Ну действительно, как сильно может повзрослеть нация за три месяца? А ведь в декабре партия «Правое дело» получила 0,6% (392 806 голосов). У этой партии тот же самый избиратель, что и у Михаила Прохорова: праволиберальный. Прохоров же получил почти 8% (5 722 508 голосов) – более чем в 15 раз больше!
Конечно, выборы президента отличаются от парламентских. Голосовать за одного человека проще, чем за безликую силу в виде партии. Кроме того, репутация партии «Правое дело» была изрядно подпорчена. Да и протест против Путина, разумеется, тоже не надо сбрасывать со счетов.
Вы говорите: что за черт, какие бабушки?! Бабушки – это левый избиратель. Избиратель КПРФ! Технолог говорит вам: неважно! Бабушек на всех хватит
Но эти факторы никак не могут объяснить ТАКОЙ разницы – более чем в 15 раз!
Объяснение этого феномена между тем очень простое. И оно явно следует из довольно большого количества моих статей на тему праволиберального избирателя, которые я писал раньше.
Дело в том, что существование праволиберального электората в России всегда было просто гипотезой. Эта гипотеза возникла в конце 90-х и вроде бы однажды даже подтвердилась результатами СПС в 1999 году. Тогда эта партия набрала 8,5%. Однако больше правые партии в России никогда не проходили барьер.
Но ведь избиратель был! Если он проголосовал за СПС в 99-м, то не мог же он куда-то подеваться через четыре года. Социология тоже показывала наличие правого избирателя – процентов 15, причем в крупных городах – до 30. И многие технологи большого полета мечтали найти этот электорат, проявить его и мобилизовать.
Зачем это нужно было технологам, в общем, понятно. Если есть крупная социальная группа, о которой ты только подозреваешь, но которую ты не видишь, – ты совершенно не можешь ее контролировать. За кого проголосуют эти 15% на следующих выборах? А черт знает! Кто-то – за «Единую Россию». А кто-то вообще на выборы не пойдет. Именно поэтому Владислав Сурков так долго и последовательно пытался инициировать в России правый проект. Но у него не получалось. И вот почему.
Вот представьте себе, что у вас есть правая партия. Ну так сложилось исторически. Осталась с лучших времен. И вы идете на выборы.
Что нужно партии для того, чтобы выиграть выборы? В первую очередь – деньги. Вы идете к инвесторам и говорите им: вот мы правая партия. В стране есть до 15% правого электората. Мы его соберем и пройдем в Думу. И будем решать вам вопросы. Инвестор, допустим, верит и дает денег. Вы начинаете кампанию.
До выборов остается три месяца. Ваша социология так себе. Инвестор нервничает. Остается два месяца. Социология не меняется. Инвестор приезжает к вам и начинает задавать плохие вопросы. Тут уже начинаете нервничать вы. И вот за месяц до выборов вы увольняете своих технологов и нанимаете новых. У которых всегда всё получается.
Эти технологи прямо с порога заявляют вам: чувак, если ты хочешь в парламент, надо окучивать бабушек. Потому что бабушки – это самый дисциплинированный, самый понятный и самый доступный электорат. Все знают, как работать с бабушками. Бабушек много. А правый избиратель – это фантом.
Вы говорите: что за черт, какие бабушки?! Бабушки – это левый избиратель. Избиратель КПРФ! Технолог говорит вам: неважно! Бабушек на всех хватит! Надо только предложить им хорошие лозунги.
И вот вы уже выходите на пресс-конференцию и начинаете говорить про индексацию пенсий, повышение социальной ответственности и всё такое. Бла-бла-бла. Вы уже забыли про правую идеологию. Вы думаете только о том, как отработать деньги инвестора и попасть в Думу.
А потом с удивлением смотрите на нулевой результат.
Эта ошибка повторялась много раз на разных выборах разными партиями. И СПС, и «Свободной Россией», и «Гражданской силой», и «Правым делом». В последние две недели, когда избиратель окончательно определяется с выбором, все эти партии скатывались в левую риторику. И правый избиратель немедленно терял к ним интерес. Эти партии начинали играть на поле КПРФ, а эта игра заведомо проигрышна.
То есть главной причиной всех провалов правых проектов на протяжении последних десяти лет была ответственность перед инвестором, которая приводила к грубым ошибкам в самый ответственный момент кампании – на финишной прямой.
И тут пришел Прохоров.
Принципиальное отличие Прохорова от всех вышеперечисленных состоит в том, что Прохоров – не проект. И у него нет инвестора. Зато у него есть двадцать миллиардов долларов США, причем не столько в активах, которые можно было бы отнять, сколько в деньгах и ценных бумагах, которые не отнимешь. Прохорову нечего терять просто потому, что он ничего не потеряет. Прохоров ни перед кем не отчитывается. Он может позволить себе говорить всё, что хочет.
И именно поэтому Прохоров позволил себе не использовать левые лозунги. И – о чудо! – правый избиратель немедленно появился! Он поверил Прохорову, вылез из нор и пошел за ним. Его существование теперь экспериментально подтверждено.
Ну это как с большим адронным коллайдером, где экспериментально подтверждают существование частиц, которые предсказаны физиками. Прохоров стал таким большим (БОЛЬШИМ!) праволиберальным коллайдером – неким устройством, с помощью которого существование праволиберального избирателя было обнаружено и явлено политологам и технологам.
И у этого эксперимента будет одно важное следствие: раз праволиберальный избиратель действительно существует и такого избирателя много (не надо забывать, что на президентских выборах много праволиберально настроенных людей голосовали за Путина), то с ним надо работать напрямую.
И в следующую парламентскую кампанию с ним будут работать уже напрямую. Не срываясь в конце кампании на бабушек и пенсионеров.
А это, мне кажется, совершенно неизбежно приведет к появлению в парламенте правой партии.