Всероссийский съезд судей принял накануне новый Кодекс профессиональной этики.
При царе-батюшке доверие к судам резко возросло после реформы 1864 года
Документ, в частности, устанавливает, что судьи должны контролировать легальность получения доходов своих семей, а также тесней общаться с журналистами.
В кодексе отмечается, что судья обязан предупреждать участников процесса об обращениях от сторонних лиц, связанных с рассматриваемым делом, и сообщать в правоохранительные органы о попытках оказания давления.
«Судья должен осуществлять профессиональную деятельность в строгом соответствии с законом, опираясь на внутреннее убеждение и не поддаваясь влиянию кого бы то ни было. Публичное обсуждение деятельности судьи, критические высказывания в его адрес не должны влиять на законность и обоснованность выносимого по делу решения», – пишут его авторы.
В кодексе по-прежнему содержится запрет для судей заниматься политической деятельностью и ходить на массовые акции. Однако теперь судей просят более активно сотрудничать со СМИ и выступать с разъяснениями по принятым актам, но при этом воздерживаться от комментирования работы других ветвей власти.
«Эффективность судебной деятельности зависит от доверия к ней со стороны общества, от должного понимания обществом правовых мотивов принятых судом решений. В целях объективного, достоверного и оперативного информирования общества о деятельности суда судья должен взаимодействовать с представителями средств массовой информации», – говорится в документе.
(Фото: Нетупский/Wikipedia) Сергей Пашин |
О том, что изменится для судей после принятия кодекса, газете ВЗГЛЯД рассказал бывший судья Московского городского суда Сергей Пашин.
ВГЛЯД: Сергей Анатольевич, новый кодекс подробно рассказывает о том, как должны вести себя судьи, причем не только в профессиональной жизни, но и в общественной. Какое влияние может оказать этот документ на реальную атмосферу в судейском сообществе?
Сергей Пашин: Скорее он повредит атмосфере в судейском сообществе, потому что этот кодекс – не убеждение судей в том, что они должны хорошо себя вести, а это основание для привлечения их к дисциплинарной ответственности и прекращению полномочий. Излишне каучуковые нормы вредят хорошей атмосфере, потому что все находятся под дамокловым мечом.
ВЗГЛЯД: Если в предыдущем кодексе содержались два пункта, регулирующие вопрос взаимодействия с журналистами, то теперь там говорится, что судья должен не только не препятствовать им в получении информации, но и сам идти на контакт. Это возможно? Или нужно ждать прихода судей новой волны, или, наоборот, судьям как раз не хватало такого пункта в кодексе, и они с удовольствием пойдут на контакт?
С. П.: Я очень сомневаюсь, что они с удовольствием пойдут на контакт с журналистами. Этот пункт был в редакции, которую предложил секретарь Союза журналистов Леонид Никитинский. Но важно, что будет на практике. Пока никаких предпосылок к сильной открытости я не вижу.
ВЗГЛЯД: В кодексе говорится также, что судьи смогут реагировать на необоснованную критику своей деятельности в СМИ. Насколько профессиональна судебная журналистика в России, насколько она бывает объективна?
С. П.: Я видел очень мало объективных публикаций о суде. В основном судебная журналистика носит уголовно-правовой характер, что судили и наказали так-то. Но реальная причина и работа судей, как правило, не вскрываются в прессе.
ВЗГЛЯД: Сохраняется ли в нынешних судах влияние председателей судов на распределение «престижных», «хлебных» дел среди рядовых судей? Какие еще механизмы манипуляции судьями есть у председателей судов?
С. П.: Главный механизм манипуляции – это страх дисциплинарной ответственности. И новый кодекс будет способствовать его возникновению. А роль председателей осталась неизменна, в том числе и по распределению дел.
ВЗГЛЯД: Надо ли в принципе ужесточать какие-либо меры ответственности для судей, чьи приговоры были затем оспорены на уровне Верховного суда или Страсбургского?
С. П.: Судья вообще не должен подвергаться ответственности за свои решения, иначе у него не будет никакой независимости, никакой самостоятельности. Субъект превратится в холопа. Судью нужно судить, например, если он взял взятку за вынесение неправосудного приговора. И это будет правильно. А если вышестоящее начальство или Страсбург с ним не соглашаются – так что ж, это его внутренние убеждения.
ВЗГЛЯД: В рейтинге правовых государств, составленном независимой организацией World Justice Project, Россия заняла 85-е место, обогнав лишь Уганду, Нигерию или Зимбабве. Общеизвестны проблемы в нашей «третьей власти», но всё же не кажется ли вам, что такая оценка – это чересчур?
С. П.: Не кажется. У нас судебная власть и судебная система не очень совпадают. И это серьезная проблема. Судьи выглядят как часть бюрократического государственного аппарата, а так быть не должно. То есть нет самостоятельной судебной власти.
ВЗГЛЯД: В новом кодексе как раз и говорится, что «эффективность судебной деятельности зависит от доверия к ней со стороны общества». Но по данным Центра стратегических исследований, только около 20% россиян доверяют «третьей власти». Это правдоподобные данные, по-вашему? Если да, почему так мало россиян верят судам? Сколько поколений должно смениться, чтобы в России появилось уважение к судам, снизился уровень правового нигилизма?
С. П.: Нужна не смена поколений, а возобновление судебной реформы. При царе-батюшке доверие к судам резко возросло после реформы 1864 года, и для этого не надо было хоронить три или четыре поколения. То же самое мы наблюдали и в 90-х, когда вводился суд присяжных, судебный контроль за арестами. То есть это вопрос не поколений, а политической воли, воспитания судей и сочинения законодательства.
Низкое доверие к судам сейчас связано с тем, что люди в них не видят защитников своих прав. Суд решает дела главным образом в интересах государства, а не конкретного человека. И это серьезная проблема.