В первый день весны по старому стилю (14 марта по новому) в революционном Петрограде Исполнительный комитет Петросовета начал переговоры с Временным комитетом Госдумы и Прогрессивным блоком. На повестке дня стоял единственный вопрос – кому руководить восставшей страной. По итогам дискуссий было объявлено о формировании буржуазного Временного правительства.
Старый деспот, доведший Россию до границы гибели, добровольно откажется от престола или будет низложен. Власть перейдет к регенту, великому князю Михаилу Александровичу
Это событие определило весь дальнейший ход Революции, но в исторических работах получило освещение до обидного незначительное. Между тем, повернись ситуация иначе, страну могли миновать и Октябрьская революция, и Гражданская война – история пошла бы совершенно иным путем.
Напомним вкратце хронологию событий: 6 марта в Петрограде начались волнения из-за нехватки хлеба, к 8 марта они переросли в массовые политические демонстрации, а 12 марта началось вооруженное восстание. К вечеру в Таврическом дворце действовало уже два центра новой власти – Временный комитет Госдумы и Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов.
Петросовет с первых же часов своего существования смело взялся за управление революционной столицей, в условиях тотальной неразберихи решая множество чисто хозяйственных проблем. Речь сейчас идет не о качестве этого управления, а о самой готовности не просто митинговать, а регулировать вопросы трамвайного и железнодорожного сообщения, продовольственного снабжения и так далее. Власть де-факто оказалась в руках советской организации, и это не решались оспаривать ни представители Думы, ни великие князья, ни банки. Петросовет возник будто бы в один день и словно бы из ниоткуда, но действовал настолько смело и решительно, что это требует дополнительных объяснений.
«Мы были горсточка, ничтожная по количеству»
За 12 лет до описываемых событий по России прокатилась Революция 1905 года. Бастовали практически все железные дороги, стояли предприятия в крупнейших промышленных центрах, отдельные деревни и целые районы объявляли себя независимыми республиками. Повсеместно на местах возникали новые представительные органы народного самоуправления – Советы. Масштабы этого процесса Антон Деникин описывал в «Очерках русской смуты». В конце ноября 1905 года военачальник потратил месяц на путешествие от Харбина до Петрограда «через целый ряд "республик"», везде наблюдая «митинги, резолюции, советы».
Но почему столь широкое распространение получила именно такая форма самоорганизации? Ответ лежит на поверхности – прообразом советов являлся хорошо знакомый крестьянской России деревенский сход. Подобная система была интуитивно понятна подавляющему большинству населения и привлекала к себе людей просто в силу узнаваемости.
С формированием советов тесно связано и внутреннее смысловое наполнение революционных событий 1905 года – общинно-социалистическое. Это прекрасно понимал председатель Комитета министров Сергей Витте, в разгар событий заявляя: «Если правительство не возьмет в свои руки течение мыслей населения, то мы все погибнем, ибо в конце концов восторжествует русская, особливого рода коммуна».
В Петербурге Совет рабочих депутатов был создан 13 октября 1905 года для руководства Всеобщей политической стачкой. Он формировался на следующих принципах: один делегат избирается от каждых пятисот рабочих предприятий, право представительства также получают профсоюзы и политические партии. К ноябрю в организации работало 562 депутата от 147 предприятий, 34 мастерских и 16 профсоюзов. При этом с заводов и фабрик в Совет делегировали (что вполне естественно) наиболее активных и политически подкованных активистов, то есть зачастую членов самых массовых партийных ячеек. В силу этого партийный состав Совета выглядел следующим образом: социалистов-меньшевиков – 65%, эсеров – 13%, беспартийных – 22%. Большевики в работе Совета не принимали участия по идеологическим соображениям.
Руководящим органом Совета стал Исполнительный комитет, который возглавил беспартийный Георгий Хрусталев-Носарь (позже примкнувший к меньшевикам), вторым человеком в организации стал Лев Троцкий.
Влияние, которое обретал Петербургский совет, трудно переоценить. Троцкий вспоминал такой эпизод, относящийся ко времени организации всеобщей стачки: «Шел я мимо фабрики Пеклие, – докладывает Совету один из депутатов. – Вижу, работает. Позвонил:
– Доложите – депутат от Рабочего совета.
– Что вам нужно? – спрашивает управляющий.
– От имени Совета требую немедленного закрытия вашей фабрики.
– Хорошо, в 3 часа прекратим работы».
