Толстой удивительно современен. 20 ноября, в день его памяти, о яснополянском классике вспоминаешь с особенным чувством. Он – наш, этот русский гений, и будет нашим всегда, даже несмотря на некоторые свои поздние идеи и заблуждения. Можно сказать, что художник Толстой больше своих собственных идей. Они осыпаются с этой исполинской фигуры, как недолговечная краска.
Когда «приступ бешенства, охвативший целый мир» (Тютчев), привел к нападению на Севастополь, Толстой попросился в Крым. Графу-добровольцу было 26 лет, и его титул и состояние позволяли ему заниматься другими делами. Но Толстой сделал выбор. Он ушел на войну и написал блестящие репортажи с передовой. Его севастопольские рассказы – шедевр военной журналистики своего времени. В каком-то смысле Толстой был первым русским военкором.
В Севастополе подпоручик артиллерии Толстой мог погибнуть, как тысячи других русских солдат и офицеров. Но он не погиб, и совершил еще один подвиг, подвиг уже не воина, а писателя-романиста. Подвиг на все времена. Подвиг из разряда тех, которые аукаются на всех континентах.
Только один пример. Четыре столетия европейцы грабили и уничтожали Африку, вывозя золото и рабов, опустошая недра и разрушая хозяйственные связи. При этом они прославляли свою «прогрессивность» и проклинали чернокожих за «отсталость» и «дикость». Этот подход утвердился в умах, и даже противники работорговли отзывались о местных жителях пренебрежительно, считая их представителями «не совсем состоявшейся человеческой породы». Чары этой скверной магии развеяли два африканских гения: Воле Шойинка и Чинуа Ачебе. Первый из них, лауреат Нобелевской премии по литературе, написал великолепные антиколониальные пьесы, второй стал автором главного романа Африки ХХ века «И пришло разделение». Оба честно и без прикрас поведали о том, как видели нашествие белых сами африканцы. Если чернокожий у писателя-европейца молчал или молол чепуху, то у Шойинки и Ачебе он заговорил и начал рассказывать о своей правде. Тут-то и оказалось, что на самом деле не было ни «прогрессивных», ни «диких». Белые были обычными людьми, со своими сильными и слабыми сторонами; в Африке им противостояли точно такие же люди. Претензии белых на превосходство были уничтожены восхитительной иронией, с помощью которой чернокожие авторы вскрыли мотивацию и нравственный уровень колонизаторов. Блестящая форма, в которую отлились эти произведения, оказалась лучшим свидетельством того, что ни о каком культурном или цивилизационном превосходстве европейцев не может быть и речи.
Вы спросите, при чем здесь Толстой? Да при том, что он-то как раз и возглавляет весь этот поток сюжетов и образов, в который влились в двадцатом веке со своими историями Ачебе, Шойинка и многие другие. Толстой первым поставил незападный народ в центр нарратива и помог миру увидеть противостояние с Западом глазами простых людей. Тех самых русских людей, на которых со времен Просвещения Запад поглядывал со страхом, ненавистью и презрением, считая их вредными и опасными дикарями, прорвавшимися в Европу из тьмы азиатских лесов и болот.
В 1812 году французы искренне полагали, что совершают поход против русского варварства. Они называли себя «высокоразвитым обществом» и «самой цивилизованной нацией». Они верили, что их долг – дать русским законы и привлечь невежественный народ «на сторону свободы». Наполеон считал себя рыцарем цивилизованного мира, рыцарем Просвещения, и вся Европа пела ему акафисты и славила его в этом качестве.
В романе «Война и мир» Толстой не оставил от этих построений камня на камне. Он первым из классиков высмеял идею о том, что европейские порядки можно кому-то навязать. Страницы романа, посвященные оккупации Москвы, полны едкой иронии. Наполеон дарует русской столице «конституцию», утверждает «муниципалитет», провозглашает принципы безопасной торговли, обращается с миролюбивым словом к крестьянам, убеждая их покинуть леса… И все это не работает, поскольку на самом деле нет ни цивилизаторов, ни одаряемых цивилизацией варваров. Есть обычные люди: завоеватели и те, кто им противостоит. Поэтому французы просто грабят, а русские при первой возможности их убивают. Наполеон полон возвышенных и благородных идей, но все его слова и распоряжения – всего лишь колебания воздуха. Они не затрагивают сущности дел и «вертятся произвольно и бесцельно, не захватывая колес как стрелки циферблата в часах, отделенного от механизма». Поэтому французский император театрален и даже смешон. Он подобен ребенку, «который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что правит».
Наполеон вторгся в Египет и Сирию, но голос местных авторов на мировой уровень не пробился, и потому эту историю все узнавали только в одной интерпретации – французской. В России такой голос нашелся: роман Толстого прогремел на весь мир.
Русский классик честно рассказал о нашествии – он показал и самонадеянность французов, и их пустозвонство, и их мужество, и их умение сражаться. Но он также показал и русскую точку зрения на это вторжение, точку зрения простого народа, в котором Толстой обнаружил не дикость и варварство, а замечательные душевные качества: силу, человеколюбие, справедливость. Платон Каратаев передает французу-голодранцу рубашку и замечает – вот, дескать, нехристи, а «душа тоже есть». Как не похоже это на модель взаимоотношений варваров и цивилизации, которую придумывала Европа! Как близко это ветру перемен нашего времени!
Фактически Толстой первым из великих прозаиков выступил в защиту народа, отбивающего атаку Запада. И он был услышан. С тех пор эту речь повторяли в самых разных уголках планеты. Мало-помалу все зулусы завели своего Толстого.
Этого глубокого и мудрого толстовского взгляда нам не хватает сейчас, когда мы вновь обращаем вспять западное нашествие. От обезьянничанья и пустого копирования западных образцов в культуре пора переходить к нашей точке зрения, нашим традициям, нашим ценностям, нашим героям. Пора услышать голос современных платонов каратаевых и капитанов тушиных. Тех, которые сейчас на СВО.
Пример у нас есть. Русский гений Лев Николаевич Толстой дал начало всему антиколониальному дискурсу, и в этом смысле он может считаться первым писателем БРИКС и всего многополярного мира.