Жанр, который Зимин выбрал для своей книги «Монтень или Честертон эпохи супермаркета», как нельзя лучше говорит о том, что помимо утилитарной пользы, от этого текста можно получить массу эстетического удовольствия.
Язык, или Как правильно: «есть» или «кушать»
Те, кто говорит «есть», — соль земли и надежда мира. Говорящие «кушать» — скользкие твари и проклятье планеты
Дружеский ужин с малознакомыми людьми — серьезное испытание. Если не завести интересный разговор во время аперитива — шансов дожить до десерта будет мало. Я стоял с бокалом просекко в руке и думал: что бы такое сообщить серьезной даме, которая в двух шагах от меня сосредоточенно вылавливала оливку из бокала с мартини.
«Хм», — сказал я.
Она с любопытством обернулась в мою сторону.
«Наверное, скоро нас позовут есть», — сказал я и, для того, чтобы мои слова звучали убедительно, зачем-то поднял бокал, как это делают после произнесения тоста.
«Вы говорите «есть»? — вдруг парировала дама. — Это хорошо».
«Да, тут неплохо готовят. Я...»
«Готовят здесь ничуть не лучше, чем в других местах. Я о другом…» — и тут дама с оливкой рассказала мне, что люди делятся на две лингвистические расы. В одной расе говорят «кушать», в другой — «есть». И им не сойтись никогда.
Потому что те, кто говорит «есть», — соль земли и надежда мира. Говорящие «кушать» — скользкие твари и проклятье планеты.
Не то что бы я был удивлен этим категорическим противопоставлением.
Меня удивил его пафос.
Пустое, хрусткое слово «кушать» дама произносила с содроганием почти болезненным. То, что для меня было пустым звуком, для нее — сама боль и ушиб. Слово, которое совершенно официально существует в русском словаре, для нее звучало как плебейское насилие над языком, решительно невозможное в речи человека, как она выражалась, «нашего круга».
Лингвистический пуризм — явление распространенное. Касты, социальные страты, воровские шайки всегда вырабатывают свое собственное арго, особый язык, позволяющий моментально отсекать «чужих».
Как вы сказали — «зво'ните» или «звони'те»?
Ударение на первый слог может закрыть для человека многие двери. Одна моя знакомая была готова терпеть практически любые закидоны своих домработниц. За исключением воровства и глагола «звони'те». И за воровство, и за глагол было одно и то же возмездие: увольнение.
Казалось бы, деньги, успех дают человеку возможность пренебрегать такой условной вещью, как язык.
Кому какая разница: куда и как ты ударяешь глаголы. Не все ли равно: ешь ты или кушаешь, если на твоем банковском счету, допустим, двести миллионов единиц условности.
Однако деньги бывают разные: новые и старые. И если старые деньги открывают перед тобой любые двери, то новые, как это обычно бывает в странах с устойчивой социальной системой, открывают все двери, кроме тех, за которыми сидят люди со старыми деньгами.
Описание мучительного фейсконтроля, который одна часть богатого общества устраивает другой, можно найти в любом романе Ивлина Во*.
Англия — самый яркий образчик деления людей по типу слов и привычек. Но в той или иной степени железный занавес в отношениях между людьми существует и в любой другой стране.
Это система самозащиты. Стратифицированное общество стремится отгородиться друг от друга непреодолимыми стенами не только из бетона, но и из слов.
Скажем, в советском обществе гуманитарная интеллигенция отгораживалась от плебса одновременно латинскими крылатыми выражениями и заборным русским матом.
Мат, казалось бы, есть признак речи низкого сословия: грузчиков, извозчиков и так далее.
Однако парадокс советской антропологии состоял в том, что извозчики и грузчики считали эти слова запрещенными, табуированными. Они знали, что так нельзя. Нельзя ругаться при детях, женщинах — это плохо.
В то же время гуманитарии, наоборот, бравировали обсценной лексикой. Есть знаменитый анекдот про Ахматову. Однажды Лидия Чуковская попеняла, кажется, Ольге Берггольц, что та матерится дома у Ахматовой, как извозчик. На что Ахматова ухмыльнулась и сказала: «Ну что вы кипятитесь, Лидочка. Мы же с вами филологи».
Толерантность, либерализм языка вообще вещь парадоксальная. Скажем, в языке английского среднего класса допускается выражение fuck — «е***ься», но табуировано слово cunt — «пи**а».
С этим трагическим несоответствием связана чудесная история, описанная в английской прессе. Немолодой уже профессор философии обсуждал в общественном транспорте теорию Иммануила Канта о природе совести, за что и получил по морде от блюстителя нравственности из спального района.
Разучить отдельные запрещенные слова было бы несложно. Проблема в том, что социальная антропология одними словами не исчерпывается. Существуют еще табу на понятия, на темы для разговора, на цвет галстука и так далее, и тому подобное.
Скажем, во Франции не принято на домашних обедах обсуждать еду, подаваемую за столом. Говорить о ней — дурной тон, потому что домашняя еда должна быть по определению великолепной. Это даже не обсуждается.
