Накануне стало известно, что актер и запрещенный в служении священник Иван Охлобыстин, ранее обещавший создать собственную партию, передумал и стал одним из руководителей партии «Правое дело». «Было принято решение, что он может стать неким таким идеологическим генератором дополнительным в партии», – сказал лидер партии Андрей Дунаев РИА «Новости».
Статус твоей принадлежности к православию заменяет душевную работу и как бы приносит очень хрупкое ощущение внутренней стабильности, но, как мне кажется, точно не гармонии
Реакция патриархата не заставила себя ждать. Глава синодального Отдела по взаимоотношениям церкви и общества протоиерей Всеволод Чаплин заявил, что «совершенно однозначно священнослужитель, даже заштатный или находящийся под запретом, не может быть членом политической партии».
«Исключения из этого правила не делалось, поэтому я не понимаю, как священнослужитель может идти против однозначного и не допускающего каких-либо иных трактовок церковного постановления», – заявил «Интерфаксу» Чаплин.
Но еще больше, чем экстравагантные действия Охлобыстина, дискуссию в обществе о роли церкви оживило дело Pussy Riot. Как свидетельствуют опросы, в последнее время в глазах большей части населения РПЦ стала неотъемлемым институтом государства. Многие считают Церковь своеобразной партией, которая играет свою роль во власти. Социологи Левада-центра* ранее попытались нарисовать среднестатистический портрет современного православного россиянина. Его результаты можно назвать ошеломительными. Выяснилось, что лишь около 40% православных твердо уверены в существовании Бога, а около 30% из числа тех, кто называет себя православными верующими, вообще полагают, что Бога нет. При этом, согласно проведенным в июне исследованиям Левада-центра, общее количество россиян, называющих себя православными, остается очень высоким – оно достигает 70%.
По данным этого исследования, в России также наблюдается самый низкий уровень посещаемости церкви среди 15 исследованных стран Европы и Америки. Около 80% российских православных не бывают на причастии, 55% не посещают службы в храмах; 90% православных сами признают, что не принимают участия в деятельности церкви.
В интервью газете ВЗГЛЯД один из авторов исследования, ведущий научный сотрудник Наталья Зоркая рассказала о феномене русского православия и о том, как на него повлияли последние конфликты вокруг дела Pussy Riot.
ВЗГЛЯД: Наталья Андреевна, не могли бы поподробнее рассказать о методике опроса, чтобы устранить все сомнения в достоверности его итогов? Уж больно высокий у вас получился процент тех, кто называет себя христианами, но при этом почему-то в Бога не верит...
Наталья Зоркая: Так оно и есть. Методика выработана не нами и используется уже десятилетиями. Это количественные исследования, представляющие все российское взрослое население от 18 лет и старше, представляющие также по полу, возрасту, образованию и по типу населения. Так что это репрезентативные данные.
Такие высокие показатели мы наблюдаем уже давно. Доля людей, относящих себя к православию, последние годы составляет по разным замерам от 73% до 76%. Это колебания, которые находятся в пределах статистической погрешности. Это совершенно не означает, что такое количество людей действительно являются верующими и выполняют все религиозные предписания, соблюдают все религиозные нормы, ходят в церковь и так далее.
По нашим же количественным исследованиям, доля людей, которых, так или иначе, можно считать воцерковленными, гораздо меньше. Например, постоянно хотя бы раз в неделю в церковь ходит 5% опрошенных людей. Если к этой цифре прибавить тех, кто ходит не реже раза в месяц, то получается около 12%. Причем это давно фиксируемый разрыв.
 |
«Депрессивное общество»
ВЗГЛЯД: Как такое вообще возможно – быть православным и не верить в Бога? Как бы вы описали мировоззрение таких людей, которое позволяют им гармонично сочетать безбожие и православное христианство?
Н.З.: Не думаю, что это сочетание очень гармоничное. Дело в том, что это связано с нашей историей, когда в советские времена православие подвергалось серьезным гонениям, когда вся духовная священническая элита была уничтожена и вера была вытравлена из голов людей. Не только вера, но и все религиозные традиции были уничтожены.
Сейчас это такая установка людей: они считают, что таким простым способом приобщают себя к церкви. Большинство только крестятся, принимают таинство крещения и умерших людей отпевают. При этом есть доля тех, кто готов собороваться перед смертью, но тоже очень маленькая. Также мало тех, кто венчается. Остальные таинства вообще распространены очень слабо.
Это такой механизм моральной разгрузки, подмены собственно духовной религиозной работы, по сути, формальным причислением себя к миру православных. Ты становишься православным и как будто тем самым становишься лучше. Однако люди как-то не задумываются, что за этим стоят требования о сохранении таинств, исполнение предписаний и серьезная моральная работа. Рефлексия над тем, что есть такое сами заповеди, очень слабая.
