Почти половина семей в России не имеет денег на товары длительного пользования (бытовая техника, мебель и т. п.), им хватает только на еду и одежду. Таковы данные Росстата по итогам четвертого квартала 2018 года. Ситуация, правда, слегка улучшилась – доля таких семей снизились с 49,8% до 48,2%.
Более трети российских семей утверждают, что им хватает денег на еду, одежду и товары длительного пользования, но они не могут позволить себе крупную покупку – автомобиль, квартиру или дачу. Еще 15% российских семей хватает денег только на еду. У них вызывает затруднение покупка одежды и оплата услуг ЖКХ. Такие проблемы зачастую характерны для молодых и многодетных семьй, а также для неработающих пенсионеров. К сожалению, чем больше детей, тем риски стать бедным выше. Доля семей, которым не хватает даже не еду, немного снизилась – до 0,7%. При этом только 3% признались, что им достаточно денег, чтобы купить все, что они считают нужным.
Больше всего в этом году россияне экономили на путешествиях – так ответили почти треть респондентов холдинга «Ромир». В прошлом году на первом месте по экономии была еда, теперь она опустилась на второе место (24% опрошенных россиян). На третьем месте – экономия на одежде и обуви (23%). Также люди стали ужимать себя в тратах на развлечения (22%), на деликатесы (20%), алкоголь и сигареты (13%), рестораны (15%). Экономят не только на вредных привычках, но и на медицине (7%), спорте (7%) и транспорте (5%).
Наконец, сократилось число людей, которые ни на чем не экономят – если в 2018 году таких было 24%, то теперь только 17%. До этого показатель несколько лет увеличивался.
«Бедность у нас всегда была большой за годы реформ. Были периоды, когда ситуация была лучше, когда – хуже. Все это связано с состоянием экономики, и по-другому быть не может. Социальные программы поддержки, конечно, сейчас более развитые, чем, например, в те же 90-е годы. С этим не поспоришь. Получили развитие разные системы поддержки населения. Однако они не решают проблему с точки зрения сокращения масштаба бедности. Они скорее помогают не впасть в крайнюю бедность – нищету. Это касается пассивных программ. Программы активного характера, как, например, материнский капитал – это немного другое. Если не будет экономического роста, то останется точно такая же бедность», – считает доктор экономических наук Сергей Смирнов.
В годы экономического подъема современной России уровень бедности действительно устойчиво снижался.
Так, с 2000 по 2013 год он сократился с 29% до 10,8%. Однако кризисы 2009–2010 годов и 2014–2016 годов вернули проблему бедности в центр политической повестки. Увеличение МРОТ, размера пособий по безработице и уровня пенсий – все это помогло сгладить последствия от первого кризиса и снизить уровень бедности к 2012 году. Однако новый кризис привел к уровню бедности в 13,2% в 2017 году, что выше, чем было в 2009–2013 годах. Дефицит денежного дохода населения вырос с 0,54% ВВП в 2012 году до 0,78% ВВП в 2017 году. Он составил 716,6 млрд рублей, подсчитали эксперты РАНХиГС в представленном на Гайдаровском форуме докладе «Социальная политика в долгосрочной перспективе: многомерная бедность и эффективная адресность».
Официально в России насчитывают 20 млн бедных, согласно стандартному определению бедности по Росстату (это доход ниже прожиточного минимума, в каждом регионе он свой). При этом, по данным РАНХиГС, половина всех многодетных семей – бедные. Конечно, все это результат снижения реальных доходов населения после 2013 года.
«Бедность может быть разная. Есть ситуационная бедность, когда человек потерял работу, но через несколько месяцев он ее найдет. А когда человек не может найти работу год и больше, это уже хроническая бедность, и это страшно.
Если есть ограничения по еде и по одежде, то надо выяснить причины и бороться с этим. Без поддержки базисных потребностей населения мы опять утратим наш потенциал. Люди, которые выживают, не думают о развитии. Это приговор не столько социальной политике – здесь сделано не так уж и мало. Это приговор экономической политике»,
– считает Смирнов.
С экономическим ростом в России и правда проблемы. Мировая экономика в этом году обещает вырасти на 3,3%, тогда как Минэкономразвития ожидало рост российского ВВП в лучшем случае на 2%, последний прогноз – на 1,3%. Даже МВФ дает 1,4%. При этом прогноз ведомства, отвечающего за экономический рост, может оказаться еще очень оптимистичным. Рост ВВП России в 2019 году составит около 1% или ниже при официальном прогнозе Минэкономразвития 1,3%, заявил глава Счетной палаты РФ Алексей Кудрин.
На прошлой неделе глава Минэкономразвития Максим Орешкин признался, что экономическая модель, необходимая для обеспечения роста экономики России темпами выше 3% в год, до конца еще не сформирована.
По его словам, в первом квартале 2019 года был отмечен минимальный с конца 2017 года рост ВВП – на 0,5%. Главная причина, объясняет Орешкин, – это синхронное ужесточение налогово-бюджетной и денежно-кредитной политики. «У нас произошло повышение НДС при отложенных бюджетных расходах, и это все совпало с повышением ключевой ставки Банка России. Слабый спрос видно во многих направлениях, проявляется и в динамике инфляции», – сказал глава Минэкономразвития. Впрочем, он уверен, что эффект от повышения НДС носил разовый характер.
