Попытка государственного переворота в СССР в августе 1991 года (она же – «августовский путч») в тех исторических обстоятельствах и с теми конкретными людьми победить просто не могла. Ни по форме, ни по сути.
Почему Ельцин отказался от кресла Горбачева
В декабре 1990 года председатель КГБ Владимир Крючков поручил анализ сценария по спасению СССР через введение режима ЧП своему помощнику Алексею Егорову и генерал-полковнику Владимиру Жижину – одному из самых талантливых сотрудников и руководителей советской разведки, возглавлявшему секретариат Комитета. Жижин вообще был самым молодым генералом в истории КГБ: генерал-майора он получил в возрасте 37 лет за сверхуспешную работу в Скандинавии и после ухода Крючкова с должности начальника Первого главного управления КГБ метил в его преемники – претендовал на пост руководителя разведки.
Жижин, Егоров, первый зампред КГБ Алексей Грушко и делегированный от Минобороны командующий ВДВ Павел Грачев заперлись на так называемом объекте АБЦ (Теплостановский проезд, 1) – на тот момент самом защищенном от несанкционированного снятия информации здании в Москве, и принялись писать меморандум. Такая конспирация не была чрезмерной. В июне 1991-го госсекретарь США Джеймс Бейкер со ссылкой на данные ЦРУ предупредил главу МИД СССР Александра Бессмертных о подготовке антигорбаческого путча. Не страна, а проходной двор.
От Грачева как аналитика толку было мало, но впоследствии выяснилось, что Борис Ельцин располагал довольно точными данными о происходившем. Как известно, Грачева он назначил министром обороны «свободной России», а сам десантник никогда и не скрывал, что «находился на телефонной связи» и со своим непосредственным начальником – министром обороны Язовым, и с председателем Верховного совета РСФСР Ельциным, к которому формально никакого отношения не имел.
Генерал Грушко в выработке позиции тоже не участвовал, а лишь «руководил» как старший по должности.
В итоге Жижин и Егоров предоставили Крючкову аналитическую записку, в которой подчеркивали, что вводить чрезвычайное положение прямо сейчас неразумно. Лучше сделать это уже после подписания нового Союзного договора на базе девяти из 15 республик, а уже затем разобраться с остальными шестью.
Вводить войска в крупные города они также не рекомендовали, поскольку «это вызовет негативную реакцию населения». Действовать предлагалось «в рамках конституционного порядка».
Тем не менее, Крючков и Язов все-таки пошли на этот шаг. Такая позиция только на первый взгляд кажется самоубийственной.
Получив «меморандум Жижина», Крючков организовал тайную встречу с Ельциным (ее точная дата не известна, но она находится в промежутке с 5 до 10 августа), предложив тому занять место Горбачева. Ельцин отказался, поскольку полагал, что при таком раскладе не получит всей полноты власти, став марионеткой в руках руководства КГБ и армии, а ему нужно было все и сразу. После этого у заговорщиков уже не оставалось пространства для маневра.
Кстати, первое, что сделал Ельцин после провала путча, – организовал спецоперацию против Крючкова. Тот мог много чего наговорить об их двусторонних контактах, а в тюрьме бывшему председателю КГБ можно было навязать «договор о неразглашении».
Почему ввод войск в Москву был ошибкой
В 7 утра 19 августа в Москву входят отдельные части 109-й Тульской дивизии ВДВ, Таманской мотострелковой и Кантемировской танковой дивизий – всего около четырех тысяч военнослужащих, 362 танка, 279 БМП и 148 БТР. Горбачев изолирован в Крыму. А в некоторые ключевые города, где были расположены критично важные воинские части (Ленинград, Рига, Каунас, Ташкент, Гянджа), вылетели специальные представители министра обороны.
Изначально путч был связан только с событиями вокруг подписания нового союзного договора – так называемым Новоогаревским процессом, заключавшимся в том, что на правительственной даче в Подмосковье сидела группа экспертов и вырабатывала основы нового союзного или конфедеративного государства. Сколь-либо связной идеологической или экономической программы у заговорщиков не было. Они вообще не понимали, что нужно делать, но полагали, что нужно делать хоть что-нибудь – и срочно.
Вся позитивная программа сводилась к отстранению Горбачева и сохранению Союза, но и этот пункт не содержал реальных шагов или конкретных предложений. При этом Крючков, Янаев и компания до последнего отказывались считать происходящее переворотом, изобретали очевидную ложь типа «плохого состояния здоровья президента СССР» и метались из стороны в сторону. Так государственные перевороты не совершают.
С идеологической точки зрения и даже чисто внешне путчисты выглядели ретроградами и партократами, тянущими общество назад. Меж тем в Москве царила эйфория, миллионные митинги были нормой, и люди рассуждали примерно так: вот-вот наступит демократия, которая принесет процветание, материальный достаток и свободу, не будет Союза – прекрасно, перестанем быть «империей зла» и «тюрьмой народов», а благодарные прибалты и грузины принесут потом цветы на наши могилки. Иные точки зрения отметались с порога.
Путчисты не могли переломить эту атмосферу, не предоставив чего-то адекватного взамен. Но даже если бы Жижин и Егоров написали для ГКЧП связный программный текст (они пытались оформить тезисы его выступления по телевидению, но Крючков отказался и переложил ответственность на Янаева), перетащить общественное мнение на свою сторону им бы не удалось. Сколь-либо тщательный анализ ситуации, включая прогнозируемые последствия распада Союза и развала его экономики, никто бы даже читать не стал. Зато появление танков на улицах Москвы вызвало в общественном сознании ассоциации с военными путчами где-нибудь в Латинской Америке.
