Несколько пояснений по ситуации в Боливии: немного отрезвления для горячих голов и крикливых эфиров.
Раздаются громкие крики: а вот в Боливии «майдан», ужас-ужас, кровавый Госдеп и все такое, незаконные узурпаторы, а мы их признаем, как же так.
Да, мы признаем новые боливийские власти, потому что они не узурпаторы. Потому что сам Эво Моралес и целая цепочка чиновников, которые один за другим должны были стать исполняющими обязанности, ушли в отставку. Поэтому вице-спикер, сенатор Жанин Аньес, принесла присягу – по закону, легально и легитимно. И да, до выборов президента она исполняет его обязанности – и так мы ее и воспринимаем. Потому что таково законодательство Боливии.
Да, Эво Моралес ушел в отставку. Был ли он именно «свергнут»? Он ушел под давлением. Но он не бежал в Мексику в звании президента страны. Он сам подписал свою собственную отставку. И почему Россия теперь должна продолжать считать его «изгнанным президентом»? Моралес – бывший президент. Это реальность, которую выбрал сам Эво Моралес. Сам он мотивировал это тем, что хочет избежать гражданского противостояния и кровопролития – особенно когда полиция и армия высказались за его отставку. Отчего Моралес и остальные политические силы приняли вот такое решение – а у нас нужно громко кричать о том, что все это мы признавать не станем? Конечно, признаем. «Не сдавать Моралеса» – а он разве продолжает действовать, как легитимный глава государства и обращается к России за поддержкой?
Да, нам было приятно работать с ним. Потому что у нас были хорошие отношения. Но почему мы считаем, что с новым руководством они будут хуже (или лучше), чем при Моралесе? Давайте посмотрим. Для боливийцев Россия – вообще не фактор политики, пусть нам и было бы приятно так считать.
Да, в Боливии есть гражданское противостояние. Но списывать все на «руку Вашингтона» – прямолинейная глупость. Вашингтон может воспользоваться ситуацией, но куда и к чему вы припишете проигрыш Моралесом референдума о переизбрании? Моралес не смог победить на референдуме, который ограничил правление президента двумя сроками. Это тоже реальность, она означает, что против Моралеса существовала и существует очень значимая политическая сила, которая опирается на очень значимую часть общества. И Моралес, внимание, признал результат этого референдума, именно поэтому он судился – и Конституционный суд постановил, что избираться снова ему можно. Но референдум – как срез общественного мнения – все же был.
Да, у Моралеса тоже была – и сохраняется – сильная поддержка очень значительной части общества. Именно поэтому самое главное – чтобы противостояние не переросло в войну. Именно поэтому мы и надеемся, что победит разум, государственные институты заработают, правоохранительные органы возьмут ситуацию под контроль и остановят насилие. Это логично. Потому что когда тотальное большинство против крохотного меньшинства – то масштабное гражданское противостояние маловероятно. А когда стенка на стенку – все очень опасно. И да, Моралес, находясь в Мексике, где он получил политическое убежище, может продолжать участвовать в политической борьбе: пусть он вряд ли сам пойдет снова в президенты, но он остается политическим игроком, или как минимум его сторонники.
И да, Моралес получил политическое убежище совершенно законно и легитимно, так как Мексика полагает, что его в Боливии ожидают репрессии по политическим мотивам – все в соответствии с международным правом и Конвенцией о беженцах (плюс протоколы).
Да, украинский Майдан для нас, для России – травма, беда нашей гражданской войны, потому что конфликт на Украине нам не чужой. Но травма эта не означает, что теперь любая другая гражданская война и противостояние где-то – сразу «майдан» и «Украина». Каждая ситуация уникальна, пусть и бывают схожие черты. Не надо всюду видеть одну сплошную Украину, это уже похоже на помешательство.
И нет, Россия не обязана ввязываться в каждую и любую заваруху на Земле, где мы считаем, что торчат уши Вашингтона. У нас могут быть и собственно свои интересы, кроме как принципиально «всюду давать отпор супостатам». Даже прагматичные интересы.
...А еще вот что скажу (к сожалению, не в первый раз): постоянное кипение и борьба с борьбой, битье себя пяткой в грудь, разрывание рубахи и крики «держите меня семеро, сейчас наши танки вот-вот и все!» – это проблема для нашей внешней политики.
Не проблема внешней политики. А проблема ДЛЯ нашей внешней политики. Потому что создает шумовое давление на центр принятия решений.
Потому что разогревает общественное мнение, когда нужно сохранять голову холодной. Даже гнев может (и должен) быть по расчету.Кто-то соберет на борьбе и крике суперпопулярность. Но это не стоит пепла. Тем более ядерного.