Поймать мгновение
На «Винзаводе» окопалось легендарное агентство «Магнум фото», основанное в 1947 году классиком фоторепортажа, французом Анри Картье-Брессоном с несколькими друзьями-коллегами.
Фотоаппарат для меня, как инструмент для музыканта: чем легче его касаешься, тем точнее снимок
На экспозиции представлены работы членов этой престижной организации. Из советских мастеров в ряды элитного «Магнума» был принят только Георгий Пинхасов. Случилось это в далеком 1981 году.
Проживает Пинхасов, соответственно, в Париже, а колесит по всем континентам.
Широкий географический охват – один из принципов отца-основателя агентства. Свои теоретические открытия Брессон изложил в классическом труде «Решающий момент» 1952 года.
Это философская книга, где кредо автора выражено в словах: «Фотограф должен зафиксировать главное, то, что представляет собой суть события». Задача фотожурналиста – «спрессовать» время и образы в композиционно точном кадре, поскольку «единственная поэтика, которая существует, – это поэтика геометрии композиции».
У Геннадия Пинхасова выделяется работа, где из окна небоскреба видны автомобили, выстроившиеся в ряды на крыше гаража, словно крошечные модели на столе у ребенка.
Ги ле Керрек запомнился снимком джазового контрабасиста и композитора Чарльза Мингуса: гриф инструмента заслонил лицо музыканта, спешащего с тележкой в аэропорту.
У Гарри Груйера на самом неординарном фото дети играют оранжевым мячом на площадке, нависающей над туманной рекой. «Оранжевое солнышко» – центр притяжения кадра.
Лиз Сарфати обожает снимать меланхолически задумчивых девушек. Самая выразительная из них положила голову на стол, устремив вопрошающий взгляд в неведомую, но наверняка романтическую даль.
Алекс Уэбб строит яркие цветовые комбинации, подчеркивая темперамент своих моделей – представителей южных стран. Все работы «Магнума», несмотря на различие пристрастий и идей их авторов, несут в себе черты «репортажности».
Фотограф словно на охоте. У него есть одно мгновение для нажатия кнопки аппарата. Не случайно агентство названо в честь знаменитой марки пистолета.
Цвет Марса и социализма
В Центральном манеже на экспозиции «Первоцвет» представлен последовательный ряд цветовых трансформаций отечественного фото: от первых карточек-раскрасок конца XIX столетия до полного цветового спектра снимков времен развитого социализма 70–80-х XX.
Крестьяне, семинаристы и старушки выглядят на черно-белых фото Марио Джакомелли словно на старинных гравюрах – максимально контрастно (фото: Марио Джакомелли) |
В последних, правда, явное преобладание красного колера. До прилавков советских универмагов еще не добрался «Кодак» с «Фуджи», там свирепствовала пленка Шосткинского производственного объединения «Свема», которую по иронии судьбы еще в 1931 году заложила фирма «Люмьер».
В серии «Звездное небо» демонстрируются роскошные космические снимки. Причем красноватые панорамы Марса напоминают по цветовому тону фото улыбающихся ударниц социалистического труда.
Документы NASA здесь соседствуют с художественными произведениями. На одной из таких работ можно узреть собственную физиономию внутри неизвестного объекта на пузырчатой лунной поверхности: где-то коварно спрятана видеокамера.
Однако спускаемся с небес на землю для наслаждения ретроспекциями классиков фотографии.
За гранью времени
Крестьяне, семинаристы и старушки выглядят на черно-белых фото Марио Джакомелли словно на старинных гравюрах – максимально контрастно.
Аскетизму итальянца противоречит пышная китайская экзотика француза Ива Желли. Только синие водопады и желтые пляжи – всего лишь часть китчевого интерьера. Самый колоритный «зверь» нарисованных «джунглей» – белая двуспальная кровать в невыносимо алых цветах мака.
Желли противопоставляется строгая геометрия спиралеобразных лестниц поляка Богдана Конопки. Все в его «Природе вещей» предельно диалектично.