С другой стороны, за ужином в ресторане почесать языки на предмет перепелиных язычков и зобной железы теленка нужно непременно. Потому что после тридцати лет все остальные темы, кроме еды и погоды, слишком болезненны.
Алексей Зимин со спутницей |
Внутри страт существуют и совсем уж надуманные запреты. Скажем, я знаю людей, которые бесятся, когда за столом начинается обсуждение мобильных телефонов. Вроде бы это нормально, разговор — это коммуникация. И почему инструмент коммуникации — телефон — не может быть поводом для беседы? В конце концов, люди ведь не могут стать ближе другу к другу, чем это им позволяют слова.
Однако телефоны многими воспринимаются как слишком «низкий», утробный предмет для разговора, обсуждать их — все равно что говорить о трусах или прокладках. Ведь телефон при всей чудесности его способностей — всего лишь функция, неодушевленная вещь.
Высшее общество в современной России в большинстве своем составляют люди «новых денег». Их арго и табуированность тех или иных тем только начинает формироваться. Но совершенно определенно, если не случится глобальных катаклизмов — высшая страта уже скоро отгородится от остального народа броней из тысяч понятий и миллионов слов.
Медленно, но верно этот процесс идет, часто незаметно для его участников. И скоро не только для того, чтобы чувствовать себя равным этой касте, но и для того, чтобы просто понимать ее язык и быть самому правильно понятым, людям с новыми деньгами придется проходить серьезную лингвистическую подготовку. Чтобы не ляпнуть не подумав что-то, что послужит им потом черной меткой.
Я спросил у своей собеседницы, ненавидящей тех, кто говорит «кушать», что еще отличает людей «нашего круга» от людей «вообще».
Дама улыбнулась: «Люди нашего круга говорят: «жена». Прочие — «супруга». Я, когда слышу из чьих-то уст выражение «моя супруга», сразу отстраняюсь. С такими людьми лучше дела не иметь. Они, как правило, двуличны».
Я с ужасом подумал: а как я называю свою жену?
И вздохнул с облегчением.
Подарки, или Как материализовать дружеские чувства
Есть счастливые люди, в которых светскость не убила простодушие. Я знаю одну такую девицу.
Девице под тридцать. И она всегда страшно занята чудом человеческого общения. Каждую неделю она кого-то крестит, пьет за чье-то здравие или за упокой. Но это не самое сложное в ее биографии. Практически каждую неделю, а часто два или три раза, она должна делать подарки. Она — великий мастер этого дела, ее фантазия, кажется, безгранична. Все магазины антикварных и просто странных вещей у нее на коротком поводке: тявкают и виляют хвостами. Она контролирует обновление витрин в бутике ЛФЗ** .
В ЦУМе, если что, у нее всегда отложено что-то из кожгалантереи и бижутерии. И, разумеется, в кондитерской «Метрополя» и ресторана «Пушкинъ» для нее в любое время суток готовы состряпать пудовый бисквитный торт. И, тем не менее, она глубоко несчастна в этом своем всеведении. Я уже привык к ее отчаянному телефонному стону: «Завтра день рождения, я обязана быть. Но я не могу там быть, у меня нет подарка. Зимин, ну скажи, что еще можно подарить человеку, у которого есть все?»
В последний раз я посоветовал ей подарить одному финансовому откупщику любовь и участие. Надеюсь, она не последовала моему совету. Но ее повторяющееся раз за разом отчаянное положение заставило меня повнимательнее присмотреться к этой, в общем-то, безмятежной сфере человеческой жизни. И оказалось, что эта сфера полна боли и трагизма. Абсолютное, повторяю, абсолютное большинство моих знакомых с некоторых пор на приглашения реагируют крайне нервно: «Черт возьми, опять надо как-то изворачиваться и что-то дарить». И дорога на праздник для многих превращается в крестный путь, полный невзгод и разочарований.
Путь, где жадность борется с дружеским чувством, а вкус входит в противоречие со здравым смыслом. Еще десять лет назад такой проблемы в кругу моих знакомых не существовало. Книга и водка были лучшим подарком. И, отправляясь на именины, достаточно было забежать в «Елисеевский» или магазин «Книги», чтобы захватить с собой бутылку «Старки» или томик какого-нибудь философа-француза, не оставляющего камня на камне от общества потребления. Но никакую бутылку нельзя выпить дважды, а остроумный француз, увы, не выпускает больше своих полемических нетленок, да и не хватит для него места на книжной полке.
Развитие отношений провоцирует развитие нюансов в отношениях. Водка и книга были универсальным подарком. Но время универсализма уходит вместе с умением спать в пальто на полу в гостиной и отправляться в ночь на поиски пива, не имея в кармане даже копеечных сумм. Буржуазность — это счастье, но и наказание тоже. Обрастая бытом, обрастая своим собственным дружеским кругом, становишься рабом чужих привычек, начинаешь обращать внимание на детали, выстраивать запутанную иерархию отношений. Все это отражается и на сфере подарков.
