Невозможно удержаться от соблазна провести параллели.
1971 год. В стране появляются магазины самообслуживания. Фактически супермаркеты.
Порядочный человек – это тот, кто делает гадости без удовольствия
1972 год. Центральное телевидение проводит первый фестиваль «Песня года». Как-то непроизвольно вспоминается «Евровидение» с «Фабрикой звезд». Не по сходству музыкального материала, а по тому, какое это имело значение в 1970-е и сейчас. Такое же. Никакого. Смотрели и плевались. Понимали, что нам подсовывают суррогат, но смотрели, потому что все равно, кроме суррогата, ничего не было.
Слово «суррогат» — ключевое для той эпохи. Суррогатный алкоголь, суррогатная музыка в исполнении ВИА, суррогатная идеология, в которую не верит ни один вменяемый человек. И при этом полная социальная апатия. Такое ощущение, что даже от членов ЦК по большому счету ничего не зависит.
От шестидесятнического идеализма не осталось и следа. В перемены никто не верит. Все понимают, что так жить нельзя, но раз мы живем, значит, можно. Правда, ни о какой морали при этой жизни речи идти не может. Цинизм доходит до крайности. Именно тогда родился афоризм: «Порядочный человек – это тот, кто делает гадости без удовольствия». На диссидентов большинство населения смотрит, как на неопасных сумасшедших. Примерно так же, как сегодня на «несогласных».
За хоккейным матчем с канадцами из НХЛ следит вся страна. А через несколько лет та же история повторится с футболистами киевского «Динамо». Они тоже станут национальными героями. Спорт в застойные годы подменяет собой и политику, и частную и интеллектуальную жизнь. Эта закономерность проверена дважды: в 1970-е и сейчас. А чем еще гордиться, кроме умения наших парней гонять мяч?
Именно тогда модными становятся поездки в Прибалтику и Болгарию. Это тоже суррогат настоящей заграницы. Что-то вроде теперешней Анталии. С одной стороны, комфортно, с другой – все вокруг говорят по-русски. Возможность жить в чужой стране изолированно, по-своему, по своим законам ценилась еще тогда, в 70-е годы.
Кстати, об интеллектуальной жизни. Она, как и любая другая, проходила в то время параллельно официозу. Модными становятся грузинские короткометражки и фильмы Тарковского. Их мало кто видел, отсюда и резонанс. Позже, в 90-е, когда Тарковского сможет посмотреть каждый, мода на него пройдет так же стремительно, как началась. Сложно и не для всех. Критерии смещены, зритель остро реагирует на любую неофициальную информацию, даже не вникая в детали.
По аналогии приходят на ум теперешние фестивали иранского или какого-нибудь еще экзотического кино. Даже не глядя, все понимают, что это заведомо лучше, чем сериал «Братаны». Но если бы иранское кино показали по ТВ, реакция была бы такой же, как и на «Братанов». А, собственно, ну и что?
70-е — это еще и обилие военных переворотов: Чили, Лаос, Камбоджа, многочисленные третьи страны. Вне зависимости от того, кто приходит к власти, «ихние» или «наши», Советский Союз ревниво следит за развитием ситуации. Почему-то очень важным кажется восстановить справедливость где-нибудь на Ближнем Востоке или в Южной Америке. Важнее, чем разобраться в том, что происходит под носом. Как тут не вспомнить российскую реакцию на все без исключения «цветные революции». Рука сама тянется навести порядок.
Так же, как и сейчас, в 70-е страна узнает о своей собственной жизни из телевизора. Пропагандистская машина работает примитивно, без выдумки, зато масштабно и агрессивно. Бесконечные вести с полей, гэдээровский балет, глубокомысленные рассуждения политологов и официозные репортажи. Все это может разрушить даже самую устойчивую психику. Особенно если понимать, что никакой связи между телевизионной реальностью и реальной не существует.
Одно из главных слов 70-х – «дефицит». Основная забота советского человека – приобрести более или менее приличную еду, одежду и мебель. А предметы роскоши и жилье вообще на вес золота. На то, чтобы обзавестись отдельной квартирой, может уйти вся жизнь. Зато зарплата гарантирована, с голоду не умрешь.
В России 2000-х нет даже подобия дефицита. Магазины ломятся, полное изобилие, которое принято связывать со стабильностью. А жизнь уходит на поиски денег, чтобы воспользоваться хоть частью этого изобилия. Тоже дефицит своего рода.
Кстати, социальное расслоение в застойные годы было ничуть не меньшим, чем сейчас. Для партийной верхушки коммунизм был уже построен. Чего не скажешь о рядовых тружениках.
И, наконец, главное сходство: Советский Союз 70-х, как и Россия 2000-х, – мощная сырьевая держава. Благополучие страны держится исключительно на экспорте нефти. Высокие цены на нефть обеспечивают сонное процветание советского общества. Никому ничего не надо, даже режим ушел в глухую оборону и не особенно прессингует по сравнению со свирепыми годами репрессий.
Именно нефть позволяет по-хамски вмешиваться в дела других стран. Именно нефть позволяет существовать тысячам бездельников в многочисленных КБ и НИИ. Армия тогдашних младших научных сотрудников – это офисный планктон эпохи застоя.
Собственно, нефть и была главной идеологией застоя, тайным оружием советского государства. Но мы хорошо помним, что случилось с этим государством, когда цены на энергоносители стали падать. После 70-х годов неизбежно наступают 80-е.
«История оказалась не только антисоветской, но и антироссийской», – пишет Парфенов. Все правильно. Паразитировать, вести суррогатное существование и врать самим себе можно лишь до поры до времени. До того момента, пока на исторической сцене не появится маленький мальчик со своей неизбежной, как судьба, репликой: «Ребята, король-то голый!»