− На альбоме «Песни моряков − 2» есть хрестоматийные вещи, народные «стандарты», хорошо известные не только в вашем исполнении, а есть что-то совершенно другое, в том числе ваш авторский репертуар. По какому принципу составлялся трек-лист?
Когда я выхожу на сцену, я всегда даю публике больше, чем она вправе от меня ожидать
− Весь альбом – это набор песен о море, которые, за одним единственным исключением, написаны не мной. Выбирал я их по очень простому принципу: все они близки моей душе. Это те песни о море, которые мне хотелось исполнить и которые я был бы счастлив написать сам. Вещи, которые могли стать дополнением к альбому «Песни моряков», состоящему, наоборот, из моих композиций, за исключением песни Виктора Цоя «Мама, мы все тяжело больны». Когда я подбирал материал для нового диска, у меня было четкое желание сделать второй «морской» альбом и посмотреть, как другие люди писали о море, что они о нем думали. Прослушивая множество песен, я отбирал те, которые были созвучны моему настроению. Теперь, когда они уже собраны и записаны, я могу сказать, что альбомы «Песни моряков» и «Песни моряков − 2» в совокупности представляют собой некую дилогию. Тема моря, по крайней мере на какое-то время, для меня закрыта. А сами эти песни, вошедшие во второй диск, очень яркие. Нет ни одной проходной, которую бы я добавил просто потому, что она тоже о море. Нет, все они – о том море, о котором хочу говорить я.
− А какая из композиций на «Песнях моряков − 2» ваша?
− «Есть моря». Эта вещь была написана лет пять назад и вошла в качестве заключительного трека в альбом «Ва-Банка» под названием «Игроки и шпионы».
− Вы много лет культивировали стиль unplugged – рок, исполняемый на акустических инструментах, и это во многом определило музыкальное лицо «Ва-Банка». Какую роль в вашей нынешней деятельности играет акустика, а какую – электричество?
− Сейчас я почти всегда выступаю с электрическим составом, но внутри него сам играю на акустической гитаре. Таким образом, я сочетаю эти два подхода.
− В свое время вы исполнили песню «Я милого узнаю по походке» в дуэте с Гариком Сукачевым, и этот номер пользуется огромной популярностью. На новом альбоме вы спели эту песню сольно, а Сукачев поучаствовал в оригинальной версии другого стандарта – «В кейптаунском порту». В чем для вас смысл сотрудничества с Сукачевым, что оно вам дает?
− Надо сказать, что песня «В кейптаунском порту» − единственный дуэт во всем альбоме. Прослушивая многочисленные, самые разные варианты ее исполнения, я поймал себя на том, что в каждом из них мне не хватало чего-то яростно-бесшабашного – того, что, на мой взгляд, однозначно заложено в тексте и во всем посыле этой песни. Создавая свой вариант, я постарался добавить ярости и огненности. И понял, что мне здесь совершенно необходим мой давний соратник Игорь Иванович Сукачев. Если бы он по каким-то причинам не смог принять участие в записи, то песня осталась бы в моем сольном исполнении, потому что другого партнера для такого дуэта я не видел. Я видел именно Гарика. Потому что он умеет затронуть особую струну, дать ту энергетику, которую мне из себя выжимать не органично. Это, собственно, и есть основа нашего многолетнего сотрудничества, которое началось с «Боцмана и бродяги».
− Еще одна важная для вас фигура, хотя, может быть, и не столь общеизвестная, как Гарик Сукачев, – философ, писатель и автор-исполнитель Евгений Головин. Вы по-прежнему поддерживаете связь с ним?
− Конечно. До тех пор, пока мы живы, эта связь будет существовать. Смею надеяться, что она будет существовать и после того, как мы уйдем. Раз начавшись, она вряд ли когда-нибудь прекратится, будь то на этом свете или на том.
− Он следит за вашим творчеством, слушает ваши новые альбомы?
− Да, абсолютно все мои новые релизы я передаю ему лично. Соответственно, и «Песни моряков − 2» он уже давным-давно послушал. Пластинка была полностью готова еще в конце октября прошлого года. Соответственно, в конце октября или в начале ноября Евгений Всеволодович уже отслушал ее от начала до конца.
− Можете ли вы намекнуть, чем вас в свое время привлекла фигура Головина? Он был философом-эзотериком, а вы, наверное, занимались чем-то совсем другим.
− Думаю, что наша встреча, состоявшаяся много лет назад, была предопределена судьбой. Наши пути должны были пересечься, и он должен был стать для меня тем, кем стал. Почему это произошло, не известно ни ему, ни мне, ни кому-либо другому на этом свете. Просто так случилось, и это сыграло для меня судьбоносную роль – как в творческом плане, так и в человеческом. Когда мы с ним встретились, Евгений Всеволодович еще не был автором книг, но песни у него уже были. Хотя наше знакомство состоялось за несколько лет до того, как он написал песню «Эльдорадо». Она написана приблизительно в 1980-м или в 1981-м году, мы же с ним встретились где-то в 1973-м. И вот с тех пор мы с ним всегда вместе. На меня оказала влияние вся его многогранная личность, оказались существенными все его ипостаси – поэт, писатель, переводчик, музыкант, философ.
− Вы – сетевой человек? Влияет ли Интернет на то, как складывается ваша музыкальная жизнь?
− У меня есть сайт, есть форум. Мой пресс-атташе переправляет сообщения с форума на мой мэйл, и я регулярно на них отвечаю. Кроме того, есть еще пара-тройка порталов, где я время от времени общаюсь со своей аудиторией. Все остальное общение – это концерты. У меня нет живого журнала, я не блогер. Что касается собственно музыки, то я не прикладываю никаких усилий для того, чтобы мои творения появились в Интернете – за меня это делают многочисленные пираты, которых я всячески поддерживаю на протяжении всей жизни. Каким образом это влияет на мою жизнь? Думаю, что чем больше распространен Интернет, тем большее количество людей имеет возможность послушать меня в записи, а значит, часть из них захочет послушать меня живьем. И до тех пор, пока я остаюсь действующим и в первую очередь концертным музыкантом, я всегда буду интересен своей публике, потому что вживую я отличаюсь от себя в записи. Как бы удачно я ни записал свой альбом, это все равно вещь, зафиксированная в студии и уже никак не меняющаяся. Когда я выхожу на сцену, я всегда даю публике больше, чем она вправе от меня ожидать.