Возникает вопрос: сколько должен стоить подарок, например, на «дежурный» день рождения? Не на круглую дату, не на юбилей. Просто рядовое отмечание того, что родился человек? И тут начинает выстраиваться сложная система ценностей. Прежде всего, сумма зависит от того, насколько вы близки с именинником. При этом у близости есть две стороны.
Близкие отношения типа «вместе в ванночке купались» дают возможность подарить человеку нечто очень недорогое, но очень важное («я знаю, что этому человеку нужно»). Но с другой стороны, часто друзья ждут друг от друга не понимания внутреннего мира, а вполне материальных доказательств любви. А это значит, что придется раскошелиться вдвое, а то и втрое против обычного. Но что такое это «обычное»?
В одном модном журнале года четыре назад я видел занятную таблицу материальных трат. Все сферы жизни там были распределены в процентах к заработной плате. Исходя из нее на машину, например, не рекомендовалось тратить больше трехмесячного дохода. А объективной суммой на подарок называлась заработная плата за один день. Не минимальная заработная плата, а ваша. В рамках этой логики человек с доходом, например, в пятьдесят тысяч долларов в месяц может объективно позволить себе ездить на Audi S8 . А в качестве подарка тот, кто зарабатывает раз в пять больше, должен приносить что-то не дешевле часов IWC .
На бумаге все это выглядит довольно логично, и так оно часто и бывает в жизни. Но фокус в том, что эта формула адекватно работает только в узком кругу людей, чьи доходы примерно равны. Стоит выйти за рамки круга, вверх или вниз, и обнаружится, что в одном месте часы IWC будут смотреться нелепо, как бриллиантовый зуб в гнилом рту, а в другом — наоборот. Чем являться с такими часами на юбилей к надзирателю какой-нибудь газовой трубы, лучше принести просто букет полевых гвоздик. Это, по крайней мере, сочтут за хохму, а не издевательство.
Недавно на одном дне рождения я был свидетелем оживленной дискуссии. Тема была интригующей: можно ли передаривать подарки. Были те, кто считал, что это кощунственно, что раз тебе подарили трехметрового бронзового медведя, то ты обязан нести его по жизни, как крест. Что праздники — это не только шутки, но и обязательства. И вообще, что это за подход: на тебе, боже, что нам негоже. Нет, главный закон хорошего подарка — с ним должно быть трудно расстаться. Только тогда он действительно ценен.
Оппоненты, придерживающиеся этой точки зрения, напротив, высказывались в том духе, что всякая вещь должна найти своего подлинного хозяина. Что угадать трудно. И что нужно человеку в один период жизни, в другой ему становится не нужно. И нет ничего зазорного в передаривании бронзового медведя, если от одного его вида уже сводит скулы. И не исключено, что новому его хозяину повезет больше: стерпится — слюбится.
И были случаи, когда мраморная коробка для игры в маджонг прошла через восемь рук и нашла, наконец, того единственного человека, который сдувал с нее пыль и полировал шелковой тряпочкой. Потом дискуссия, как почти любая дискуссия в этом мире, незаметно свернула к теме денег. Допустимо ли дарить вместо подарков, демонстрирующих какую-то игру ума и личное отношение, безликие купюры. Одна партия, как водится, отстаивала творческое усилие, говоря, что слишком просто дать денег. Это все равно, что откупиться от гаишника. А друзья заслуживают более трепетного отношения.
Другие, напротив, ссылались на ценный зарубежный опыт, где в порядке вещей приходить на день рождения, Новый год и т. д. с хрустящими купюрами. Потому что неизвестно ведь, в чем именно больше всего сейчас нуждается именинник. И зачем ему мраморная коробка для игры в маджонг, когда у него, может быть, есть другая важная цель, на осуществление которой не хватает даже не то что бы денег, а щедрости по отношению к себе. И всегда ведь легче потратить на прихоть случайные, незаработанные деньги. И дружеские купюры — как раз для этого.
И вообще, в мире, который за неимением другого цензурного термина, называют цивилизованным, принято поступать следующим образом. Человек приходит в специальный магазин и оставляет там список вещей, которые ему нужны. Потом он рассылает друзьям адрес этого магазина. И друзья инкогнито являются туда и выкупают то, что сочтут возможным, учитывая размеры своего кошелька и степень дружеской привязанности к имениннику.
«Это нормально, даже более чем нормально, — рассуждал человек в сиреневом свитере и повернулся ко мне, ища во мне союзника. — Вы согласны, господин Зимин? Или вы считаете, что нужно дарить не деньги, а что-то другое? — Я считаю, что нужно дарить любовь и участие», — зачем-то сказал я. И тут грянул дружный хохот, и господин в сиреневом свитере, едва не захлебнувшись дайкири, потом одобрительно хлопал меня по плечу еще минут десять, как человек, чрезвычайно довольный чужой шуткой.
* Во, Ивлин — английский писатель. Знаменит сатирическими романами из жизни высшего лондонского общества и драматической сагой «Возвращение в Брайдсхед».
** ЛФЗ — Ленинградский (бывший Императорский) фарфоровый завод. Производитель самой элегантной и качественной посуды в России.