Вскоре Совет уже выступал с требованиями в адрес городской Думы: «1) немедленно принять меры для урегулирования продовольствия многотысячной рабочей массы; 2) отвести помещения для собраний; 3) прекратить всякое довольствие, отвод помещений, ассигновок на полицию, жандармерию и т. д.; 4) выдать деньги на вооружение борющегося за свободу петербургского пролетариата». Петербургская дума была вынуждена принять депутацию Совета с такими требованиями и приступить к их рассмотрению.
По мере разрастания стачки в контакт с Советом входили все новые стачечные комитеты, прося указаний. Союз союзов (объединение профсоюзов) признал над собой главенство Петербургского совета. Железнодорожный союз (Союз железнодорожных рабочих и служащих) также признал власть Совета. «В сущности, – писали историки о событиях 1905 года, – в столице было два центра власти – официальное правительство и Петербургский совет рабочих депутатов... Дошло до того, что когда председателю Совета министров потребовалось послать срочную депешу в Кушку, он смог добиться этого от почтово-телеграфных служащих только после ходатайства Исполкома Совета. Газеты гадали, кто кого первым арестует: граф Витте Носаря или Носарь графа Витте».
Получается, власть оказалась в руках Петербургского совета рабочих депутатов еще в ходе Первой российской революции. И он мог завершить эту революцию, но не сделал этого. Заседающие в нем марксисты рассматривали происходящую революцию как буржуазную. Они были уверены, что всеобщей стачкой и дестабилизацией жизни в столице расчищают путь истинному революционному классу – буржуазии. Вот с какими словами обратился представитель Совета к депутатам Петербургской городской думы: «Переворот, совершающийся в России, есть переворот буржуазный, он в интересах имущих классов. В ваших собственных интересах, господа!»
Совет ждал, когда буржуазия возьмет власть. И не дождался этого. В декабре имперская власть, опомнившись от первого шока, арестовала большинство его депутатов.
Таким образом, Петросовет образца 1917 года возник не из пустоты, а из опыта Революции 1905 года. Он повторял уже существовавшую структуру Петербургского совета рабочих депутатов, привычно брал на себя хозяйственные вопросы, и его ровно так же, как и 12 лет назад, признавали властью профессиональные союзы и отраслевые организации, телеграфные служащие и железнодорожники.
Исполнительный комитет Совета, как и ранее, находился под преимущественным влиянием меньшевиков. Председателем Исполкома был избран меньшевик Николай Чхеидзе, заместителями председателя – эсер Александр Керенский и меньшевик Матвей Скобелев. Из 15 человек, вошедших в руководящий орган, большевиков было лишь двое. «В Совете мы были горсточка, ничтожная по количеству», – писал глава русского бюро ленинской партии Александр Шляпников.
Но и политически Совет вел себя точно так же, как в 1905 году. Революция раз за разом вручала власть социалистическим Советам, а советские партии полагали это «исторической ошибкой» и стремились исправить ее, исходя из доктрины Карла Маркса.
«Старый деспот будет низложен, власть перейдет к регенту»
– Что вам нужно? – спрашивает управляющий. – От имени Совета требую немедленного закрытия вашей фабрики! – Хорошо, в 3 часа прекратим работы
Итак, 14 марта в Исполкоме Петросовета был поставлен вопрос о власти. Большевик Александр Шляпников вспоминал: «Среди членов Исполнительного комитета в предварительных беседах уже наметились три основные линии: первая – социалисты не могут взять власть в эпоху буржуазной революции, вторая... социалисты должны войти в соглашение с буржуазией и принять участие в правительстве, и, наконец, третья – позиция тогдашних с.-д. большевиков, предлагавших взять дело управления страной в руки революционной демократии путем выделения Временного революционного правительства из состава большинства Совета».
Ленинцы были в меньшинстве, поэтому их идея была отброшена сразу. Необходимость передачи власти в руки буржуазии воспринималась как нечто само собой разумеющееся: по свидетельству меньшевика Николая Суханова, этот вопрос даже не дебатировался. Обсуждали, в первую очередь, состав будущего правительства – должно ли оно, к примеру, быть коалиционным и чисто буржуазным. «Обсуждение началось довольно дружно и толково, – вспоминал Суханов. – Очень быстро определилось настроение – против участия (советских партий – прим. ВЗГЛЯД) в правительстве».
Вторит Суханову кадет Милюков, рассказывая об «основном положении социалистов»: «По их теории, русская революция должна была быть «буржуазной», и, сохраняя «чистоту риз», они принципиально не хотели входить в состав этого правительства». «Центр обсуждения, – продолжает он, – был перенесен в разработку условий передачи власти Временному правительству, образуемому думским комитетом».
