Разумеется, изображенный в балабановском фильме маньяк-милиционер капитан Журов несколько менее элегантен, чем Брейвик, искренне любовавшийся собой в различных невыносимо прекрасных сбруях и размещавший эти красивые фотографии в социальных сетях, равно как и город Ленинск (в оригинале – Череповец), где происходит действие фильма, сильно уступает благоустроенному Осло и его окрестностям. Тем не менее тяга к социальному анализу чернушного фильма была не меньшей. Критики дружно говорили о загнивании советской системы и о разлагающем действии афганской кампании, устанавливая самую непосредственную связь между советской политикой времен К. У. Черненко и жестоким безумием милиционера Журова, видя в этом безумии сильнейший символ предтерминального СССР.
Не стоит прилагать к преисподней наши земные критерии, которыми пользуется грешное и обиходное человечество
Критиков отчасти извиняет то, что они поймались на балабановском искусстве деталей. Хотя в фильме есть ряд очевидных анахронизмов (Начало фильма происходит на хуторе арендатора Алексея – какие при Черненко арендаторы? Алексей держит подпольный водочный завод – опять же при Черненко это было не слишком актуально), но декорации позднего СССР воспроизведены с редкостной точностью. Это и увело мысли критиков в сторону, не давая задуматься над тем, что, конечно, СССР в 1984 году изрядно загнивал (хотя без хаотических движений М. С. Горбачева это загнивание могло длиться еще весьма долго), а ведение колониальной войны никогда особо не улучшает нравы, но неясно, какое отношение эти трюизмы имеют к безумию капитана Журова. Как раз тут социальная обусловленность равна нулю, ибо безумный маньяк такого рода с одинаковой вероятностью мог бы явиться в средневековой Франции, в нынешней благополучной Швейцарии, в Третьем рейхе, в Российской Империи, в современных США, в сталинском СССР, в викторианской Англии etc. Высокохудожественная точность деталей именно здесь оказывается наведением тени на плетень.
Жить в обществе и быть свободным от общества невозможно, человек – существо социальное, но довольно неразумно вычислять социальную обусловленность на случаях абсолютной асоциальности. Названные выше социумы все очень разные, в ряде случаев несхожи до крайней враждебности друг другу, но в отношении к капитану Журову, огороднику Брейвику или маршалу Жилю де Рэ они вполне едины и солидарны. Потому что бывают разной степени порочности и греховности человеческие общества, а бывают изверги из преисподней. Изверги – во вполне этимологическом смысле слова «те, которые были извергнуты адом».
Различия между разными историческими эпохами и между разными типами общественного устройства имеют огромное значение, но – для земных людей. Для дьявола и ада, периодически производящих такого рода выбросы смрадного пламени на земную поверхность, эти различия несущественны. Не стоит прилагать к преисподней наши земные критерии, которыми пользуется грешное и обиходное человечество. То есть прилагать-то можно все что угодно к чему угодно, выводя деяния маршала-детоубийцы из эпохи раннего гуманизма, выводя Джека-Потрошителя из идеологии викторианства, а капитана Журова – из директив XXVI съезда КПСС. Можно, но совершенно неясно, какой в этом смысл, когда достаточно констатировать, что в случае хоть с маршалом, хоть с капитаном, хоть с огородником, облачавшимся в сбрую на манер кронпринца, имеет место окончательный и абсолютный выход из человечества.
Для анализа трендов и тенденций разумнее выбирать такие случаи, когда выход из человечества еще не состоялся. Норвежский Belastning 200 к таковым уже не относится.