Сейчас общество на самом деле депрессивное, агрессивное, озлобленное и недовольное. Внутренние драмы и переживания не формулируются, не прорабатываются, а, скорее, вытесняются. Статус твоей принадлежности к православию заменяет душевную работу и как бы приносит очень хрупкое ощущение внутренней стабильности, но, как мне кажется, точно не гармонии.
ВЗГЛЯД: Правда ли, что многие склонны отождествлять понятия «православный» и «русский», и поэтому автоматически причисляют себя к православным исходя из своей национальности?
Н.З.: Отнесение себя к православию покрывает уже почти всю русскую часть России, русскую по национальности. Это старая этно-конфессиональная идентификация: русские – традиционно православные, поэтому если я русский – значит православный. Но это совершенно не связано со степенью религиозности.
Это говорит о том, что собственно национальной российской идентичности так и не развилось в современном смысле и понимании этого слова. Россия как империя держалась на трех столпах – самодержавие, православие, народность – а собственно культурной нации в западном смысле слова здесь не сложилось.
Поэтому отождествление большинством людей себя с православием в каком-то смысле подменяет национальную идентичность с представлениями о культурных ценностях, культурной элите и истории, национальной в том числе.
Главное – большинство из них не считают себя религиозными. Порядка 40% респондентов говорят, что религия не играет в их жизни особо значительной роли. И это понятно... Как по советскому типу насильственно секуляризированное общество, в котором в значительной мере была уничтожена или загнана куда-то на периферию церковь, может так вдруг возродиться в совершенно другом новом мире? Тем более что сама церковь ведет себя как очень архаичный институт, слабо связанный с реальностью.
«Поставил свечку – и все вроде ничего»
ВЗГЛЯД: То есть большинство православных предпочитают не рассуждать на глубокие темы? Интересуются лишь текущими, бытовыми вопросами?
Н.З.: Они поглощены повседневными проблемами. В российской культуре тема смерти, которая для религиозного человека является центральной (спасение души), всегда вытеснялась. И когда мы спрашиваем людей, называющих себя православными, и даже тех, кто говорит, что верит в Бога, верят ли они в вечную жизнь, в спасение души, в ад и рай, в чудеса, то всего треть-четверть опрошенных говорит, что верит. Большая же часть сомневается и вообще не верит. То есть эти темы вытесняются, и жизнь наполняется земными повседневными заботами и тяготами. В церкви эти люди ищут, как мы для себя сформулировали, моральной разгрузки: зашел, постоял на службе, поставил свечку – и все вроде бы ничего.
ВЗГЛЯД: В каких еще странах распространен такой феномен веры? Правда ли, что это относится не только к бывшим соцстранам? Там тоже перемешаны воедино атеизм, христианство, да еще и язычество?
#{image=654419}Н.З.: Скорее, надо сравнивать с бывшими советскими республиками. У нас это общесоветская история, но с разной культурной предысторией. Российское православие, конечно, в значительной мере сохранившееся, было вытеснено на периферию общества. В деревне люди старших возрастных групп еще как-то пытались ходить в церковь и так далее.
Исторически сохранились обрядоверия и много языческих компонентов. Но это есть и в других культурах, которые поздно пришли к христианству. Например, в Литве католичество поздно появилось, поэтому много язычества осталось.
Что касается других стран, то там религиозные максимы и ценности вошли в институты общества. Уважение к ближнему, уважение к жизни и тому подобное работает через другие правовые и культурные институты. На Западе, конечно, тоже можно говорить о том, что происходит секуляризация. Тем не менее, религиозные ценности существуют – они просто вошли в плоть общества.
«Светский суд» над святотатцами
ВЗГЛЯД: Накануне появились итоги опроса ваших коллег из ВЦИОМ, согласно которому многие россияне, в том числе и православные, интересуются и тем, как церковь влияет на политику. Так, четверть (23%) граждан уверены, что РПЦ «сегодня оказывает недостаточное влияние на жизнь общества и государства» и ей следовало бы активней участвовать в обсуждении и решении «важных для страны вопросов». Как вы полагаете, среди этих 23 процентов какую долю составляют сами православные, а какую – светские люди?
Н.З.: Количество людей, которые причисляют себя к православным, – это большинство населения. Не думаю, что в этом плане есть какая-то разница между теми, кто считает себя православными, и теми, кто считает себя неверующими. Я бы другой акцент сделала... Все-таки большинство, в том числе верующих, считают, что церковь не должна участвовать в политике.
