Что же делают наши более-менее наевшиеся люди, как отвечают на проблему смыслового вакуума? Люди начинают самоопределяться. Допустим, на внутреннем рынке ежеминутно появляется чудовищное количество импортной образности, как старой, так и совсем новой. DVD хорошего качества стоят теперь сущие копейки. У дезориентированного постсоветского человека создается иллюзия, что симпатичные коробочки с картиночками – это и есть готовые, годные к употреблению «смыслы». Кажется, что смыслы пошли косяком, как лосось во время нереста. Все теперь становятся «критиками», стремятся как больше заглотить, переварить и даже публичным образом оценить. Благо, досуга хватает, благо, существует Интернет с системой комментариев и форумами. А только смыслы – не конфетки.
Тоталитарный стиль мышления советского происхождения предписывает нашему слишком «освободившемуся» постсоветскому человеку, как и прежде, искать абсолюта!
В массе своей постсоветский человек не понимает, что критик – весьма опасная и обоюдоострая функция. Не в том, конечно, смысле, что критика непременно станут бить авторы, к чему в своем недавнем интервью замечательному питерскому журналу «Сеанс» призывает, видимо, слишком сильно обиженный критиками продюсер Константин Эрнст. А в том смысле, что «не судите, да не судимы будете». То есть психически нормальному человеку лучше бы соотносить себя с как можно меньшим количеством внешних предметов, жить, как выражаются продвинутые люди духовного звания, «внутри своей кожи».
В нормально организованном обществе самоидентификация индивидов осуществляется на основе некоторых незыблемых позитивных ценностей. В таком обществе критика – неопасная институция, способ корректировки, частность. Однако в обществе, которое начиналось с зубодробительных и по-своему талантливых речевок Владимира Ульянова-Ленина, в котором критика предшествующих порядков или окружающей действительности не прекращается без малого столетие, давно нет элементарной привычки к созиданию. Внутренняя работа понимается единственно как безостановочное критиканство и как тотальная подозрительность. И вот, допустим, одни люди безостановочно вбрасывают «старые песни о главном», а все остальные, потребители, от этих слишком уж старых песен плюются. Но потом те люди, которые вбросили старое за неимением оригинального своего, начинают обижаться на тех, кто плевался и критиковал, намереваются этих самых критиков бить, тоже становясь при этом критиками, и так до бесконечности. Скверный анекдот.
Подводя итоги 2005 кинематографического года, я поставил на первое место картину Дэвида Кроненберга The History of Violence, которую наши прокатчики нелепо поименовали «Оправданной жестокостью». Через какое-то время случайно увидел в Сети возмущенные реплики, дескать, Манцов вознес на пьедестал безобразное бессмысленное произведение, как можно, конец света, а-а-а!! При этом никакой внятной аргументации, конечно, не последовало, только ахи-вздохи, зубовный скрежет и высокомерие со вселенской спесью.
Просто фильм Кроненберга слишком взрослый, наши постсоветские инфанты закономерно его не поняли, возопили и оскорбились. Негодование было совершенно неадекватным: географически далекий от нас канадец Кроненберг снял картину, которую легко можно не смотреть; совсем уже маленький в социальном плане кинокритик Манцов высказал свое частное мнение, которое, по идее, проигнорировать еще проще. Однако же нет, тоталитарный стиль мышления советского происхождения предписывает нашему слишком «освободившемуся» постсоветскому человеку, как и прежде, искать абсолюта! Теперь, когда он набил живот, приоделся и обжил свое офисное кресло, всё должно быть подвергнуто его персональной ревизии, всё должно ему понравиться, под него подстелиться, заплясать под его дудку. Теперь для поднятия самооценки ему нужно посмотреть все фильмы, прочитать все рецензии и все книжные новинки, в чем помогают глянцевые путеводители по культуре. Нужно со всеми соотнестись и со всеми, кроме ближнего круга, не согласиться. Ленинский стиль рулит. В свое время Черчиллю вручили Нобелевку по литературе за влияние на англоязычный дискурс с ментальностью. Но Ленин-то влияет на русскоязычных куда сильнее Черчилля!
Навсегда запомнил, в каких выражениях описывали прелести бесспорных музыкальных шедевров раньше других приобщившиеся к западному року одноклассники. Один из них рассказывал про композицию группы «Пинк Флойд» «Деньги», безостановочно акцентируя стереоэффекты со звуковым дизайном: «Из левой колонки доносится звук машины, печатающей деньги, а зато из правой шелест купюр. Сначала я этого не понял, но когда понял, то, блин, охренел! Из левой колонки – настоящая машина, а из правой – настоящий шелест и плюс звоночек, возвещающий, что порция денег напечатана, ну надо же!»
