Сегодня, 25 апреля, исполняется 75 лет генералу армии Герою России Вячеславу Трубникову, в первой половине 1990-х годов работавшему первым заместителем руководителя Службы внешней разведки РФ, а во второй половине – уже ее руководителем. Вячеслав Иванович не только более 30 лет прослужил в советской, а затем и в российской разведке – ему пришлось участвовать в самом сохранении СВР как явления в самые тяжелые для нашего государства годы.
По словам генерала Трубникова, после распада СССР американские спецслужбы собирались парализовать работу российской разведки. В одном из предъюбилейных интервью Трубникова спросили о том, чем, на его взгляд, было вызвано заявление директора ЦРУ Роберта Гейтса в 1992 году о «незначительности изменений» в деятельности российских спецслужб после августа 1991 года.
Бывший глава СВР заявил, что, вероятно, «в качестве задачи-минимум ЦРУ ставило паралич российской разведки, а задачей-максимум видело низведение нашей разведки до уровня разведслужб бывших стран Варшавского договора, осуществив в отношении СВР тот же комплекс мер, что и в отношении немецкой Штази (люстрации и т. п.)».
Он указал также, что на фоне неимоверного внешнего и внутреннего давления на отечественные спецслужбы после распада СССР «разведка выжила в новых условиях благодаря гражданскому мужеству и преданности народу ее костяка из государственников-патриотов, правильному пониманию ими духа ранее данной присяги и сути национальных интересов новой России». Также большую роль сыграло «мудрое руководство нового командира в лице Евгения Максимовича Примакова (первый директор СВР России в 1991–1996 годах)» и «всепогодная» работоспособность и результативность «деятельности оперативного состава».
Генерал Трубников описывает ситуацию, возникшую в 1994 году после ареста в США Олдрича Эймса, длительное время работавшего на советскую, а затем и на российскую разведку. По словам генерала, в Москву немедленно прилетела влиятельная американская группа, которая стала выдвигать российской стороне различные требования, начиная с немедленного отзыва из Вашингтона тогдашнего резидента СВР Александра Лысенко. Принимал эту группу Трубников, как первый заместитель начальника службы, поскольку Евгений Примаков находился в зарубежной командировке и оперативно связаться с ним было невозможно. Тогда Трубников взял на себя ответственность и прямо на переговорах объявил руководителю московской станции ЦРУ Джеймсу Моррису, что «с вами придется расстаться».
Американцы не поверили своим ушам. Они считали, что такое решение может принять только президент Ельцин, а он, по их мнению, такого решения не примет, стремясь сохранить хорошие отношения с США в полном объеме. Трубников уже задним числом позвонил непосредственно Борису Ельцину (по табели о рангах он таких полномочий тогда не имел, поскольку функции доклада главе государства находились только у Примакова) и доложил о принятом решении. Ельцин ответил: «Молодец!» Кстати, ничего критично страшного после зеркальной высылки Морриса не произошло. Американцы уже в тот момент сильно переоценивали степень своего влияния на Москву. Это очень показательный эпизод.
ЦРУ намеревалось разрушить принцип зеркальной ответственности, который соблюдался даже при Горбачеве.
Их уверенность в собственной безнаказанности основывалась как раз на опыте Восточной Европы и недолгом периоде 1991–1992 годов, когда действительно казалось, что разрушенная система КГБ СССР уже не оправится никогда и будет выполнять лишь декоративную функцию, какие выполняют разведки небольших стран – дорогостоящая символическая игрушка.
Примечательно, что из разведок стран Восточного блока лишь Штази была демонстративно разрушена до основания – вплоть до уничтожения архивов, зданий и люстрации (запрета на профессию) бывших сотрудников даже технических служб. Остальные были худо-бедно переформатированы под нужды ЦРУ. То, что российская разведка в тот период сохранилась, было отчасти чудом, отчасти действительно результатом подвижничества и патриотизма сотрудников (в том числе и молодых), работавших порой или просто бесплатно, или (в некоторых регионах) вопреки устоявшейся политической линии на отступление или невмешательство.
