Во время войны, его, еврея, немцы забрали из Киева и не расстреляли, не сожгли – столь уже известен был в узких профессиональных кругах.
Продолжал он работать в системе НИИ военно-научных изысканий и вопросов наследственности (более известной и изрядно мифологизированной под названием «Аненэрбе»). После войны – уехал в США. Там и умер в конце прошлого века.
Мы познакомились с ним во Франции, когда он был уже глубоким старцем, сохранившим, однако, удивительную ясность ума. Знакомство стало для меня таким потрясением, что я, во-первых, окончательно решила, что не буду заниматься практической психологией, во-вторых – написала роман, героем которого стал доктор Штейнгардт. Но это отдельная история.
Российские интеллигенты – это «маленькие скрипачи», так и не излечившиеся от своего комплекса
Так вот, собственно о комплексе.
Маленький, талантливый, но слабый мальчик-скрипач, разумеется, подвергается жесткой обструкции со стороны дворовых мальчишек. Заступников у мальчика нет – ну вышло так – ни папы, ни старшего брата…
Сам он трусоват – драки боится. Жалуется маме, хнычет, взрослые одергивают сорванцов. Но любви к маленькому скрипачу это, понятное дело, не прибавляет. Тогда он придумывает – и верит в собственный личный миф – больших и сильных друзей, ребят откуда-то издалека, из другого двора, улицы, города, которые придут и накажут обидчиков.
Накостыляют им по шее. И жить становится веселее.
Потом мальчик вырастает. И происходит перенос детского комплекса и детского мифа во взрослую жизнь: обидчикам-властям (а они – власти – часто и в самом деле становятся обидчиками) противопоставляются заступники-власти из дальних стран.
И всё бы ничего. Но начинается война. Мифические заступники становятся вполне реальными завоевателями. И наступает для мальчика-скрипача момент истины.
Выкарабкаться из детского комплекса и плечом к плечу с бывшими обидчиками идти громить врага. Или стать предателем.
Речь тогда шла о природе предательства, но не только о ней. Доктор сам заговорил вдруг о том, что порой бывает поражен, насколько российская интеллигенция испытывает трепет – едва ли не сакральный – перед США.
Я заметила, что не склонна списывать ее, эту трепетную любовь, на счет голодного (тогда еще) российского бытия, меркантилизма и витальной зависимости от грантов.
– Да нет, конечно же. По большей части, они совсем не Мальчиши-Плохиши (доктор любил Гайдара-деда и помнил многое из него, даже взрослые, серьезные поэмы, о которых я, к стыду своему, понятия не имела), готовые продаться за банку варенья и коробку печенья. Это всё «маленькие скрипачи», так и не излечившиеся от своего комплекса.…
Он оказался прав. Менялись времена, материальные проблемы, по крайней мере те, которые можно было решить, «тиснув» заметку в западную газету или получив скромный грант «на развитие демократии в Росси», стали играть все менее значительную роль. Канул в лету железный занавес – «маленькие скрипачи» стали уезжать из страны.
Большинство вполне успешно устроили свою жизнь где-то на других берегах. И этому можно было бы только порадоваться и пожелать им удачи и счастья. И услышать то же – в ответ.
Маленький, талантливый, но слабый мальчик-скрипач, разумеется, подвергается жесткой обструкции со стороны дворовых мальчишек |
Но – странное дело: всё чаще на форумах в Сети я встречаю этих людей, и первое, что бросается в глаза, – они безумно озабочены проблемами России. Что в этом странного и – уж тем более – плохого, спросите вы? Ведь это их Родина, пусть и бывшая.
Я бы согласилась. Но! Эта озабоченность строится отчего-то исключительно из мрачных тез: «В России всё плохо», «Ужасно», «Путин – диктатор», «В воздухе отчетливо сгущается тоталитаризм», «Вы (мы) оболванены государственной пропагандой, потому что свободы слова больше нет…»
Я – случалось – вступала в яростные споры. Случалось – отмахивалась, не желая пустой агрессивной – а все они отчего-то непременно и намеренно агрессивны – дискуссии. Но всякий раз именно в эти минуты вспоминала знаменитое, Мандельштама: «под собою не чуя страны…»
Да, знаю: это написано совершенно по иному, можно сказать – прямо противоположному поводу. Но времена меняются – уж простите за банальность, – акценты смещаются, иногда на прямо противоположные.
И потом – это лично мое ощущение. Именно – ощущение. Не более того.
Так вот, мне всё больше и всё настойчивее кажется, что многие люди, берущиеся сегодня радеть о судьбе России, рассуждать о том, что у нас здесь так, а что совершенно иначе, кто отвратителен во власти, а кто был бы мил и полезен стране, живут и рассуждают – именно что – «под собою не чуя страны».
Моей страны.
Иногда я задаю им вопрос: да вам-то, собственно, что за дело теперь, как живем мы здесь, в нашей московской глухомани, кого выбираем на царство, кого – напротив – ни видеть, ни слышать не желаем?
Вразумительный ответ – получила лишь однажды: «Да как же? Вы – огромная страна, обладающая ядерной кнопкой, но главное – огромными запасами того самого газа, без которого мне, в моем мирном европейском раю, будет и холодно, и неуютно».
Что ж, это понятно. И ответ понятен: достаточно просто научиться уважать эту самую страну с ядерной кнопкой и огромным запасом углеводородов, строить с ней цивилизованные партнерские отношения – и жить припеваючи.
Но подобный диалог состоялся лишь однажды. Чаще – увы – общие рассуждения о русском хамстве и ужасных русских традициях.
В какой-то момент я поняла. Вернее – вспомнила доктора Штейнгардта и его теорию комплекса «маленького скрипача» И успокоилась – это ведь они, маленькие, обиженные когда-то бойкими мальчишками во дворе скрипачи, разъехавшись по миру или, оставшись здесь, всё никак не справятся со своим застарелым комплексом.
Нелюбви собственной страны. И обожания – чужой.
Я больше не вступаю с ними в споры.
Мне жалко, безумно жалко таких людей.