многих странах женщинам тех времен не гарантировались даже имущественные права – всем, включая приданое, владел муж или, в случае отсутствия такового, другой родственник мужского пола, что, безусловно, ставило женщин в крайне зависимое и уязвимое положение.
Злые языки тогда вспоминали, что помаршировать в мирных городах любят не только ткачихи, но и женщины легкого поведения
В XIX веке механизация труда и спрос на рабочие руки приводят женщин на фабрики и заводы. Они начинают работать наравне с мужчинами, а зачастую и лучше мужчин, однако платят им при этом гораздо меньше. Именно с середины XIX века начинается серьезная и яростная борьба различных женских организаций за права «слабого пола».
Первопроходцем в очередной раз выступили Соединенные Штаты, в спину им дышала бывшая метрополия, и уже за ними подтягивались остальные страны и народы Запада. Объяснение лидерства англосаксов в этом вопросе очень простое. Во-первых, у них уже существовали выборы, то есть женщинам было за что бороться, тогда как большая часть Европы пребывала под властью монархов (нередко – королев или императриц). Во-вторых, в США приход женщин в типично мужские профессии ускорила гражданская война, и впоследствии войны нередко заставляли женщин осваивать нетипичные для них роли, выступая тем самым драйвером эмансипации. В-третьих, решимость американок укрепляло наделение избирательным правом освобожденных негров.
Женщины, которые боролись за право избирать и быть избранными, получили название «суфражистки» (от английского suffrage – право голоса). Сначала они честно пытались идти правовым путем, тем более что текст 14-й поправки к Конституции США наделял правом голоса всех граждан США вне зависимости от их цвета кожи, а гражданство у американских суфражисток, безусловно, было. То есть формально избирательное право женщинам уже было предоставлено, однако правительство его не соблюдало, и суфражистки пошли в суд. Впоследствии этой же дорогой в США вполне успешно прошло и ЛГБТ-движение в своей борьбе за однополые браки. Суфражисткам повезло меньше – Верховный суд трижды отклонял их требования.
В семидесятых годах XIX века две американские суфражистки через поддерживавших их политиков смогли внести в Конгресс поправку, наделяющую женщин правом голоса в буквальной формулировке – и следующие 30 лет она пролежала под сукном. Впрочем, иногда женщинам удавалось добиться локальных успехов – уже в конце шестидесятых годов право голоса появилось у жительниц ныне консервативных Вайоминга и Юты. Распространить эту практику на федеральный уровень удалось лишь к концу второго десятилетия XX века.
До тех пор суфражистки и им сочувствующие ходили маршами по Вашингтону и Нью-Йорку, писали манифесты и пытались проголосовать на различных выборах, за что их арестовывала полиция. При этом возникали коалиции, которые вскоре распадались, а их участницы становились смертельными врагами. Налицо традиционные будни почти любого протестного движения в западных странах.
8 марта 1908 года 15 тысяч американских женщин организовали в Нью-Йорке шествие, в рамках которого требовали равных с мужчинами условий оплаты труда и предоставления избирательных прав. Спустя два года германская коммунистка Клара Цеткин предложила сделать этот день Международным женским днем. Злые языки тогда вспоминали, что помаршировать в мирных городах любят не только ткачихи, но и женщины легкого поведения, требуя более высокой оплаты за свой нелегкий труд (и действительно, можно подобрать несколько примеров с гражданскими протестами проституток, имевшими место в начале марта), но на то они и злые языки.
Впрочем, активная борьба за права женщин как в Штатах, так и за их пределами видимого результата не приносила. Женщинам по-прежнему платили меньше и в большинстве случаев отказывали в участии в выборах. Консерваторы настаивали, что настоящий мужчина как глава семьи принимает решение в интересах всей «ячейки общества», включая женщин, детей и других находящихся у него на попечении лиц, следовательно, дополнительное избирательное право женщинам не нужно. Но тут в развитие цивилизации вновь вмешалась война, на сей раз – Первая мировая. Она не только уничтожила три империи, но и в значительной степени освободила женщин. Мужчин стало меньше, а женщины все активнее осваивали новые специальности, и ограничение их прав смотрелось ретроградством.
На исходе второго десятилетия XX века по миру прокатилась волна признания за женщинами права голоса, при этом в США в связи со сложной процедурой внесения изменений в Конституцию процесс даже несколько затянулся. Президент Вудро Вильсон настойчиво пытался пропихнуть исчерпывающую поправку через Конгресс с самого своего избрания в 1912 году, но сделать это ему удалось лишь под занавес второго срока – в 1920-м.
Стоит отметить, что конгрессмены и верховные судьи, раз за разом отбивая атаки суфражисток, делали это не только из природного шовинизма, но и опасаясь возможных последствий. В силу отсутствия практики женщины слабо разбирались в вопросах госуправления и были падки до популистских и радикальных идей (к примеру, коммунистических). Суфражистки отвечали им в том духе, что если женщина может убираться в министерстве, то может и голосовать. Но следом за равными правами в политике и труде в программе суфражисток стоял вопрос введения сухого закона – и их можно понять. Во-первых, на спиртное спускалась изрядная часть семейного бюджета, во-вторых, подвыпившие мужчины опускались до семейного насилия и нередко поколачивали своих жен.
Кроме того, политики понимали, что теперь им придется ориентироваться еще и на женский электорат, к чему были готовы не все. В итоге поправка, вводящая в Америке сухой закон, была принята даже чуть раньше, чем та, что уравнивала женщин с мужчинами в пределах избирательных процессов. Общества трезвости, где суфражистки задавали тон, ликовали. Последствия известны: вывод сотен миллионов долларов в теневую экономику, появление в США мощной организованной преступности, волна насилия, вызванная борьбой преступных кланов за территорию. То, что именно так оно и выйдет, многие понимали с самого начала, но что поделать: желание женщины – закон, особенно если женщина теперь твой избиратель.