Это уже при Примакове возобновилось жилищное строительство для набранных из регионов кадров, финансирование вплоть до реформы знаменитой столовой, в которой в 1980-е годы просто бывали случаи отравления. Бытовые вопросы не решались десятилетиями вплоть до постройки пешеходного моста через МКАД. А то сотрудникам разведки приходилось от метро «Ясенево» пешком идти до комплекса зданий СВР, лавируя между машинами.
А в позднесоветское время, когда еще не было станции «Ясенево», ситуация и вовсе выглядела комично. На тогдашней конечной желтой ветки метро, «Беляево», два раза в день, утром и вечером, скапливалась стайка по-иностранному одетых людей с портфелями в ожидании служебного автобуса.
И все это не мелочи. В совокупности это приводило к оттоку из Службы молодых кадров куда в большей степени, чем идеологический раздрай в стране. Нерешенность не только бытовых вопросов, но и просто рабочей среды как бы демонстрировала «бесхозность» и «ненужность» для новой России внешней разведки. А кто будет работать, если это никому не нужно?
Именно «ненужность» СВР для новой России была основным аргументом идейного внешнего и внутреннего воздействия. Американская сторона очень мило и дружелюбно рассказывала, что мы теперь стратегические партнеры, зачем вам в новых условиях монополярного мира содержать это громоздкое «советское наследие» – разведку. Давайте теперь вместе следить за миграцией рыбы в озере Виктория, чтобы помочь бедняжкам в Уганде. Это натуральная история: предлагалось направить российские спутники слежения и связи на озеро Виктория, где страдала от расхищения аборигенами какая-то мелкая рыбешка. Даже не дорогущий нильский окунь, а реально что-то вроде шпрот. И если «внутренний» осколок КГБ – контрразведку – можно было просто расчеловечить педалированием из каждого утюга темы сталинских репрессий, то низведение российской внешней разведки до уровня рыболовов в Уганде подавалось как «акт партнерства» и стратегического сотрудничества.
Наши бывшие восточноевропейские союзники и некоторые новые страны быстро согласились, что от наследия надо отказаться.
Сейчас один из кинокритиков либеральной тусовки (кто его мнения спрашивал?) утверждает, что в 1991 году вообще надо было снести здание КГБ в назидание потомкам, как это сделали в Берлине со зданием Штази.
Тут дело даже не в том, что архитектор Щусев в гробу переворачивается от таких идей, а в том, что «методичка» примерно та же. Сейчас, правда, упор делается на якобы «некомпетентность» российской разведки, но это дань времени имени кота Скрипалей.
Восстанавливалась после 1991 года разведка тоже не сразу. До сих пор ощущается эффект от тех потерь, которые она понесла, особенно во второй половине 1980-х годов и в начале 1990-х. Надо сказать, что основная масса предателей и перебежчиков пришлась как раз на горбачевские времена, и в каждом отдельном случае надо разбираться конкретно, в чем там причина. В результате должно было смениться целое «засвеченное» поколение и, самое главное, измениться идеологическая составляющая. Национальные интересы РФ в более или менее полном виде формировались долго, что и обусловило некоторое отставание внешней разведки от, скажем, МИДа в реструктурировании всей системы и кадров.
Юбилей генерала Трубникова – прекрасный повод все это еще раз вспомнить. Конечно, таких угроз, как в 1991–1994 годах, уже нет. Сейчас все больше в моду входит прямое бряцание силой даже со стороны таких представительных фигур, как посол Хартман. Но давление на российскую разведку, как внешнее, так и внутреннее, продолжается именно по идеологической линии.
Сейчас, конечно, ни один из руководителей ЦРУ уже не скажет, как тогда Роберт Гейтс, о «незначительности изменений» в российской разведке. Это за них сделают другие – американцы скорее, наоборот, постоянно настаивают на роли и активности российской разведки, которая мешает им спокойно жить. На то и кот (откуда вокруг разведки столько котов в последнее время?), чтобы мыши не дремали.