В дни августовских событий Станкевич входил в ближнее окружение Бориса Ельцина и участвовал в принятии всех ключевых решений.
Для начала штурма нужен был только приказ «вперед». Отдать такой приказ без письменного официального решения ГКЧП оперативный штаб категорически не хотел.
Напомним, 27 июля 1991 года президент назначил народного депутата СССР Сергея Станкевича государственным советником РСФСР по взаимодействию с общественными объединениями и политическими партиями (позже – по политическим вопросам). Эту должность он совмещал с постом первого зампреда Моссовета, а также с должностью народного депутата СССР. В таком качестве Станкевич и встретил путч...
Ранее газета ВЗГЛЯД опубликовала другие фрагменты воспоминаний Станкевича.
«В начале сентября 1991 года совместным Указом президентов СССР и РСФСР (насколько я знаю, это их единственный совместный акт) была создана Государственная комиссия по расследованию роли КГБ в событиях 19–21 августа 1991 года, – напоминает Станкевич. – Председателем комиссии был назначен народный депутат РСФСР Сергей Степашин. Я представлял в комиссии президента РСФСР. Комиссия, работавшая в знаменитом здании на Лубянке, имела доступ к очень многим документам, а также получила по горячим следам устные свидетельства от прямых участников событий. Материалы комиссии докладывались лично двум президентам и никогда не публиковались. Мой рассказ о подготовке к штурму Белого дома в ночь на 21 августа 1991 года основан на личных заметках, сделанных во время работы комиссии Степашина». Понимая, что время работает против них, путчисты с утра 20 августа приступили к подготовке силовой акции в Москве. Как мы уже потом узнали, для выработки оперативного плана был образован штаб во главе с заместителем министра обороны СССР, генерал-полковником Владиславом Ачаловым. Это был известный персонаж. В январе 1990 года Ачалов в качестве заместителя министра обороны СССР руководил действиями советских войск во время массовых беспорядков в Баку. В январе 1991-го Ачалов – кстати, по совместительству член ЦК КПСС и ЦК компартии Литвы – находился в Вильнюсе, координировал действия войск по захвату телецентра. 17 августа 1991 года он участвовал в историческом совещании, на котором было принято решение о введении чрезвычайного положения и передаче власти ГКЧП. 18 августа готовил совещание высшего армейского руководства, на котором, в частности, был утвержден план ввода войск в Москву. 19 августа координировал ввод войск в столицу, лично руководил действиями спецназа ВДВ по установлению контроля над телецентром «Останкино». Вполне подходящий кандидат на роль «русского Пиночета».
#{image=546269}Среди других в работе штаба принимал участие заместитель командующего воздушно-десантными войсками Павел Грачев. При постановке боевых задач подразделениям, включенным в штурмовую группу, в штабе присутствовали командир 106-й Тульской воздушно-десантной дивизии Александр Лебедь и командир специального антитеррористического подразделения КГБ СССР «Альфа» Виктор Карпухин.
Начать должны были танки. Как планировалось, они произведут устрашающие выстрелы с близкой дистанции и проделают проходы в завалах. Затем бойцы ОМСДОН имени Дзержинского вклинятся в ряды защитников, раздвинут их, расчистят путь к подъездам Белого дома и будут удерживать «коридоры». В «коридоры» пойдут тульские десантники, которые с помощью техники взломают двери и застекленные проемы в стенах, после чего завяжут бой на этажах здания. В этот момент бойцы «Альфы», действующие по самостоятельному плану, будут осуществлять внутри Белого дома поиск и нейтрализацию руководителей сопротивления.
На весь штурм отводилось от 40 минут до часа. Количество жертв среди гражданского населения (включая раненых) при штатном прохождении операции должно было составить 500–600 человек. При наихудшем повороте событий – до 1000 человек. После завершения боевых действий планировалось силами МВД и КГБ провести «фильтрацию» лиц, задержанных возле здания и внутри него, а организаторов и самых активных участников сопротивления – интернировать.
Любопытно, что при прогнозировании поведения людей в ходе операции, а также при оценке количества возможных жертв учитывался не только отечественный опыт: анализировался успешный опыт силового подавления китайских демонстрантов в 1989 году на площади Тяньаньмэнь в Пекине.
План операции был вечером 20 августа доложен членам ГКЧП и возражений не вызвал. Однако письменного решения о проведении операции издано не было. Штаб Ачалова был вынужден приступить к практической организации операции, одновременно напоминая вождям ГКЧП о необходимости политического решения. Пока же командирам подразделений, задействованных в операции, задача ставилась устно.
Примерно к 2.00 21 августа все подразделения штурмовой группы вышли на исходные позиции. Командиры провели рекогносцировку на местности и доложили в штаб о готовности. В рекогносцировке принял непосредственное участие генерал Ачалов, которому предстояло координировать действия группы.
Для начала штурма нужен был только приказ «вперед». Отдать такой приказ без письменного официального решения ГКЧП оперативный штаб категорически не хотел. Учитывая масштабы операции и ее вполне очевидные последствия, штаб Ачалова резонно требовал, чтобы руководство СССР взяло на себя всю полноту ответственности.
Решения, подписанного хотя бы Язовым или Крючковым, в штабе Ачалова ожидали более часа. Не раз члены штаба пытались связаться с обоими. Безуспешно.
Никто из вождей путча не решился взять на себя личную ответственность за карательную операцию и неизбежные человеческие жертвы. Ждали команды и командиры подразделений, изготовившихся для штурма. Но команда так и не поступила. Тогда около 3.00 Ачалов приказал отменить операцию и отвести подразделения из центра города.