Революционных социалистов, конечно, смущало, что думское праволиберальное буржуазное большинство с большей охотой подавило бы революцию, чем возглавило бы ее. В ходе дебатов в Исполкоме звучали такие слова: «Намерений руководящих групп буржуазии, Прогрессивного блока, думского комитета мы еще не знаем и ручаться за них никто не может. Они еще ровно ничем всенародно не связали себя. Если на стороне царя есть какая-либо сила, чего мы также не знаем, то «революционная» Государственная дума, «ставшая на сторону народа», непременно станет на сторону царя против революции. Что Дума и прочие этого жаждут, в этом не может быть сомнений».
Однако, писал Суханов (одновременно и с горечью, и с гордостью за такой ответственный шаг), историческая неизбежность «заставляла» «победивший народ передать власть в руки своих врагов, в руки цензовой буржуазии».
Стратегия социалистических партий на период после победы буржуазной революции в целом была проработана – продолжение борьбы за права угнетенных в новых капиталистических условиях и, в некотором отдаленном будущем, создание условий уже для социалистической революции. Но это – в идеальных условиях, в случае, если по итогам гражданского противостояния сформируется классическая буржуазная республика. В России же все развивалось принципиально иначе. Каковы намерения думской буржуазии? Наверняка ответить на этот вопрос не мог никто. И тогда Петросовет решил создать те самые «идеальные условия» своими руками.
«Советская демократия, – писал в этой связи Суханов, – должна вручить власть цензовым элементам, своему классовому врагу... Но эта власть, вручаемая классовому врагу, должна быть такой властью, которая обеспечит демократии полнейшую свободу борьбы с этим врагом, с самим носителем власти... Вопрос, следовательно, заключается в том, захочет ли цензовая Россия принять власть при таких условиях. И задача, следовательно, состоит в том, чтобы заставить ее принять власть».
#{interviewpolit}«Надо стараться всеми силами не сорвать комбинацию, – подчеркивал он. – И в соответствии с этим ограничиться минимальной, действительно необходимой программой».
В свою очередь, большевик Шляпников вспоминал: «Выступал с видом государственного человека, свободного от партийной «узости», Н. Суханов, предупреждая Исполнительный комитет и особенно кивая в нашу сторону, что наша агитация может отпугнуть буржуазию и она не согласится взять власть. Из этого он делал вывод: не обострять отношений с комитетом Государственной думы, не вести «левой» (то есть нашей) антидумской и антивоенной агитации, иначе дело революции погибнет».
В итоге требования Петросовета к новой власти ограничились классическим набором политических прав и свобод, с одним лишь принципиальным исключением. Весь состав Петросовета безоговорочно выступал за республиканскую форму правления. Милюков же на митинге 14 марта успел заявить о себе как о стороннике монархии. Отвечая на вопрос о судьбе династии, он выкрикнул: «Старый деспот, доведший Россию до границы гибели, добровольно откажется от престола или будет низложен. Власть перейдет к регенту, великому князю Михаилу Александровичу».
Впрочем, напрямую требовать провозглашения республики Исполком не решился, опасаясь «спугнуть» думскую буржуазию. Решено было идти другим путем – путем отложенного решения. Петросовет постановил требовать обязательного созыва Учредительного собрания с тем, чтобы именно оно в будущем решило проблему государственного устройства. «Было найдено, – писал Суханов, – компромиссное решение, которое облегчило создание цензового министерства... Было утверждено полновластие Учредительного собрания во всех вопросах государственной жизни, и в том числе в вопросе о форме правления».
На всякий случай члены Исполкома совета предусматривали возможность, что Прогрессивный блок испугается даже упоминания термина «Учредительное собрание». В таком случае договорились переходить на эзопов язык. «Совсем недавно, – писал Суханов, – Милюков противопоставлял в Государственной думе либеральную позицию демократическому лозунгу «какого-то Учредительного собрания», указывая на всю нелепость и несообразность этой затеи. Мы считали возможным, что... думские заправилы не смогут переварить его названия. Мы предлагали на такой случай допустить какое-либо иное его официальное название («Национальное», «Законодательное» собрание или что-нибудь в этом роде)». «Но этого не потребовалось, – продолжал он. – Милюков решил, что, снявши голову, по волосам не плачут, и не уделил этому обстоятельству внимания».
Двоевластие вместо власти
Земля и воля» в июле 1917 года недоуменно вопрошала: «Если бы революция не решала многих существенных вопросов уже теперь, чего бы она стоила?
