В России роман «Под покровом небес» вышел несколько лет назад. «Митин журнал» совместно с издательством Kolonna Publications выпустили в прошлом году два тома рассказов («Замерзшие поля» и «Нежная добыча»), обещают еще два тома, в 2006 году появился и роман «Дом паука» (издан на родине автора в 1954 году).
Кто живет в «Доме паука»?
Название романа несет двойную нагрузку. В западном восприятии паук – существо как бы зловещее, и дом – паутину – он строит, чтобы всяких мошек в него заманивать и пожирать |
Название романа несет двойную нагрузку. В западном восприятии паук – существо как бы зловещее, и дом – паутину – он строит, чтобы всяких мошек в него заманивать и пожирать. Но в данном случае это словосочетание оказывается цитатой из Корана, и на первый план выходит значение непрочности и зыбкости: «Те, которые взяли себе помимо Аллаха помощников, подобны пауку, который устроил себе дом, а ведь слабейший из домов, конечно, дом паука, если бы они знали!»
Одна из сюжетных линий романа традиционна для западной прозы XX века: иностранец на неспокойном Востоке. Варианты ролей тут могут быть самыми разнообразными: от культурного героя среди дикарей до помощника повстанцам. Вариант Боулза не самый оригинальный: его герой, американец Стенхэм, – разочаровавшийся в политике писатель. Которому, разумеется, предназначена роль наблюдателя.
Боулз не раз отмечал дистанцию между собой и этим персонажем. «Это не автобиографическая и не документальная история», - пишет он в 1981 году в предисловии к этому роману, предупреждая неизбежные сопоставления: Боулз большую часть своей жизни прожил в Танжере, став своеобразной местной достопримечательностью.
В Танжер Боулзу посоветовала ехать Гертруда Стайн, раскритиковав его стихи. Боулз, к тому времени уже состоявшийся композитор (его консультировал сам Прокофьев), всерьез относится к этому совету и, изрядно поколесив по свету, оседает в Марокко до конца жизни – а умер он в 1999 году, вкусив запоздалой славы.
Писатель попроще сделал бы Стенхэма этаким Кандидом наоборот. Боулза же экзотика восприятия чужой цивилизации интересует так же мало, как и обратная сторона этого феномена – национальное и экзистенциальное самоопределение героя. Роман отнюдь не одномерен, и равное право голоса получает и другая сторона.
Вторая сюжетная линия – история арабского юноши Амара. При всей своей укорененности в быте древнего Феса, он такой же «посторонний», как и Стенхэм. «Такова уж была его натура – оказаться в гуще событий, но в последний момент остаться в стороне».
Событийная канва романа проста. В городе назревает восстание против французской оккупации. Иностранцам – Стенхэму, американской туристке Ли и англичанину Моссу - нужно уехать из Феса, Амару и его друзьям – избежать репрессий.
Потенциальные возможности сюжета - провокации боевиков, зверства колонизаторов, непростые отношения писателя и американской туристки - практически не развиты, роман спокоен и неспешен. Одинаково ровно нам расскажут и про бегство Амара от преследователей, и про прогулки в экипаже.
«Дом паука» – о ком это? О непрочной укорененности иностранца в чуждой среде – хоть сто лет проживи, все равно чужим будешь и ничего не поймешь? О зыбкости частной жизни коренного населения Марокко в эпоху перемен? О внутреннем поражении при, казалось бы, неизбежной внешней победе повстанцев? Или обо всем сразу?
Повстанцы и оккупанты
Парадоксальным образом марокканские националисты оказываются куда более разрушительными для традиционного уклада жизни, нежели французские колонизаторы.
«Почти два десятилетия я ждал конца французского правления в Марокко, – пишет в предисловии к роману Пол Боулз. – Я бесхитростно воображал, что после обретения независимости воскреснет старый уклад, и страна в значительной степени вернется к тому, что было до появления французов. Отвращение, которое массы испытывали ко всему европейскому, гарантировало подобный исход. Но мне не приходило в голову, что Марокко в первую очередь оставалось средневековым государством потому, что сами французы, а вовсе не марокканцы, хотели этого. Националисты не были заинтересованы в избавлении Марокко от всех признаков европейской цивилизации и восстановлении доколониальных порядков; напротив, они собирались сделать страну более «европейской», чем это удалось французам».
Но роман, вопреки утверждению Боулза, вовсе не о крушении оплота Средневековья, столь милого сердцу Стенхэма. Это проза о воздухе, из которого ткется аромат времени, о проявлении неявного и растворении очевидного. О деталях, складывающихся в портрет времени, который неизбежно окажется зеркалом.
А в памяти после чтения останутся: извивы восточного политеса; стрекоза, спасенная из бассейна; игра на флейте в пустом доме, куда вот-вот нагрянет полиция; машина, исчезающая за поворотом.