Если иметь в виду нынешний процесс над Pussy Riot, то получается довольно сложная картина в общественном восприятии. Тут происходит светский суд над девушками, которые как бы оскорбили православных. Я с этим совершенно не согласна, но это уже другой вопрос. Люди ведь прекрасно понимают, что позиция церковных иерархов связана с политикой. Церковь действует таким образом, чтобы государство девушек наказало. То есть действует так, как если бы церковь была государственным учреждением, хотя на церковь по идее не должны распространяться светские законы.
ВЗГЛЯД: Один из защитников группы Pussy Riot утверждает, что самосознание большинства русских православных, по крайней мере заметной их части, утратило способность «понимать и прощать», которая ранее считалась одной из краеугольных в христианстве...
Получается такая декларация: «Мы христиане, а главная ценность – милосердие и прощение в отношении с ближними». На деле все наоборот. Мы проводили опрос об отношении к делу, о том, может ли это быть уголовным делом, о том, адекватное ли наказание грозит участницам этой акции, и большинство людей, которых нельзя при этом назвать очень религиозными, высказывают как раз очень жесткую агрессивную позицию – наказать. Ни о каком прощении тут не идет речи. Это, скорее, похоже на старые известные слова: «Распни его!»
Для среднестатистического человека главное, чтобы его не трогали, а если кто-то где-то оступился, то он будет просить наказать его, чтобы самому не быть наказанным. Здесь работают такие переносы.
Игра церкви и власти
ВЗГЛЯД: Согласно вашему опросу, в глазах большей части народа РПЦ стала неотъемлемым институтом государственной власти. Но вы как эксперт как считаете, кто на кого больше влияет – власть на церковь или наоборот?
Н.З.: Тут идет взаимная игра. Конечно, власть в этом смысле использует церковь, и это давно началось. Для власти при разрушенной культуре, при отсутствии влиятельных элит это такая дополнительная форма легитимации, как бы символического освещения себя.
Власть, конечно, играет с церковью, она ее использует. Но у церкви есть свои претензии. Она претендует на очень большое влияние... Но дело в том, что рычаги власти просто не у церкви.
ВЗГЛЯД: Во вторник стало известно, что актер и священник Иван Охлобыстин вошел в руководство либеральной партии «Правое дело». Может ли, по-вашему, усилиться брожение внутри церкви, много ли там внутри таких, как Охлобыстин?
Н.З.: Трудно сказать, в церкви ситуация достаточно сложная. Она сама по себе, как и общество, фрагментирована, там есть разные силы. То, что видит большинство людей, – это только поверхность, это вершина айсберга. Конечно, есть люди, недовольные тем, что происходит, но влиятельность их невелика, их сильно зажимают. Я имею в виду условно более демократичные и либеральные направления внутри самой церкви и священства.
«Признак разложения»
ВЗГЛЯД: Как стало известно накануне, еще 31 июля в Москве произошло ДТП с участием священнослужителя (настоятеля храма Илии Пророка игумена Тимофея), который, как оказалось, управлял спортивным автомобилем BMW с дипломатическими номерами посольства Мальты. Это исключение из правил, по-вашему? Или среди батюшек так же, как и в обществе, процветает культ роскошной жизни?
Н.З.: В последнее время это уже не первый скандал, который стал достоянием гласности. Это признак разложения. Они говорят о том, что весомую долю среди священников составляют люди, которые очень далеки от образа нестяжателя. Эта проблема была всегда, но сейчас отчетливо видно, какое это лукавство и ханжество.
ВЗГЛЯД: Почему же тогда такие примеры не мешают росту числа православных, о котором вы сами пишете в своем исследовании, в том числе и притоку в церковь образованных людей?
Н.З.: Среди образованных людей ситуация все-таки немножко сложнее. События последнего времени, какой-то общественный подъем многих как раз заставил задуматься над тем, что представляет собой сегодняшняя церковь, как она видит свою роль в обществе, на что претендует.
Идентификация «я русский – значит православный» не предполагает какой-то глубокой рефлексии. У нас граждане очень недовольны тем, что делают власти, хотя внешняя поддержка и доверие остаются тоже высокими. Это такая сложная конструкция – от некоторого ощущения своей беспомощности, безальтернативности ситуации, низкой оценки собственных сил, собственной роли в жизни и невозможности на что-то повлиять.
Это пассивное приспособившееся общество, которое на самом деле, просто имея здравый смысл, понимает, что происходит, но предпочитает поддерживать высшие инстанции для того, чтобы сохранить свой маленький статус-кво – лишь бы меня не трогали.
* Некоммерческая организация, включенная в реестр НКО, выполняющих функции иностранного агента