Военные перевороты не выглядят так, как выглядел переворот в Египте. Во время военных переворотов народ не празднует на улицах. Две противоречивые мысли боролись во мне, когда я слушал по египетскому ТВ, как генерал аль-Сиси объявлял о свержении египетского президента Мухаммеда Мурси.
Роль армии в жизни Египта вовсе не ограничивается обороной страны
С одной стороны, я вспоминал Москву 1993 года, когда вот так же одна из ветвей власти произвела конституционный переворот, открывший путь неолиберального перехвата и модернизации, за которую граждане России заплатили тяжелую цену, сравнимую со сталинской и петровской модернизацией.
С другой стороны, был всей душой с демонстрантами на площади Тахрир. Я когда-то работал в Египте, у меня есть там друзья. Я помню всеобщую безнадежность, помню и всеобщий энтузиазм «арабской весны». В течение 10 лет я помогал в проектах по созданию независимых египетских профсоюзов, сыгравших в итоге важную роль в революции. Десятилетняя подготовка, забастовки, конфронтации с казенными насеристскими профсоюзами помогли египтянам сломать барьер страха, царившего десятилетиями, почувствовать себя свободными людьми.
Принято писать слова «свобода» и «демократия» рядом, но это неверно. Англосаксонская либерально-демократическая модель родилась из особых обстоятельств, и попытки навязать ее всему свету так же обречены, как перманентная революция за распространение советской власти. Зато жажда свободы свойственна любому человеку. Не помню уже, кто сказал, что исламист или либерал, конфуцианец или православный традиционалист одинаково восстанут, если банда ментов будет насиловать его дочь. Людям одинаково противно угнетение, коррупция и ложь власти.
Президент Мурси стремительно терял поддержку именно из-за того, что продолжал неолиберальную политику Мубарака. Его конституция, а затем все его правление было продолжением старого мубараковского курса, получавших высокие рейтинги на международных биржах, в рейтинговых агентствах и одобрение западных правительств, но не египетского общества. Мурси не помогло, что на него ополчились неолиберальные недемократические режимы, опиравшиеся на институции старого общества. Не помогли и заверения, что «Братья-мусульмане*» ведут Египет по пути исламской правды против антиисламской кривды. Египетский народ не повелся.
Никакая вражда к исламу не смогла бы пробудить в Египте такой массовый протест, как тот, что мы наблюдали. Его электорат – «Братья-мусульмане» – люди верующие, но это вовсе не тупая фанатичная толпа, как пытаются их изобразить мировые СМИ и эксперты из различных «мозговых центров», легко купившиеся на пропаганду Мурси, а еще в большей степени поддавшиеся своим исламофобским страхам и еще больше – страху перед прямым действием народа.
Египетская конституция полна свободнорыночной риторики. Разработанная исламистами конституция привязывала рост заработной платы не к росту цен и расходов, а к повышению продуктивности. Конституция разрешает лишь «мирные» забастовки, оставляя парламенту определить, что это значит. Более существенно, что в начале декабря под диктовку Международного валютного фонда было объявлено прекращение субсидий на топливо. Цены на электричество, газ и другие насущные вещи росли скачкообразно.
Займ от МВФ в размере 4,8 млрд долларов был обусловлен введением антиобщественного режима экономии. «Братья-мусульмане» не выучили даже своей собственной истории. Очень похожее урезание субсидий в 1977 году вызвало массовые хлебные бунты, и «Братья-мусульмане» тогда возглавляли протест. Шоковая терапия не сработала. Ведь одним из основных требований египетской революции была социальная справедливость, несовместимая со свободно-рыночным капитализмом. Отчет Bloоmberg под знаменательным названием «Экономическое видение «Братьев-мусульман» – миллионеров» характеризовал их как «Братья одного процента». «Мусульманское братство» пренебрегло социальной справедливостью в пользу неолиберального капитализма и всего за год растеряло уважение общества, нажитое десятилетиями подполья, тяжелой и порой героической борьбой против тирании. Только широкая народная поддержка могла бы обеспечить их власть в условиях, когда старые элиты контролировали гражданские учреждения страны.
Власть взяла в руки египетская армия. Это организация особого типа, очень не похожая на то, что мы понимаем под армией в России или Америке. Под ружьем в Египте около полутора миллионов человек, из них около полумиллиона – кадровые военные. Несмотря на современное вооружение, боеспособность египетской армии остается под вопросом. Они не воевали уже больше 30 лет, да и когда воевали, то не достигли значительных боевых успехов.
Однако роль армии в жизни Египта вовсе не ограничивается обороной страны. В стране, разделенной сильными сословными, религиозными и классовыми перегородками, армия является, наверное, единственным массовым социальным лифтом, обеспечивающим мобильность. Отсюда высокий престиж армии в египетском обществе. Армейские казармы никак не отделены от народа, и в армии представлены все слои общества, все настроения и цвета политического спектра.
Однако чтобы понять роль египетской армии, ее лучше всего рассматривать как огромный концерн, контролирующий 20% (а по некоторым источникам – 45%) всей экономики страны. «Братья-мусульмане» в своей конституции не посмели поднять руку на привилегии армии. Зато довольно легко удалось сменить командование, унаследованное от Мубарака. Хорошо знающий арабский мир московский аналитик сказал мне, что это случилось потому, что бывший командующий Мухамед Тантави – гвардеец, «белая кость», а не настоящий солдат. Реальность в Египте иная. Армия – что-то вроде пайщиков в этом концерне, командование на самом деле действует как совет директоров, а главнокомандующий – что-то вроде председателя. Если председатель не удовлетворяет пайщиков, то его сменят.
«Братья-мусульмане» остаются не только крупнейшей, но и, по сути, единственной реальной партией в Египте, обладающей аппаратом, инфраструктурой и огромным числом последователей. Состоять в «Братьях-мусульманах» – это образ жизни, семейные и клановые связи.
В течение последних 30 лет шел постепенный процесс включения партии в политическую жизнь Египта. Их кандидат выиграл выборы, и теперь они могут почувствовать себя ограбленными и обманутыми, и тогда верх возьмут экстремисты, которые будут требовать вернуть принадлежащее им по праву.
Если не удастся включить исламистов в процесс принятия решений и исправления власти, это станет сигналом для экстремистов не только в Египте, но и во всем мусульманском мире. Уже сейчас звучат голоса, мол, мы пробовали мирно и демократически, мы завоевали власть на нескольких выборах подряд, но нам не дали...
За пределами временного технократического правительства, предложенного армией, очень трудно себе представить какое-то решение, которое бы не включало в себя «Братьев-мусульман» и не учитывало бы их интересов. Любая попытка как-то отстранить партию от участия в предстоящих выборах чревата огромными потрясениями. Новая власть вполне может наделать те же ошибки, что и «Братья», поверившие, что лишь успехов на выборах достаточно, чтобы не считаться с остальным обществом.
Начавшееся на Ближнем Востоке пробуждение уже не остановить ни иностранным силам, ни местным тиранам, но победой здесь будет компромисс, учитывающий интересы всех граждан Египта. Египтяне начинают осознавать, что демократия – это не просто формальные выборы и власть большинства, но также уважение прав меньшинств и учет настроений и воли народа, с которой надо считаться круглый год, а не раз в четыре года во время выборов.
* Организация (организации) ликвидированы или их деятельность запрещена в РФ