«Инициатива переговоров принадлежала Исполнительному комитету Совета р. и с. депутатов. Поздно вечером 1 марта (14 марта нового стиля – прим. ВЗГЛЯД.) от его имени явилась к временному комитету Думы и правительству делегация в составе Чхеидзе, Стеклова, Суханова, Соколова, Филипповского и других с предложением обсудить условия поддержки правительства демократическими организациями», – свидетельствовал все тот же Милюков в своих мемуарах. Демократическими организациями он в этом случае называл партии Петросовета, а под «правительством» подразумевалась структура, состав которой был на всякий случай набросан на бумаге еще 12 числа в ходе «частного совещания» Государственной думы. По сути, это было Бюро Прогрессивного блока. До 15-го числа оно оставалось конструкцией чисто умозрительной и никакой власти не имело.
«Они, – продолжает Милюков, говоря о руководителях Петросовета, – принесли и готовый текст этих условий, которые должны были быть опубликованы от имени правительства... Сюда относились: все гражданские свободы, отмена всех сословных, вероисповедных и национальных ограничений, созыв Учредительного собрания, которое установит форму правления, выборы в органы самоуправления на основании всеобщего избирательного права, полная амнистия. Но были и пункты существенных разногласий, по которым завязался продолжительный спор».
А вот что писал о страстях в Таврическом дворце прогрессивный националист Василий Шульгин: «Это продолжалось долго, бесконечно... Чхеидзе лежал... Керенский иногда вскакивал и убегал куда-то, потом опять появлялся... Я не помню, сколько часов все это продолжалось. Я совершенно извелся и перестал помогать Милюкову, что сначала пытался делать... направо от меня лежал Керенский... по-видимому, в состоянии полного изнеможения. Остальные тоже уже совершенно выдохлись».
Спор, уточняет Милюков, «закончился соглашением только в 4 часа утра». Шло 15 марта 1917 года, Комбинация Совета с передачей власти буржуазии удалась, Временное правительство получило путевку в жизнь.
Петросовет, однако, не собирался отпускать новую власть в свободное плавание. Он был намерен проследить, чтобы буржуазия в своих действиях не отклонялась от курса на «идеальную буржуазную республику». «Когда в беседе с Н.С. Чхеидзе я указал на то, что считаю крупной ошибкой передачу власти в руки буржуазной Думы, что она не способна выполнить требования революции, то получил в ответ, что революционная демократия будет подталкивать ее», – вспоминал Шляпников.
За восемь месяцев своего существования Временное правительство пережило четыре политических кризиса. Немаловажную роль в таком развитии событий сыграло и «подталкивание» со стороны социалистов из Совета. Так, новая власть так и не смогла подступиться к основным вопросам Революции (к примеру, к вопросу о земле), а причина тому – требование Петросовета о полновластии Учредительного собрания во всех вопросах государственного устройства. Это условие стало хорошим поводом для буржуазных министров избегать любых существенных реформ. То же разрешение аграрного вопроса представляло собой реформу очевидно радикальную, и 12 апреля министр земледелия кадет Шингарев разослал на места телеграмму, в которой предостерегал от самостоятельности, которая «недопустима без общегосударственного закона». «Решение земельного вопроса по закону, – подчеркивал он, – дело Учредительного собрания».
Но и министры-социалисты (а с апреля правительство было уже коалиционным) оказались в собственной ловушке. В начале июля они предприняли попытку поставить вопрос о выполнении крестьянской программы, принятой на I Съезде Советов (именно эту программу в октябре большевики утвердили «Декретом о земле»). В ответ глава правительства князь Львов обвинил их в подрыве народного правосознания и стремлении «поставить Учредительное собрание перед фактом уже разрешенного вопроса».
Ситуация складывалась настолько парадоксальная, что даже знаменитая эсеровская газета «Земля и воля» в июле 1917 года недоуменно вопрошала: «Если бы революция не решала многих существенных вопросов уже теперь, чего бы она стоила? Нельзя же на революционный период смотреть как на простую подготовку к Учредительному собранию?»
Дальнейшее развитие событий известно – Октябрьская революция большевиков под лозунгом «Власть Советам!», разгон Учредительного собрания (где большинство вновь взяли все те же сторонники «буржуазной республики чужими руками» – меньшевики и эсеры), начало Гражданской войны. Но кто знает, как повернулась бы история нашей страны, не возьмись Петросовет в марте 1917 года кроить историю в угоду своим доктринальным положениям.