Опросы общественного мнения проводятся в России с начала девяностых годов, за это время накоплен свой уникальный опыт. В стране действует несколько крупных структур, которые регулярно проводят опросы общественного мнения. Благодаря этим опросам аналитики могут судить о политических предпочтениях россиян или их отношении к тому или иному социальному или культурному явлению. Какие вызовы стоят перед российскими социологами, почему в последнее время их нередко ругали за ошибочные прогнозы, газете ВЗГЛЯД рассказал президент фонда «Общественное мнение» Александр Ослон.
Точность социологии – бессмысленное сочетание. Есть измерение, сделанное профессионально или плохо, а есть то, что в конечном счете строится либо с учетом этих измерений, либо вообще без них
ВЗГЛЯД: Александр Анатольевич, когда в России начали проводить социологические опросы, как раньше измеряли социальные настроения? Предсказывали ли революционные потрясения в России 1917 и 1991 годов?
Александр Ослон: Технологии измерения, которые, как сейчас может показаться, были вечными, появились в конце 30-х годов в Штатах и после Второй мировой войны в Европе. В СССР этого не было, а первые шаги в этом направлении были в конце 80-х годов, а развиваться начали после 1992 года. Естественно, до этого было много разных рассуждений, разной аналитики, данных, но то, что вы называете замерами – опросы, которые охватывают изменения социальной реальности, – в России начало развиваться в 90-е годы.
ВЗГЛЯД: На заре развития социологии в России над ней был идеологический контроль?
А. О.: Когда существовал контроль, то никаких замеров не было. А когда контроль стал исчезать, то они появились. А в 90-е годы вообще никакого контроля не было! Нигде и ни в чем!
ВЗГЛЯД: Каковы главные вызовы, стоящие перед современной социологией в условиях быстрого технологического развития?
А. О.: Слово «социология» означает гораздо больше, чем «замеры». Замеры – это опросы. Называть их социологией неправильно. Так все называют, но когда вы так говорите, то знайте, что это неправильно. Это опросы – и не более того.
Опросы нужны именно для того, чтобы делать замеры. Так же точно синоптики и метеорологи делают замеры состояния атмосферы Земли: меряют температуру, давление, ветры и т. д. На основе этого производится большая работа. А потом появляются девушки в мини-юбках, которые дают прогнозы погоды.
Метеорология – это такая наука о том, как устроена атмосфера. Те, кто делает замеры, поставляют данные, они не делают прогнозы. Потому что для прогнозов нужны суперкомпьютеры. То есть мы делаем замеры, а потом их можно использовать для прогнозов, анализов, интерпретаций. Этим занимаются самые разные специалисты – социологи, политологи, эксперты, ученые – или самозванцы. Бесконечное количество людей, включая журналистов, занимаются тем, что переваривают наши замеры. Если этим занимаются квалифицированные социологи, то это означает социологию, если журналисты, то получается журналистика.
Самый большой вызов состоит в том, что практически никто не понимает разницы между замерами и выводами, что замеры делают одни, а выводы – другие. И поэтому, когда какой-нибудь придурок делает смехотворные выводы, то просто говорят, что это фиаско социологии. На самом деле, замеры делают одни специалисты, а выводы – другие, как специалисты, так и неспециалисты. Это самый большой вызов: как нам отделиться от тех, кто делает выводы. А к выводам относятся и прогнозы, и прочие умозаключения, которые, в принципе, может сделать любой человек. Это самый большой вызов, а все остальное – это наша кухня, это проблема индустрии, как она развивается, как она совершенствуется. Вы же не спрашиваете физиков, как они совершенствуют свои приборы, а у метеорологов – как они используют свои методы измерения.
ВЗГЛЯД: Не могли бы вы рассказать о точности социологии в других странах? Почему в США социологи не смогли спрогнозировать победу Трампа?
А. О.: В США газетчики-журналисты делали неправильные выводы, которые вызвали всеобщее мнение. Было много публикаций, основанных на опросах, но выводы из опросов делали не социологи, а публицисты, журналисты, аналитики, участники выборных кампаний, члены штабов, которые были заинтересованы в том, чтобы делать нужные выводы.
Все это включало в себя не только опросы, но и множество других данных: активность в социальных сетях, измерения в медиа. Все эти публикации привели к выводу о том, что они все либо лживые, либо фальшивые, либо ошибочные. А поскольку там присутствовали данные опросов, то этот вывод был перенесен на измерения. Хотя в измерениях о том, как проводились эти опросы, ничего не говорилось.
Точность социологии – бессмысленное сочетание. Есть измерение, сделанное профессионально или плохо, а есть то, что в конечном счете строится либо с учетом этих измерений, либо вообще без них! Есть человек, который работает на реального кандидата. Он пишет, что его кандидат победит. Дальше он должен это как-то обосновать. Тогда он пишет, что есть опросы, которые показывают, что данный кандидат побеждает. А этих опросов может вообще не быть, либо они есть, но они сделаны по его заказу, так, чтобы они подтверждали данное утверждение.
Это разные вещи. В принципе, для того, чтобы ссылаться на опросы, опросы не нужны. Потому что это фейк. Из-за фейка, который возникает со ссылкой на нас, мы оказываемся замазанными этим фейком. Это самый большой вызов для нашей работы. Наша работа состоит в том, чтобы измерять. В Америке это происходит в гораздо больших масштабах, потому что там гораздо больше наших коллег, гораздо больше жуликов, которые делают вид, что занимаются измерениями, и еще больше тех, кто делает в подавляющем большинстве фейковые выводы со ссылками на опрос. Это беда, которую невозможно исправить. Эта беда будет всегда.
ВЗГЛЯД: В 2013 году после «социологического казуса» на выборах мэра Москвы вы писали, что ФОМ сделает модели прогнозов более открытыми и интерактивными. Насколько это удалось сделать?
А. О.: Что я тогда сказал, все сделано. На нашем сайте загружены данные, можете сами прогнозы делать. Но когда дело доходит до того, чтобы заниматься прогнозом более глубоко, то никому это не интересно.