В нашем обществе то громче, то тише, но постоянно муссируется тема так называемых «нетрадиционалов». И, на мой взгляд, она муссируется зачастую искусственно. С одной стороны, представители секс-меньшинств говорят, что они какие-то особые, что это другое сословие, «голубая кровь». Другая часть общества от такой риторики приходит в ярость и заявляет, что таких людей надо лечить, а лучше сразу сажать в тюрьмы.
В разговорах на эту тему всплывают какие-то домыслы и псевдофакты, связанные, например, с Древней Грецией
Лично мое мнение сводится к тому, что такие «нетрадиционные» наклонности являются противоестественными, но я отношусь к этому достаточно спокойно. Самой по себе проблемы в существовании таких людей я не вижу. Она – в искусственном возбуждении общества и постоянно подпитывается энергией сопротивления. Если бы общество к этому относилось поспокойнее, то и сами представители этих движений отказались бы от эпатирования публики. В конце концов, мы живем в светском обществе, и сексуальная ориентация – это личное дело каждого.
Если говорить в целом, то я не считаю, что человек с какой-то нестандартной сексуальной ориентацией приобретает какие-то особенные способности. Или какие-то способности теряет. Это всего лишь один аспект человеческой жизни, хотя, конечно, очень эмоционально заряженный.
Меня несколько смущает, когда в разговорах на эту тему всплывают какие-то домыслы и псевдофакты, связанные, например, с Древней Грецией и античными философами. Поэтому я хотел бы вернуться к классическому жанру, к Платону и порассуждать на тему нетрадиционалов с философской точки зрения.
В своё время тексты Платона явились одной из причин, позволивших мне иначе взглянуть на этот казавшийся мне ранее исключительно сладострастно-развратным мир. Когда говорят, что у древних греков однополая мужская любовь пользовалась особой привилегией и почиталась как нечто высшее в сравнении с любовью мужчины и женщины, в нашем мире это вновь и вновь способствует надуманному, на мой взгляд, выделению (и самовыделению) «геев» в какую-то особую то ли в духовно-творческом, то ли в гигиеническом, то ли в романтическом, то ли в каком-то ещё смысле, привилегированную «касту».
Конечно, любое отвергаемое существующей системой движение питается в том числе и силой этого отвержения, а значит, и сопротивления. Наряду со словами «гей», «голубой» всем известно и другое, по сути, ставшее у нас ругательным слово «педераст», которым часто обозначают всех гомосексуалов без разбора, не принимая в расчёт существующие в этой сфере различия.
Мне небезынтересно было когда-то узнать о греческих истоках слова «педераст», которое прямо отсылает к сократовско-платоновской традиции. «Erastes» с древнегреческого – любовник, влюблённый, любитель, почитатель, приверженец, друг. «Pais» – мальчик, отрок, юноша. В результате фонетической, а часто и смысловой модификации мы получаем всем нам хорошо известное ругательное слово. Но изначально то явление, которое мы называем педерастией, имело не только сексуальную подоплеку. Прежде всего, речь шла об отношениях между мужчиной и юношей. Здесь дело не столько в возрасте, разница в котором могла быть и совсем небольшой, но в различии социального, интеллектуального и духовного статусов.
К тому же для древних греков никакого существенного различия между однополой и разнополой любовью не было. У человека, более-менее знакомого с текстами Платона, тут же может возникнуть вопрос: «А как же Афродита небесная в речи Павсания в платоновском «Пире»? Ее ведет, оказывается, именно гомосексуальная, а не гетеросексуальная любовь?» Этот возможный вопрос может быть оправдан следующим местом из «Пира» Платона (речи о любви мужчин к юношам, которые пересказывает, излагает Платон, несомненно, дают представление о взглядах на такую любовь и дискуссиях о ней в самих древнегреческих полисах):
«Эрот же Афродиты небесной восходит к богине, которая ... причастна только к мужскому началу, но никак не к женскому, – недаром это любовь к юношам. Потому-то одержимые такой любовью обращаются к мужскому полу, отдавая предпочтение тому, что сильней от природы и наделено большим умом. Но и среди любителей мальчиков можно узнать тех, кем движет только такая любовь. Ибо любят они не малолетних, а тех, у кого уже обнаружился разум, а разум появляется обычно с первым пушком».
Но у Платона, как, надо полагать, и в древнегреческой культуре в целом (во всяком случае, в полисах с развитой интеллектуальной культурой), существенно различие не между гомо- и гетеросексуальностью, а между человеком разумным (воздержным, имеющим власть над собой и умеющим преобразовать свою страсть в нечто духовно и социально позитивное) и человеком пошлым (предающимся сексуальным удовольствиям как таковым).
Но давайте зададим себе вопрос: «Чем по сути отличаются гомо- и гетеросексуальное влечения?»
По-моему, по сути – ничем. Дело в том, к чему устремлено это влечение, как оно реализуется, как оно соотносится с человеческим достоинством, ответственностью, честностью, если уж ставить вопрос об этической и социальной проекции эротики. Сексуальное влечение, на мой взгляд, можно разделить на эти две сферы только условно, искусственно.
Поэтому с этой точки зрения сам термин «бисексуальность» лишается какого бы то ни было глубокого смысла. Сексуальное желание одно, и никакого «би» в нём нет. А для Платона эротическое стремление лежит в основе (во всяком случае, непременно сопутствует) стремления к «прекрасному», какого бы пола или вида оно ни было.
Вот так по-житейски просто и понятно говорит Платон о пошлом Эроте (Эроте Афродиты пошлой):
«Так вот, Эрот Афродиты пошлой поистине пошл и способен на что угодно; это как раз та любовь, которой любят люди ничтожные. А такие люди любят, во-первых, женщин не меньше, чем юношей; во-вторых, они любят своих любимых больше ради их тела, чем ради души, и, наконец, любят они тех, кто поглупее, заботясь только о том, чтобы добиться своего, и не задумываясь, прекрасно ли это».
Источник: Блог Романа Авдеева