То, что иметь невротическое расстройство стыдно, все усвоили уже давно. Депрессии не существует – больше гуляй на свежем воздухе, занимайся физкультурой и не ной, бабки вообще в поле рожали. Все терпят, и ты терпи. Стыдно быть несчастным. Стыдно иметь нервное расстройство. Ты что, псих?

Миллениалы уже знают, что это не так. Миллениалы щедро ставят себе диагнозы. Родители накричали за позднее возвращение? Они токсичны. Неделю подавленное настроение? Это не ПМС, это депрессия. Подавленное настроение сменилось оживлением? Это не ПМС прошел, это биполярное аффективное расстройство. Биполярка, кстати, стала очень модным диагнозом после одноименного трека рэпера Оксимирона.

Между этими двумя крайностями живут люди, у которых, как выражаются в приличном обществе, «не все в порядке с головой». Невротические расстройства – например, депрессия, биполярное расстройство, пограничное расстройство личности – не влияют на дееспособность и интеллект, но довольно сильно мешают жить, если их не лечить.

...Я вот недавно выступала перед полным залом, четыреста пятьдесят человек, я читаю стихи, а все хлопают. Потом, за кулисами, организатор теребит меня, какие-то люди наливают шампанское, обнимают, поздравляют, спрашивают, понимаю ли я, как восхитительно происходящее, как чудесен настоящий момент.

Я не понимаю.

Я хочу уйти в дальнюю комнату, лечь в позу эмбриона и ни с кем не разговаривать. Люди находятся за толстым стеклом, и их радость тоже. Потом меня везут на какой-то водопад, фотографируют, потом какие-то шашлыки, я не чувствую ни вкуса, ни радости.

Так начинается депрессивный эпизод.

Я это знаю, потому что он у меня не первый. Если не обращать внимания, то потом я начну спать по 12–13 часов, потом не станет сил ни готовить, ни есть, потом я однажды не выйду на работу, потом нечеловеческие усилия придется затрачивать на то, чтобы почистить зубы и помыться. Возможно, процесс застынет на каком-то из этих этапов, и я просто буду жить, отделенная толстой стеной от окружающего мира.

А еще, может быть, в какой-то момент я проснусь в лихорадочном возбуждении. Перестану спать вообще, буду фонтанировать творческими и рабочими проектами, осознаю острую необходимость сменить место жительства, переехать в другой город (я так семь раз переезжала). Обратной стороной этого станет чудовищная вспыльчивость, агрессивность и тревожность, которая измотает меня настолько, что я через какое-то время снова вернусь за толстое стекло.

У меня биполярное аффективное расстройство. Сейчас я это знаю и обращаюсь к врачам, когда из моей жизни уходит радость или приходит судорожная тревога. Тысячи людей этого не делают из-за всего того, что наверчено человеческими измышлениями вокруг неврозов.

Когда я озвучила свой диагноз, первой возмутилась почему-то прогрессивная поэтесса Алина Витухновская, в свое время обвиненная в хранении и сбыте наркотиков. Она повторяла: вот, мол, для патриотических СМИ пишет больная, сумасшедшая девушка, она даже не скрывает свой диагноз, какой позор! Ну да, наркотики – это даже немного богемно, а вот болеть, лечиться и тем более говорить об этом напрямую – не принято. По крайней мере, в категории 45+ точно.

У миллениалов, как мы помним, ситуация обратная. Миллениалы упоенно ставят себе тысячи диагнозов и либо просто лелеют в себе «странности», либо добывают какой-нибудь флуоксетин в обход рецепта; до врача мало кто доходит, по все той же причине. Все связанное с психиатрией – социальное табу. И если можно и модно бравировать красивым диагнозом, то в реальности даже молодые люди боятся идти к врачу.

Это, кстати, потому что они отчего-то представляют, что врач немедленно накинет на них смирительную рубашку и запрет в комнате с мягкими стенами. «Продвинутость» этих молодых людей и дремучая необразованность витухновских, запрещающих упоминать неврозы в приличном обществе, – одного корня. Корень этот, конечно, страх. Страх ущербности.