− Сергей Иванович, насколько актуален принятый запрет? Не будет он «тормозить» развитие российской науки?
− Очень часто путают две вещи: клонирование целого организма и клонирование клеточного материала – так называемое терапевтическое клонирование. А разница принципиальна. Принятый закон касается клонирования целого организма и не касается развития клеточных технологий, когда мы из полипотентных (стволовых) клеток можем выращивать отдельные органы-клоны или восстанавливать их.
Некоторые считают, что запретительный закон будет тормозить развитие науки. Но я бы это назвал политической демагогией
− Но клонировать человека реально, если говорить не о законодательной, а о технической стороне вопроса?
− Теоретически любая лаборатория экстракорпорального оплодотворения, где помогают бездетным парам – а таких лабораторий, насколько мне известно, только в нашей стране около 120 – при небольшом дооснащении имеет возможность поставить клонирование эмбриона человека на поток. Необходимое для этого оборудование стоит около 350 тыс. долларов. Но клонировать целого человека бессмысленно и, в сущности, невозможно. Не технически невозможно, а по самой сути: полное воспроизведение, точное копирование человека не представляется реальным, потому что в процессе развития даже клонированного эмбриона остается очень много факторов неопределенности. Да, зародыш получает готовый набор генов, но какие из них и каким образом будут работать, решается в эмбриональном развитии и после рождения, а «клонировать» социальную и внешнюю среду, в которой развивался прототип клона, невозможно.
Сергей Колесников полагает перспективным клонирование лишь отдельных органов (фото: ИТАР-ТАСС) |
− Тогда объясните, пожалуйста, что такое по сути клон?
− В натуральной ситуации сперматозоид проникает в яйцеклетку и запускает развитие эмбриона, в результате из слияния двух клеток мы получаем сложный человеческий организм. А при клонировании из клетки какого-либо органа берут ядро и его сажают в яйцеклетку, как бы вместо сперматозоида, и с помощью электростимуляции или какой-либо другой стимуляции заставляют клетку делиться, запускают процесс ее дробления. То есть ядро взрослой клетки со всей взрослой информацией вынужденно «впадает в глубокое младенчество», помещается в условия эмбриона и ведет себя соответственно.
− Как ученое мировое сообщество оценивает перспективы клонирования человека, ведь клонирование других целых организмов продолжается?
− Пока слишком много неопределенности, неизвестно, что же будет с этими воспроизведенными организмами. То, что мы видим на сегодняшний день, – ускоренный процесс старения, высокая склонность к злокачественным образованиям, пока не накоплены данные по генетическим модификациям. Сейчас идет накопление фактов, и для каких-либо заключений необходимо как минимум еще лет десять. Например, по генетически модифицированным продуктам, которые у нас в быту уже лет 50, и то не могут прийти к единому решению.
Но если вернуться к клонированию целого человека, то это, по моему мнению и мнению многих моих коллег, дело бесперспективное. Клонированный ребенок не заменит матери умершего ребенка, поскольку невозможно клонировать точно все условия, в которых он развивался даже внутри утробы – не тот возраст женщины, не те эмоции, не та окружающая среда, не говоря уже о естественной изменчивости внешнего мира. Но клонирование клеточного материала – вещь, безусловно, перспективная, открывающая возможности замены органов фактически своими же органами.
− Каково законодательство других стран в вопросах клонирования?
− В ряде стран вообще не регулируется этот вопрос. У них нет таких технологий и совершенно другие заботы – я имею в виду страны, экономически неразвитые. Часть стран регулирует это на уровне полного запрета, как и мы. А в некоторых странах это законодательство проработано более детально. Например, в Англии, которую вообще можно считать пионером в этом направлении, ведь они первые вырастили «ребенка из пробирки» – осуществили ЭКО в 1978 году. И сегодня в британском законодательстве прописано, что можно доращивать эмбрион в пробирке до 13 суток с целью получения клеточного материала. Через 13 суток, как правило, эмбрион сам гибнет вне матки. Конечно, можно кричать об этике, религии и т.д., но с этой точки зрения проблема «эксплуатации» эмбрионов несопоставима с проблемой многих миллионов абортов в мире. Тем более что эмбриональный клеточный материал реально помогает спасти жизни.
Некоторые считают, что запретительный закон будет тормозить развитие науки. Но я бы это назвал политической демагогией. Развитие науки тормозят не законы, а отсутствие финансирования и связанная с этим утечка мозгов.