Уроженец Монмартра Эдуард Буба своим творчеством являет максимальное воплощение художественно-репортажной идеологии «Магнума»: дети, беспечно играющие в снежки; противопоставление в кадре старушки и юной модницы. Но в ЦМ не брессоновские последователи правят бал, а гениальный американец Ральф Гибсон.
У брессоновцев – масса путешествий, у моряка Ральфа Гибсона – поменьше, но добыча – любопытнее, поскольку он двигался не столько по горизонтали, сколько по вертикали – вглубь предметов.
В начале своей карьеры он три месяца проработал в американском отделении «Магнума». Но почувствовал, что документалистика ограничивает его возможности. Три года экспериментировал, а в 1970 году, заложив квартиру, издал «неформатные» снимки в книге «Лунатик», с которой и началась его всемирная слава.
На экспозиции два фото из того легендарного альбома. На снимке «Лунатик» рука, просунутая в дверную щель, окружена кольцом серебряного света. Добавляет таинственности тень от ладони на противоположной стене. Из этой же серии: обнаженная девушка, закрыв глаза и наполовину погрузившись в воду, медленно движется вдоль речных берегов (явные аллюзии с «Офелией» прерафаэлита Джона Миллеса).
На снимке «Лунатик» рука, просунутая в дверную щель, окружена кольцом серебряного света (фото: Ральф Гибсон) |
Другие фото Гибсона не менее загадочны. Фетровая шляпа, снятая крупным планом, похожа на бархан. Улыбающееся женское лицо наполовину скрыто непроницаемой тьмой. Квадратные плиты стены дома словно «проваливаются» в черноту.
Каждый снимок Гибсона – пароль в иную реальность. Вы то ли погружаетесь в реку времени, то ли возле обыденного особняка находите вход в гиперпространство. Его работы – это лифты-метафоры. Они или выносят наверх – на метафизический уровень. Или тянут вниз – на «нижние этажи» страстей. Как на снимке, когда нос корабля напоминает женское лоно. (У Ральфа немало снимков в жанре ню.) И в том, и в другом случае сладко захватывает дух от перехода.
Если искусство Анри Картье-Брессона – импрессионизм в фотографии, моментальный слепок эмоций (аналогия в живописи – все французские импрессионисты, от Моне до Ренуара), то жанр Ральфа Гибсона – магический реализм (творчество европеизированных американцев Джеймса Уистлера и Эдварда Хоппера).
В ЦМ на видеоэкране идет в режиме нон-стоп интервью с Гибсоном во время его мастер-класса, который он давал в Москве. Имеет смысл кое-что процитировать.
«Я родился в Лос-Ажелесе, штат Калифорния. Там ничего нет, кроме пустыни. Европа мне дала культуру: музыку, литературу, живопись».
«Я сказал капитану судна, куда поступил юнгой, что хочу сойти на берег, чтобы еще раз попытаться стать фотографом. Он ответил: «Ладно, я отпущу тебя, но шесть недель ты будешь драить гальюн». И во время шторма, вычистив гальюн, я выскакивал на палубу и кричал в небо: «Я стану настоящим фотографом!» Я до сих пор так кричу».
«Если хотите оценить себя как фотографа, выберите из своих фото лучшее и три часа смотрите на него. Если это настоящий снимок – вы вспомните все свои привычки, поступки, всю жизнь».
«Я живу в Сохо, в художественном районе Нью-Йорка. Но мне ближе школы старых мастеров».
«Надо оставить необходимое и убрать лишнее. В скульптуре – это образ. В фотографии – то же самое».
«Раньше на двадцать пленок у меня выходил один готовый кадр. Сейчас больше. Наверное, я снизил стандарты».
«Фотоаппарат для меня как инструмент для музыканта: чем легче его касаешься, тем точнее снимок».
«В серии «Лунатик» я хотел показать, что когда мы спим – находимся в другом месте».
Анри Картье-Брессон мыслил категориями СМИ, где в основном и печатались его шедевры. Ральф Гибсон мыслит категориями альбомов. После «Лунатика» он их выпустил уже 25. Что в пять раз больше, чем у основателя «Магнума».
Из российских мастеров ближе всего к манере Гибсона работает Александр Слюсарев. К сожалению, у этого гениального фотографа альбомов еще меньше, чем у Брессона.