Это была совершенно излишняя, даже вредная мера. Появившиеся в Москве войска разложились примерно за сутки путем «братания».
Некоторые сводные батальоны просто переходили на сторону Ельцина, начиная с тульских десантников генерала Лебедя.
Если уж вести речь о сохранении Союза, операции должны были проводиться не в Москве, а в Прибалтике и в Закавказье. Вопреки навязанному впоследствии мнению победителей, это было вполне осуществимо. И ПрибВО, и ЗакВО могли восстановить влияние федеральной власти на местах даже без привлечения дополнительных сил. По ряду компетентных оценок, никакого сопротивления, кроме пассивного, националистические движения в этих регионах не оказали бы – даже вроде бы фанатичный Гамсахурдия прислал Янаеву приветственную телеграмму.
Однако Крючков и компания сосредоточились на Горбачеве и на вопросе контроля за центральной властью в Москве, что их всех и сгубило.
Что нужно было делать ГКЧП
ГКЧП нужно было восстановить статус союзного центра как единственного источника верховной власти на всей территории СССР в условиях, когда авторитет этой власти в Прибалтике и в Закавказье стремился к нулю. По большому счету проблема была не в центробежных тенденциях и не в националистических настроениях, а в отказе руководства СССР от организованного противостояния с ними. «Новоогаревский процесс» тоже был лишь ширмой, уступкой. В реальности президент Горбачев за спасение страны от распада уже фактически не боролся, то есть нарушал свои конституционные обязанности.
Требовалось задержать Ельцина на правительственной даче, но командир «Альфы» получил странный приказ выпустить его в город. Требовалось следить за теми кадрами, которые привлекались к осуществлению операции, а не посвящать во все детали самозабвенных карьеристов типа Грачева. Требовалась изоляция связи американского посольства и немедленные аресты активистов организаций типа «Демократический Союз» (несмотря на общую карикатурность, именно она быстро превратилась в один из штабов сопротивления). Требовался более серьезный контроль за СМИ, чем карикатурная демонстрация «Лебединого озера». В конце концов, требовались люди, более привлекательные и ответственные, чем Янаев.
Ничего из этого сделано не было, зато постоянно велись какие-то странные закулисные переговоры. Подготовка к штурму Белого дома осуществлялась днем, в штабе на все том же объекте АБЦ присутствовали Грачев и Лебедь, а вечернее продвижение нескольких колонн бронетехники к Пресне сразу же натолкнулось на разгоряченную толпу.
Вертолеты в воздух вообще не поднимались. Оперативная оценка ситуации в центре города не велась даже агентурными методами. По большому счету все было обречено с того момента, когда советские люди увидели по телевидению дрожащие руки Янаева.
Но даже если предположить, что ГКЧП продержался бы не два с половиной дня, а хотя бы неделю, возникает резонный вопрос – а ради чего? Это был тот самый случай, когда идеология шла впереди танков – и была заметно их важнее. Но идеологической основы у путча не было, заговорщики были не в состоянии сформулировать даже свое отношение к уже объявленной Ельциным «деполитизации» органов власти, армии и КГБ.
Экономическая программа тоже отсутствовала как явление. Впрочем, ее тогда не было ни у кого, как бы ни надували сейчас щеки отдельно взятые экономисты того поколения.
Все было обречено с того момента, когда советские люди увидели по телевидению дрожащие руки Янаева (фото: Владимир Родионов/РИА «Новости»)
|
Да, требовались «чрезвычайные меры», но Чрезвычайный Комитет не мог их выработать просто в силу своего кадрового состава. Если сосредоточиться только на идее сохранения Союза, необходима была последовательная и довольно длительная пропагандистская подготовка. Деморализованному населению требовалось объяснить, ради чего все это. Занятых поисками еды и демократии москвичей не слишком-то интересовали проблемы на национальных окраинах империи, голодный и либерально настроенный обыватель на 20 лет вперед не думает. Но для этого требовались СМИ, которых не было.
Подавляющее большинство журналистов поддерживали либеральные реформы и готовы были обниматься с латышскими и грузинскими националистами. На улицах Москвы самой популярной газетой в розничной продаже была «Атмода» – пропагандистский лист «Народного фронта Латвии». В такой атмосфере удержать власть в столице силами распропагандированной сводной дивизии без внятной программы действий нереально. Позорная пресс-конференция ГКЧП только подтвердила это.
Сложно требовать от командования «Альфы» или отдельно взятых дивизий безусловного подчинения приказам заговорщиков – вплоть до штурма Белого дома в ночь на 21 августа, если они своими глазами видели метания тех, кто эти приказы должен отдавать.
Поэтому у этого состава ГКЧП не было шансов. Но Крючков и Ко сами в этом виноваты.
Августовский путч был непродуманным и бездарно осуществленным фальстартом. Стоило подождать буквально несколько дней, выслушать Жижина и Егорова, встретить во Внуково-2 отдохнувшего Горбачева и решить все как-то по-другому.
Задним числом можно полагать, что большинство из заговорщиков (не все) руководствовались благородными мотивами сохранения целостности государства, защищали Родину, как ее понимали, пытались найти выход из патовой ситуации, в которую загнала страну группа Горбачева – Яковлева.
Но это были люди другой эпохи, своего поколения, органически не способные организовать государственный переворот. Они от самого этого определения бежали как могли. И вышло то, что вышло.