К счастью, не с точки зрения качества: все показанные работы достойные. А вот тематически все словно соревнуются – у кого страшнее. И беспросветнее. Никто из режиссеров не предлагает путь выхода из мрака. Наоборот, финал каждого спектакля оказывается самой болезненной точкой.
Бедный папа
Все более-менее жизнерадостные сюжеты в конкурсной программе были отданы музыкальному театру. Ибо в драме царит настоящий апокалипсис…
Увидеть в афише «Маски» «Последних» Нижегородского ТЮЗа, один из лучших российских спектаклей прошлого сезона, радостно.
Работа Вячеслава Кокорина внешне сделана вполне традиционно, но по сути – трудно найти что-то более современное по звучанию. Только этот факт почему-то не привлек большого количества публики: зал на «Последних» был заполнен вяло.
Жаль. Да, у «Последних» нет скандального шлейфа. Как, скажем, у «Грозы» Льва Эренбурга. Но зато здесь есть абсолютно все признаки качественного театра.
Внутренний накал, ювелирно выстроенные отношения, точнейший, до запятой, текстовой разбор. И – ощущение происходящего здесь и сейчас.
Пространство спектакля простое – и впечатляющее.
Художник Лариса Наголова придумала интересный ход: потолок (или небо?) заплетено множеством электрических проводов, с которых свисают лампочки. Меняющаяся яркость света в них иллюстрирует ход напряжения в действии. А глядя на эти провода, думаешь: вот так и у героев – куда ни шагни, везде ударяет током.
В семействе Коломийцевых родственной любви нет и в помине. Раздражение или безразличие. Иногда Софья (Марина Ильичева) или Яков (Евгений Калабанов) вдруг словно вспоминают: ах да, это дети, их надо любить. А не получается. Забыли, потеряли что-то в душе, что за чувства отвечает.
Или ампутировали сами себе.
В спектакле нет одного персонажа – няни. Именно из ее уст звучит слово, давшее название пьесе: «последние». Но относится оно только к младшим детям. Здесь эта реплика не звучит. Потому что последние – все.
Особый разговор – о главном герое, Иване Коломийцеве. Леонид Ремнев играет его неожиданно. Не злодеем и трусом, а настоящим отцом семейства. Он действительно хочет, чтобы во всем был порядок. Преступники – в тюрьме, дочери – замужем, сыновья пристроены на хорошую службу.
Из века в век отцы стремились к такому положению вещей. Он поступает жестко, но не для того, чтобы обидеть. Понимает – иначе нельзя. Не удержать. И таки не удерживает.
Кажется, что в нем одном видны проблески любви. К жене, к детям, к самой жизни. И он еще повоюет. Такие люди способны подняться из любых руин. И тем горше судьба детей, гибнущих у него на глазах.
Под водой
Больше всего шума, как и ожидалось, натворила «Гроза» Магнитогорского театра драмы в постановке Льва Эренбурга. Поучаствовав почти во всех крупных российских фестивалях нынешнего сезона, этот спектакль прочно занял место главного события.
К работе Эренбурга можно относиться по-разному. Его больная, неудобная, временами неразумная режиссура развинчивает, разлохмачивает даже самый аккуратный сюжет. Вздыбливает, доводит до точки кипения. Эренбургу рамки нипочем – у него их просто нет. Именно поэтому интересно следить за изгибами его сознания.
В «Грозе» Эренбург впервые работал с «чужими» актерами. И создалось ощущение, что благодаря им режиссер получил ту глубину, внятность и размеренность, которой ему недоставало. Ведь Эренбург предпочитает сосредотачиваться на форме. А «академические» актеры помогли придать героям человеческие черты.
В спектаклях Эренбурга не бывает счастливых людей. Да и собственно людей-то маловато. Не то оборотни, не то чудики. Странные. Дикие. Из периода истории до появления «человека разумного». Ведь всеми мотивациями двигает инстинкт.
Мать чувствует сына, сын – мать. Мать заботится, сын подчиняется. Те, кто помоложе, нацелены на плотские радости. Сильный выживет, слабый умрет. Как в джунглях. Несчастная пара Катерина и Борис, как слабые, потянулись друг к другу, в надежде спастись сообща. Но сообща гибнут. Какая уж тут любовь. Тут до завтра бы дотянуть. С тоски не загнуться.
Из стихийно-природных явлений состоит и пространство спектакля. Доски и вода. Вроде, тесно, но ощущение, что вокруг – небо. Только небо это не для облегчения, не для дыхания и простора, а как скрытая угроза. Вот-вот молнии посыплются.
Три часа тщетного ожидания облегчения. Напряжение предгрозовых минут, когда воздух тяжелый и душный, горло сдавливает, Эренбург умело держит от начала и до конца.
В его спектакле жизнь – как гроза. Невыносимая, безвыходная. Конечно, можно к ней приспособиться – дышать через раз и голову не высовывать. А можно вздохнуть разок полной грудью – и под откос. Третьего не дано.
Двое и один
Пермский театр «У моста» в Москве хорошо знают. Благодаря регулярным гастрольным визитам и участию в фестивалях.
Режиссер Сергей Федотов первым в России стал ставить пьесы ирландца Мартина Макдонаха, потребность в котором молниеносно распространилась по российским театрам.
Здесь в полном составе идет знаменитая «Линнэнская трилогия»: «Королева красоты», «Череп из Коннемары» и «Сиротливый Запад». Последнее название принимает участие в нынешней «Маске».
Большинство постановщиков Макдонаха ставят во главу угла его черный юмор, чувствуя сходство с Квентином Тарантино. Федотов же делает спектакли серьезные, где все жестокости – не повод для веселья, а часть обыденной жизни.
На сцене – скрупулезно воспроизведенный быт. Нет, даже не быт – реальность как она есть. Вот этот комод явно стоял здесь последние лет пятьдесят. А через эти обшарпанные двери прошло немало соседей-визитеров. Стулья, салфетки, ружье – всё настоящее. И герои словно шагнули на подмостки из жизни. Наблюдая за их разборками, чувствуешь себя прохожим, остановившимся у чужого окна.
Непроходимо-скучное существование братьев О’Коннор, флегматичного Коулмэна (Владимир Ильин) и бешеного Вэлина (Сергей Детков), вовсе не кажется им таковым. Ведь есть интереснейшее занятие. Игра под названием «достань братца».
И надо сказать, что два великовозрастных оболтуса в этой игре изрядно преуспели. Поэтому их поступки, включая пресловутое убийство отца, не кажутся им чем-то из ряда вон выходящим. Ну, случилось. А завтра случится что-то еще.
Любопытно другое: мы, сидя в зале, начинаем относиться к происходящему так же. Словно перенимая систему ценностей героев Макдонаха. Нет, это не значит, что мы начнем поступать как они. Просто воспринимаем показанный нам мир не как нечто экзотическое, а как близкое и понятное.
До ужаса грешное.
А кто без греха?..