Рассуждая об экономическом росте России на Столыпинском форуме, Орешкин вместо новой экономической модели для России привел в пример четыре фактора, которые обеспечили успех Китаю. Первое – это процесс урбанизации, массовый отток населения из сел в города. Второй фактор – это «осознанная жертва настоящим ради будущего». В пример он привел пенсионную политику Китая, где до последнего времени пенсий в сельской местности не платили. «Это осознанная политика – жертвовать настоящим, чтобы ВВП рос. Поэтому экономический рост, хотя все думают, что это что-то приятное, на самом деле болезненный процесс. Спортсмены говорят: no pain, no gain. То же самое касается экономики», – отметил министр.
«Так исторически сложилось, что объем ресурсов, который Китай тратит на пенсии, был очень низкий, это осознанная политика», – сказал Орешкин, добавив, что благодаря этому власти Китая «могут тратить больше денег на ВВП и инвестиционные расходы».
Другой пример – это жесткое регулирование в Китае структуры кредитного предложения и спроса, в отличие от России, где большая часть кредитования приходится на потребительские кредиты.
Экономический рост заключается также в том, что ты и твой коллектив тем же составом через год или два должны делать на 10–20% больше. «А не то, что тебе повысили зарплату или людей стало в два раза больше работать», – отметил Орешкин. Видимо, здесь министр экономики имел в виду необходимость повышать производительность труда, которая в России действительно в разы ниже, чем в развитых странах.
Четвертый фактор китайского успеха – это упор на проекты с возможностью роста добавленной стоимости. Мир инвестирует в искусственный интеллект, а промышленность и производство становятся низкодоходными, пояснил министр. Китай ежегодно инвестирует в развитие искусственного интеллекта 15 млрд, поскольку вся доходность сосредоточена не в производстве, а в технологиях, отметил Орешкин.
«Вот четыре истории, которые обеспечивают высокие темпы роста. Но надо понимать, что при этом меньше расходов на текущее потребление, меньший уровень социальной поддержки населения именно в жертву будущему», – заключил Орешкин.
Многих задела история о невыплачиваемых пенсиях в китайских селах. Орешкину, конечно, вряд ли дадут такое провернуть в России, которая исторически является социально ориентированным государством. Россия только сейчас решилась поднять пенсионный возраст, нормативы которого были установлены десятилетия назад, в советское время. Тогда как в Европе он давно уже наступает не раньше 65–70 лет.
«Когда мы слышим, сколько получают пенсионеры и такие речи от людей, облеченных властными полномочиями, то мне кажется, что проблема состоит в том, что в правительстве люди реально не понимают, как люди живут на очень незначительные доходы и от чего они должны отказываться. И бог с ними, с путешествиями. Хотя в конечном счете и это важно. Это некая свобода человека, когда он думает не только о хлебе насущном, а приобщается к российским и мировым культурным событиям и ценностям. Это важно, так как самоизоляция ведет к деградации нации и, на мой взгляд, ведет к абсолютно порочной точке зрения – мы бедные, но мы гордые. Мы должны быть гордыми, но при этом небедными. В противном случае появляются разного рода экстремальные явления. Затягивание поясов приведет лишь к росту бедности», – полагает Сергей Смирнов.
В числе главных причин высокой бедности в стране Нарек Авакян из «БКС Брокер» называет отсутствие нормально работающих социальных лифтов и сильный разрыв в доходах населения: т. н. децильный коэффициент достигает уже угрожающего показателя – 18. Для понимания: этот показатель показывает, во сколько раз доход 10% самых богатых граждан превышает доходы 10% самых бедных. Еще по итогам 2011 года разница между доходами составляла 16,3 раза, теперь – 18 раз. Оптимально, когда богатые опережают бедных по уровню доходов в пять–семь раз, а напряженной считается ситуация при разнице в 8–10 раз. Коэффициент, зашкаливающий за 12, считается опасным.
Но надо понимать, что Россия – большая страна, и ситуация в разных регионах сильно отличается. Крайне неравномерное развитие регионов, когда, по сути, развивается только несколько территорий, а все остальные в лучшем случае стагнируют, – это еще одна причина бедности, отмечает Авакян. Добавляет проблем низкая производительность труда в госсекторе, кризисные явления в экономике и увеличение налоговой и квазиналоговой нагрузки, подчеркивает он.
«Ситуация здесь достаточно сложная, но не безвыходная. Чтобы преодолеть негативный тренд в уровне жизни россиян, нужно обеспечить две вещи. Во-первых, повысить стандарты оплаты труда и выплаты пенсий. Уровень МРОТ в 11 250 рублей в месяц, совершенно очевидно, не отвечает даже минимальным потребностям полноценного взрослого человека в России. Во-вторых, и это более глобальная задача, необходимо обеспечивать рост экономики. Этого можно добиться разными способами, но, на мой взгляд, самый эффективный из них – стимулирование частного сектора и снижение доли государства», – говорит Авакян. По данным Счетной палаты на 2018 год, доля госсектора в ВВП страны превысила 48%, увеличившись с 2014 года на 6 п.п. При этом частные инвестиции вне нефтегазового сектора рухнули примерно в два раза.
«Нужен экономический рост, но не за счет населения. Если будет принята концепция поиска этих ресурсов за счет населения, с чем мы уже столкнулись в виде повышения НДС и других сюжетов, то, мне кажется, это будет неправильный подход», – заключает Смирнов.