Я поставил на первое место картину Дэвида Кроненберга The History of Violence |
К чему все вышесказанное? К тому, что караул устал. В смысле, кинокритик Манцов перестал различать какие бы то ни было перспективы с горизонтами. В ситуации, когда образность лавинообразна, художники и продюсеры самовлюблены, потребители не по годам умны и не по уму агрессивны, оценивать что бы то ни было не хочется. В надежде на то, что не все мои читатели «состоялись как личности», то бишь самовлюбились, то бишь остановились в развитии, предлагаю нижеследующий парад достижений 2006 года. Прошу рассматривать мой выбор исключительно как мое же частное мнение. Легко допускаю, что вся нижеперечисленная кинопродукция отвратительна, низкопробна, непрофессиональна. А мне нравится!
В номинации «Надежды сбылись, да еще как!» безоговорочно побеждает режиссер Алексей Балабанов. Ровно год назад я журил его в целом неплохую картину «Жмурки». Я писал, что Балабанов способен на большее, и что я в этого самого Балабанова верю. Так и случилось, верил не зря. «Мне не больно» – шедевр, про который я подробно писал в самых разных местах, повторяться не стану. По отношению к этому фильму невозможна срединная позиция, тут либо восторг, либо ненависть. У меня восторг. Тем, у кого ненависть, всё равно ведь ничего не объяснишь, пускай себе злятся. Мой однокурсник по ВГИКу прислал электронное письмо, где поблагодарил за рецензию на «Мне не больно». Правда, говорит, я прочел ее уже после того, как посмотрел фильм пять или шесть раз, ибо этот фильм МНЕ НУЖЕН.
Вот как завернул! Считаю, образцовая формула. К черту фильмы, которые призваны «делать кассу», на фиг продюсеров, которые любою ценой пилят и рубят бабло. Нужно стремиться к тому, чтобы двойную, даже тройную кассу делали фильмы, которые «нам нужны»! Почувствуйте разницу.
Фильм Павла Лунгина «Остров»: похожая история, та же номинация, что и у Балабанова. Почему-то многие считают Лунгина простым ремесленником, вдобавок чернушником. Но я-то чрезвычайно высоко оцениваю его картину «Свадьба»: и в смысле этическом, и в плане эстетики она безупречна. Посему «Остров» не столько меня удивил, сколько оправдал надежды. Это, может, и не великое кино, зато кино ПРАВИЛЬНОЕ. Аудитория снова поделилась на тех, кто горячо одобряет, и тех, кто люто ненавидит. Объяснять недоброжелателям, почему мы, поклонники, ходим вокруг «Острова» на цыпочках, бессмысленно. Молодец Лунгин, молодцы все актеры.
Имеем вот уже второй фильм, который, что называется, «нужен». Охотно соглашаюсь, что не всем. Кому нужен, тот и сам про это знает, тот уже посмотрел или посмотрит, даже без моей дополнительной наводки. Всем остальным просьба не беспокоиться.
В номинации «Аскеза» побеждают две отечественные картины: «Нелегал» режиссеров Юрия Лебедева и Бориса Фрумина, «Свободное плавание» Бориса Хлебникова. Очень мастеровитые вещи, одно удовольствие! Стильное, умное малобюджетное кино, сделанное насмотренными людьми со вкусом и с головою.
Авторы «Нелегала» дают эпоху через говорящих друг с другом людей, через общение глаза в глаза. Стены, мосты и грязь — ненадежное, мертвое. Достоверны только микросообщества. Рядом с главным героем, нелегалом, агентом советских спецслужб, всё время оказывается кто-то еще, какие-то простые люди, сущность которых он в результате проявляет.
1979 год. Ветеринарная клиника в Финляндии — советская деревня — районный центр где-то под Ленинградом — таможня Пулковского аэропорта — снова клиника в Финляндии. Слепок с общества. Агента раз за разом перебрасывают. Он вступает в контакт с самыми разными слоями. Повседневность, нейтральные мелочи жизни. Везде ездит, спит со всеми попадающимися на пути женщинами. Встречается с женой в ресторане. Тайно, как Штирлиц. Агент этот — как бы невменяемый, будто бы машина. Тусклый и закрытый. Сжатая пружина, мускул. Замечательно показано, как не вполне легитимное, ощерившееся, сориентированное на «вечный бой» советское общество прошивалось-скреплялось неким тайным усилием.
