Я не кинокритик и не криминальный репортер, поэтому никакого практического применения полученному в результате просмотра единственного в СССР настоящего полицейского сериала знанию я найти не могу. В то же время совершенно не хочется, чтобы оно пропало впустую.
Полагаю, отмечаемый 10 ноября День милиции – достаточный повод, чтобы поделиться этим знанием с вами. Может быть, кому-нибудь оно действительно пригодится.
22 серии, 3037 минут, 18 лет. Три главных героя – и три актера (двое мужчин и одна женщина), пожертвовавшие своими актерскими судьбами ради формирования положительного образа советского милиционера. Даже относительно успешный и вне «Знатоков» Леонид Каневский (его, очевидно, спас контрабандистский эпизод в суперпопулярной «Бриллиантовой руке») все равно навсегда останется инспектором Томиным – о Георгии Мартынюке и говорить не стоит, тот (несмотря даже на «Щит и меч») на всю жизнь остался Знаменским – а ведь мог бы сыграть если не Гамлета, то какого-нибудь более интересного персонажа, чем образцово-показательный майор уголовного розыска.
Томин из Израиля дозванивался до Знаменского в Москве, державшего в одной руке телефонную трубку, в другой – бюст Дзержинского
И Мартынюк, и Каневский любят вспоминать, как в Театре на Малой Бронной хронически проваливался спектакль, где им обоим пришлось играть двух заключенных – публика не верила, что Томин и Знаменский могут по-настоящему сидеть за решеткой, и хохотала, срывая, в общем, серьезную постановку. А когда Каневский уехал жить в Израиль, ему пришлось сниматься в рекламе каких-то телефонных карточек, и, естественно, в том ролике Томин из Израиля дозванивался до Знаменского в Москве, державшего в одной руке телефонную трубку, в другой – бюст Дзержинского. Грустная история.
Но если отбросить все закадровое, что известно нам из газетных статей под рубрикой «Забытые имена» и обратиться непосредственно к сериалу и только к нему, то мы увидим совсем другую историю. Очень цельную, очень красивую и (что для безразмерных сериалов редкость и по сей день) абсолютно законченную – несмотря на то, что закрывать проект в 1989 году его авторы явно не планировали (и несколько лет назад даже восстановили – с режиссером Хотиненко и Лилией Вележевой вместо умершей от рака Эльзы Леждей; прежнего успеха, правда, повторить не удалось – да и никто, кажется, на это не рассчитывал). Последний фильм – «Мафия» – заканчивается очень тонким, особенно если смотреть сейчас, а не в 89-м, многоточием – главарь наркокартеля (Александр Пороховщиков) так и не попал в руки бравых Знатоков. Его – и только его, на победу над всей мафией никто уже не претендует, – ломает личная трагедия (пожалуй, излишне плакатная: любимая девушка становится наркоманкой). Он идет по ночной Москве и встречает компанию молодых гопников, которых совсем недавно избила его всесильная охрана. Сегодня он один, а гопников – много. Кто-то спрашивает его: «Как будешь умирать – стоя или на коленях?» – и конец. Не фильма «Мафия» – конец Знатоков как таковых. В новой реальности преступный мир переходит к полному саморегулированию, троица умных сыщиков делается просто никому не нужной. Недаром, собственно, в хотиненковском сиквеле выяснится, что Томин в начале девяностых на много лет уехал работать в Интерпол – в самом деле, не крышевать же ему бензоколонку в Москве, а других занятий для бесстрашного инспектора, очевидно, не было.
Начиналось, впрочем, все не так трагически – хотя прозвище «Знатоки» цепляется к троице именно как обидно-ироническое. В первой серии, в «Черном маклере», расследуемое дело кажется неразгадываемым, и Зиночка Кибрит, заходя в кабинет Знаменского, где мрачно курят хозяин кабинета и верный Томин, говорит: «Над нами все управление смеется. Знатоки, мол, снова в лужу сели». – «Как-как?» – переспрашивает Знаменский. – «Ну, Зна-то-ки. Знаменский-Томин-Кибрит», – смеется Зиночка, и вслед за ней смеются все. В общем, уже понятно, что все закончится хорошо.