Этой победой закончился первый этап в становлении феминистического движения. Однако вскоре после обретения избирательных прав женщины обнаружили, что платят им по-прежнему меньше, чем мужчинам, кроме того, в их странах действует множество дискриминационных норм и законов. К примеру, в ведущие вузы женщин не брали, ссылаясь на многолетние традиции учебных заведений, а чтобы начать работать, зачастую нужно было письменное разрешение мужа, отца или опекуна. Вторая волна феминизма боролась уже не столько за базовые права, сколько против дискриминации.
Драйвером вновь послужила мировая война, а также рост популярности левых идей по всему миру, включая США. Но ужиться в едином лагере феминистическое движение по-прежнему не могло, произошло разделение на два ярко выраженных крыла. Либеральные феминистки предпочитали идти путем политических реформ, радикальные же полагали, что мужчины все равно не станут делиться властью с женщинами, так что революция неизбежна. То есть если либералы пытались играть в такие игры, как политика и лоббизм, лучше мужчин, то радикалы считали необходимым подорвать патриархальное, заточенное под мужчину общество, которое само по себе загоняет женщину на кухню.
#{interviewsociety}Своего рода библией для радикальных феминисток второй волны стал вышедший в 1949 году объемный труд Симоны де Бовуар «Второй пол», в котором она доказывает, что на пути к подлинной эмансипации стоит не столько нормативно-правовая база, сколько культура западной цивилизации. Именно культурные нормы не оставляют женщине выбора и мешают ей реализоваться за пределами ограниченных «семейных» рамок. В книге звучит крайне важная для современных феминисток мысль – различия между мужчиной и женщиной в первую очередь социальные, биология же глубоко вторична. С тех пор сугубо биологическое слово «пол» в феминистском лексиконе постепенно вытеснялось более сложным понятием «гендер».
Спустя десять с лишним лет американская журналистка Бетти Фридан выпускает книгу «Мистика женственности». Вполне себе благополучная американская домохозяйка Фридан обнаружила себя в «уютном семейном концлагере». В том же году президент Джон Кеннеди подписывает первый федеральный закон о равной оплате труда, прямо запрещавший дискриминацию женщин в этом вопросе, и начинает реформирование всей структуры американской гендерной политики. В 1966 году создается Национальная организация женщин, во главе которой встает сама Фридан. Вскоре эта структура становится одной из самых влиятельных в стране (разумеется, в рамках своего жанра), а Фридан выступает признанным лидером либералов в феминистическом течении. Под давлением феминисток стали создаваться всевозможные комиссии при правительстве, включая комиссию по равным возможностям, и они быстро оказались завалены жалобами на нарушение федерального закона о равной оплате труда. Тогда компании, которые недоплачивают своим сотрудницам, начали массово штрафовать в судебном порядке.
Параллельно женщины, целое столетие положившие на борьбу за равные возможности, внезапно обнаружили, что мужской хлеб не так сладок, как им казалось, а мир мужской конкуренции холоден и жесток. К примеру, при прочих равных мать-одиночка при приеме на работу находится в менее выигрышной ситуации, чем молодой мужчина. Так на смену идее борьбы за равные возможности приходит закономерная идея «позитивной дискриминации». Начинается третья волна феминизма, важной частью которой является союз с ЛГБТ-движением и попытка коррекции языка, поскольку мужчина подавляет женщину уже на уровне лексики.
По сути, либеральный феминизм исчерпал свою позитивную программу, в общем и целом добившись декларируемых прежде целей. Женщина сейчас куда как лучше защищена от семейного насилия, чем в шестидесятых годах, ее право на равную оплату труда и построение карьеры гарантированы законодательством всех более-менее развитых стран. В то же время никуда не делся радикальный феминизм с его навязчивым желанием «разрушить женскую тюрьму под названием «современная цивилизация».
Настала пора не столько расширения прав женщин, сколько ограничения прав мужчин. Именно из этих идей проистекает современная феминистская концепция с требованиями законодательно установить те или иные квоты при приеме на работу, дать преимущество женщинам при повышении по службе – и так далее. Сам тот факт, что ты женщина и хочешь работать, должен давать тебе преимущество перед соискателями-мужчинами.
Веяния последних лет во все тех же США – «политика идентичностей», в рамках которой общество как бы разбивается на фракции «естественных интересов» (чернокожие, латиносы, мусульмане, ЛГБТ). Женщины, разумеется, крупнейшая из этих «фракций», и все женщины, с точки зрения феминисток, должны мыслить данными категориями и участвовать в политике исходя из интересов своей гендерной идентичности, то есть «женской фракции», а иначе ты предатель или раб мизогинов. Принципиальное отличие «политики идентичностей» от, например, движения суфражисток в том, что она исходит сверху и является частью общей политики Демократической партии по формированию электората. Мол, если ты женщина, то ты в первую очередь женщина, так что голосуй за демократов, так как женскую фракцию поддерживают именно они, а взгляды на, например, экономику уже вторичны.
Потому феминистские организации и сыграли столь заметную роль в рамках последней предвыборной кампании в США, потому и восприняли победу Дональда Трампа столь негативно (даже если оставить за скобками ряд его неловких, подчас откровенно неприемлемых высказываний в адрес женщин). А поскольку республиканцы по понятным причинам пытаются сейчас покончить с «политикой идентичности» в месте ее максимальной концентрации – колледжах и системе образования в целом, финал глобальной битвы феминисток с Дональдом Трампом как «олицетворением патриархального фашизма» нам еще только предстоит увидеть.