Таможня Пулковского аэропорта как метафора, как модель буфера и санитарного кордона. Уже развращенные взятками таможенники. Скромность советского быта, но при этом несомненное социокультурное разнообразие. Люди — есть, комфорта — нет. Пресловутый «нелегал» обозначает ту силу, которая призвана была заменить свободный, но опасный рынок западного образца. Удовлетворяет женщин, контролирует воров, рассказывает про Запад, где и пожил, и поработал в своем обычном угрюмом режиме. Метафора что надо. Нелегал связывает всех со всеми, обеспечивает некий суррогат «гражданского общества». Первая честная, точная, неклеветническая картина про Советский Союз. В сущности, аналитика.
«Свободное плавание» – менее самостоятельное явление. |
Про замечательное «Кадетство» я неоднократно писал. В сущности, это первый самостоятельный и художественно убедительный многосерийный фильм нового времени. Безоговорочно побеждает в номинации «Наш сериал».
В номинации «Не наш сериал» также вне конкуренции работа Дэнниса Лири и Питера Толана «Спаси меня». Я подробно описывал ее во ВЗГЛЯДе, и я продолжаю смотреть ее по ночам. С неослабевающим интересом. Чего желаю и вам.
В номинации «Помни о смерти» побеждают отличные американские картины «Рикер», «Премия Дарвина», Click. Особенно хочу отметить Click, картину, которую все наши горе-интеллектуалы бросились дружно презирать даже не посмотрев. А на деле это и «страшно умная» картина, и просто «страшная». Может, это самая страшная картина 2006-го!
Там дьявол соблазняет героя идеей полного контроля над его, героя, собственной жизнью. Герой идет на это и проматывает огромные куски жизни, пытаясь самостоятельно отделить «интересненькое» от «неинтересного». Внутренне не влипает в повседневное, презирает «мелочи жизни», ждет какого-то «Приза», который будто бы вручат ему ПОТОМ. Однако, никакого «потом» не будет, а будет – смерть. На смертном одре, когда выясняется, что жил он так, как хотел, а не так, как ему было предназначено свыше, герой воет от ужаса. Нужно было держаться за «здесь и сейчас», за «тридцать ссор и стрижку», а он волюнтаристски, при помощи универсального пульта, проматывал то, что не представлялось ему существенным. Сам не заметил, как очутился в финале.
В номинации «Социальный анализ: цветущая сложность» побеждают две замечательные картины: Crash (в нашем прокате «Столкновение»), выдающийся фильм, получивший главного американского «Оскара» и недопонятый, недооцененный у нас, и «Сады осенью», снятые во Франции Отаром Иоселиани. Я не фанат Иоселиани, и я смотрел его новую работу с предубеждением, искал, к чему бы такому придраться. Не нашел ни единого прокола, режиссер-классик сразил меня наповал, переубедил. Абсолютный шедевр!
В номинации «Люди и звери» безоговорочно побеждает независимая американская картина режиссера Ноа Баумбах «Кальмар и кит». На первый взгляд тут всего-навсего история про развод двух бруклинских писателей и про сопутствующие терзания их сыновей-подростков. Картина сделана из одного-единственного мотива, и мотив этот – творчество. Отец пишет романы, мать пишет романы еще лучше, ну как им не разругаться насовсем?
Старший сын ничего писать не умеет, поэтому он ворует песни у Роджера Уотерса, выдает на публике за свои. Младший сын ненавидит и книги, и песни, и кино, однако страдает всё той же неуемной страстью к самовыражению: «Я хотел бы стать лучшим в теннисе, самым лучшим!» А еще младший метит свой колледж спермой. Мастурбирует в уголке, а потом размазывает добытую сперму по стенам, партам и корешкам книг в библиотеке.
Друг с другом собачатся, чего-то непрерывно делят, кому-то доказывают свою состоятельность. В финале старший мальчик приходит в Зоологический музей и узнает в сцепившихся чудовищах Ките и Кальмаре себя, своих родителей, братца, человечество. Пафос картины в том, что от природы у человека звериное начало. Книжки, песни и теннис, то бишь хорошо усвоенные или присвоенные ценности цивилизации, еще не делают зверя человеком. Делает что-то другое. Какая-то специальная внутренняя работа. Нечто, сопряженное с категорией «любовь». Мальчику стало нестерпимо оттого, что любимые родители и грызутся, и разводятся, и снова грызутся. Он выскакивает из своей животной оболочки, глядит на семью со стороны, узнает в этих страшных чудовищах, в Кальмаре и Ките, родных, близких и самого себя. В эту самую секунду, в этот миг осознания, мальчик впервые становится человеком.