Эльза Леждей |
Кстати, их могло остаться только двое – Знаменский и Кибрит. В восьмом фильме («Побег») Томин погибает, и погибает так, что шансов у его поклонников уже не оставалось. Вооруженный преступник засел в заброшенном сарае, милиция готова начать штурм, но Томин, уверенный в том, что этот преступник на самом деле – просто запутавшийся хороший человек, идет уговаривать его сдаться. Почти уговаривает, но (совсем как в модных тогда фильмах с Бельмондо или Аленом Делоном) за спиной преступника ветер приоткрывает дверь, и тот, думая, что это штурм, всаживает в грудь Томину целую обойму. Томин вздыхает: «Дурак ты», – и падает. На экране – кадры с Томиным из всех восьми фильмов, звучит «Песенка инспектора Томина» («А я ведь человек, а я ведь человек, я все так близко к сердцу принимаю») – то есть все, не будет больше Томина. Неизвестно, сколько зрительских писем или даже звонков по «вертушке» последовало за этим финалом, но в следующей серии расследующий новое дело в одиночку
Леонид Каневский |
Кстати, о звонках по «вертушке». Очевидно, без поддержки с самого верха такого пиара советская милиция получить не могла бы. Судя по тому, что одновременно с отставкой дружившего с Леонидом Брежневым главы советского МВД Николая Щелокова «Знатоки» на три года исчезли с телеэкранов, именно Щелоков покровительствовал сериалу.
По чьей инициативе «Знатоки» вернулись на экран в 1986 году – не известно, но эта загадка меркнет рядом с другой, гораздо более интересной. Дело в том (удивительно, что об этом никто не помнит!), что после вынужденного перерыва сериал лишился своей, может быть, главной (главнее троицы главных героев!) отличительной черты – финальной песни.
Как вспоминал композитор Марк Минков, эту песню он сочинил за те несколько минут, которые занимала его дорога от дома на Арбате, где он жил, до ближайшего пивного ларька. Шагая за пивом, композитор напевал: «Это было много лет тому назад, шел еврей домой по улице Арбат». Какой текст можно считать более идиотским – этот или то, что в итоге написал Анатолий Горохов, – сказать трудно. «Если кто-то кое-где у нас порой», – эта кондовость, граничащая с пародийностью, вопреки всякой логике стала не только почти официальным гимном советской милиции, но и по-настоящему народным хитом (сейчас это вполне популярный рингтон).
И вот этой песни в последних пяти фильмах не было. Ее заменили более гладкой, но совсем не смешной (и при этом не менее кондовой) песней Давида Тухманова на стихи Роберта Рождественского в исполнении Льва Лещенко: «Наша заповедь и долг наш самый главный в жарких полднях и пронзительных ночах – чтоб сияли справедливостью державной милицейские погоны на плечах». Хитом это изделие песенной индустрии не стало – ни рингтонов нет, ни даже текста в Интернете. Трэш – но такой трэш, который никому не интересен. Не очаровательный трэш.
Георгий Мартынюк |
В последних сериях уже нет ничего, кроме основной сюжетной линии. На лице Знаменского вместо семидесятнического комсомольского энтузиазма – усталость. И все. Знаменский уже подполковник, а в «Мафии» вообще станет полковником, но все это уже совсем не то. Свое время эта троица уже пережила, и это слишком заметно.
То ли дело – в тех сериях, которые были сняты «при Щелокове». В них как раз преступление вторично, гораздо важнее – то, что ему сопутствует. Знаменский живет с мамой (Вера Васильева) и братом-школьником Ленькой, Томин играет на гитаре и делает вид, будто влюблен в Зиночку Кибрит. А Зиночка однажды заходит в кабинет и говорит: «А я, ребята, замуж выхожу». Томин хватается за сердце. Когда через пару серий Кибрит позовет друзей ужинать с мужем («Сережа очень скучает»), Знаменский и Томин откажутся. Больше темы личной жизни Кибрит в сериале касаться не будут, и когда в фильме «Он где-то здесь» любовница погибшего преступника спросит у Зиночки, замужем ли она, та ответит – нет, не замужем. Сценаристы Лавровы и режиссер Бровкин создали специальный образцово-показательный мир, который разрушился от соприкосновения с восьмидесятыми. Разрушился – а никто не заметил. У всех хватало гораздо более насущных дел.
Советская мифология оставила в наследство мифологии постсоветской гораздо больше образов, чем может показаться. Среди образов, не доживших до нашего времени, – образ честного, умного и справедливого милиционера, к которому можно обратиться за помощью, когда надеяться уже не на что. Был Пал Палыч Знаменский, а теперь его нет – в принципе нет, как биологического вида.
Но если вдруг такой милиционер где-то все-таки существует, я поздравляю его с Днем милиции. С удовольствием поздравляю.