В номинации «Второй план» побеждает отличная картина Питера Джексона «Кинг-Конг». Начинал смотреть с неохотой, но потом очень удивился. Под маской коммерческого блокбастера, на втором плане, скрывается немаловажный сюжет: одна-единственная душа стоит того, чтобы яростно бороться за нее всем миром. Кроме прочего, это фильм про любовь, жертвенность и верность, про авантюризм и предательство. Сделан не так, как делаются наши нынешние высосанные из пальца блокбастеры, не в режиме монотонности, не по принципу «бу-бу-бу». «Кинг-Конг» Джексона дышит, у него внезапные перепады настроений и многомудрые переакцентировки. Не говорю уже про актерские лица и про общую изобразительную культуру. Экранизаций Толкиена принципиально не смотрел и смотреть не стану, боюсь заскучать. Но вот эту работу Джексона ставлю исключительно высоко.
В номинации «Второй план» побеждает отличная картина Питера Джексона «Кинг-Конг» |
Отдельная номинация – «Победители Каннского фестиваля». Чего лукавить, в Канне редко премируют пустышек. Допустим, три первых места 2005 года («Дитя», «Сломанные цветы», «Скрытое») – попросту великие картины, НА ВЕКА. Триумфаторы нынешнего года много скромнее, но тоже ничего себе. «Ветер, который качает вереск» и «Фландрия» уже произвели на меня хорошее впечатление, «Вавилон» собираюсь посмотреть не сегодня завтра. Присоединяйтесь! Канн, как ни крути, законодатель кинематографической моды.
Думал-думал, какой же фильм объявить лучшим и любимейшим. Отмел все колебания, едва припомнил работу Джона Туртурро (режиссер) и братьев Коэн (продюсеры) Romance and cigarettes (наш вариант названия «Любовь и сигареты» неприемлем, ибо деформирует смысл и предписывает зрителю неверный способ считывания материала!). Я подробно про это кино писал, в завершение обзора процитирую самого себя: «Главный герой, рабочий-металлист Ник Мердер, которого играет блистательно-неподражаемый Джеймс Гандольфини, выражает свое жизненное кредо словами: «Мужчина должен уметь две вещи. Быть романтиком и дымить как паровоз!»
То есть название картины – не что иное, как кредо главного героя. Мужчина, по мнению Ника Мердера, располагается в пространстве между красивой выдумкой и презренной жизненной прозой. Впрочем, к финалу эта сентенция возводится в статус обобщения: всякий человек располагается между «выдумкой» и «сигаретой», между красотой и бытом, между поэзией и прозой.
Личная история каждого персонажа состоит из красивой романтической грезы, из выдумки, из несбывшегося (реплика супруги при их первой встрече: «О, джентльмен!»), но также из прозы, из пресловутых «сигарет» (не подтвердивший своего джентльменства работяга-муж прокурил все вокруг).
...Мелодраматический и комедийный сюжеты внезапно выдыхаются. Резко ломается ритм, прекращаются залихватские песни и танцы. Иначе говоря, сходит на нет romance и остаются одни cigarettes. У Ника обнаруживаются проблемы с легкими. Джон Туртурро совершенно гениально сбивает своему развеселому фильму дыхание! Рраз-рраз-рраз, и вот уже ничего такого веселого. Начинают происходить тихие неотвратимые вещи: человек готовится уходить.
После того как все кончилось, Китти, теперь уже вдова, включает диктофон. Незадолго до смерти Ник неумело напел в него свою любимую эстрадную песенку: «Девушка, на которой я женюсь, должна быть скромной и милой, тра-та-та...»
Таким образом, фильм проделывает путь от броских эстрадных номеров, от стилизованного придуманного великолепия – к прекрасной нищете одинокого человеческого голоса. От «романса» – к «сигаретам», от «социального воображаемого» – к неотчуждаемой реальности индивидуального бытия, от фикции – к экзистенции.
Китти несмело подпевает диктофону. Джон Туртурро заканчивает закатным планом. Нижняя точка зрения, от самой земли. Панорама по дикой некошеной траве. «Прах, и в землю отыдешь».
А как броско, как восторженно все начиналось! Какими красками, каким глянцем и каким гламуром! Поистине гениальная картина о человеческом уделе».
Живите долго, с Новым Годом!