Провал карательной операции предопределял уже неизбежное поражение ГКЧП. К утру 21 августа в событиях наступил решающий перелом. Началась агония заговора...
В этих записках нельзя не коснуться и такой щекотливой темы, как «Ельцин и выпивка». Надо сказать, что все эти дни (19–22 августа) президент днем или вообще не пил, или принимал чуть-чуть для бодрости, на работоспособности это не сказывалось, во время штабных совещаний президент был полностью адекватен. Расслабляться Ельцин позволял себе только к вечеру (где-то после 20.00), и тогда штабных совещаний уже не проводилось, хотя Ельцин продолжал индивидуальные беседы, во время которых иногда принимал по рюмке с гостями, например, с внезапно появившимся Ростроповичем.
Кстати, уже к вечеру 20 августа у Ельцина в кабинете кончилось «горючее» – видимо, запас был невелик и не рассчитан на осадное положение. К тому времени Ельцин увлекся виски, особенно уважал американский бурбон «Джек Дэниелс». Были посланы «гонцы» (кажется, две тройки) с боевой задачей – пополнить запасы.
Группа, обследовавшая ближайшие улицы (начиная с гостиницы «Мир»), вернулась ни с чем: все торговые точки закрыты, нигде никакой приличной выпивки не было.
Положение спасла вторая группа, добравшаяся до Центра международной торговли на Краснопресненской набережной. Там было несколько «кооперативных» баров и кафе, владельцы которых ночевали в своих заведениях, чтобы защитить их от возможных мародеров. «Гонцам» достались два увесистых рюкзака с лучшей выпивкой и закуской из имевшегося ассортимента. Не знаю, как «гонцы» убедили кооператоров, что они представляют надежду российской демократии, но им поверили и щедро одарили, не взяв ни рубля.
Агония советского режима
В 9 утра 21 августа в кабинете Ельцина началось штабное совещание. Присутствовали Бурбулис, Руцкой, Скоков, Шахрай и я. Мы анализировали ситуацию. Штаб Московского военного округа сообщал об интенсивном выводе войск из Москвы. Наши источники это подтверждали. Нужно было срочно предотвратить стихийные действия населения по блокированию выходящих из города войск, не допустить агрессивных и оскорбительных выпадов против солдат (было дано срочное поручение Кобецу).
Силовая акция против Белого дома не удалась и теперь уже не удастся. Пока известно о троих погибших. Около десятка людей травмировано. Не исключено, что будут установлены и другие жертвы. Надо подготовить достойные похороны ребят, погибших ночью, и помочь их семьям.
Донесения из Прибалтики о ночных захватах телецентров и пунктов связи – это, скорее всего, остаточные явления. Военачальники там просто пока не знают, что в Москве достигнут решающий перелом. Сегодня об этом должны узнать все.
Пик путча позади. Но праздновать пока рано. Перевес – еще не победа. Нужно сегодня же закрепить полученное преимущество в политических и законодательных решениях. У ГКЧП оставался только один ресурс – Съезд народных депутатов СССР, который контролировался консервативным большинством. Наши противники могут собрать Съезд, представить свои действия как вынужденные, мирные и законные, сделать вид, что никакого переворота не было. И получить от Съезда не только индульгенцию за все уже сделанное, но и карт-бланш на новую попытку. Судя по активности Анатолия Лукьянова (регулярно звонит, выражает готовность к сотрудничеству, настаивает на выводе войск, распоряжается о созыве союзного Съезда), именно такой «аварийный сценарий» и будет сегодня запущен.
Количество жертв среди гражданского населения (включая раненых) при штатном прохождении операции должно было составить 500–600 человек
Чтобы его реализовать и попытаться остаться у власти, путчистам нужен Горбачев. Если он заявит, что действительно был болен, что его никто не блокировал, если он пожурит «отдельных лиц за отдельные перегибы», а всех «героев ГКЧП» оставит на местах, то демократические силы потерпят поражение. Поэтому главный вопрос – как не допустить развития событий по этому сценарию.
Я вновь говорю о необходимости стратегического союза Ельцин – Горбачев: «Ситуация для этого благоприятна как никогда. Теперь-то мы точно сможем оторвать Горбачева от реакционного окружения. Более того, в новой обстановке за Ельциным, резко усилившим свои позиции, закрепится ведущая роль в тандеме двух лидеров. Объединив усилия двух президентов, мы сможем реализовать наши цели как на российском, так и на союзном уровнях. Лучше всего, чтобы Борис Николаевич лично инициировал доверительные переговоры с Горбачевым сразу, как только с ним наладится связь».
Реакция Ельцина, увы, предсказуема: «Погодите вы с вашей любимой идеей. Еще неизвестно, кто реально стоял за путчем. Сначала во всем надо разобраться... (После долгой паузы) Посмотрим, как он дальше себя поведет. Тогда и побеседуем. Доверительно».
Решаем, что будем настаивать на расследовании и судебной оценке действий членов ГКЧП, которые мы квалифицируем как попытку государственного переворота с целью захвата власти. Решаем в ближайшие дни через Съезд народных депутатов России и областные Советы максимально закрепить политические позиции, завоеванные демократами. Немедленно подготовить масштабную кадровую перегруппировку, ответственные – Бурбулис, Шахрай. На перспективу: подготовить, но пока не выпускать и сохранять в тайне указ о запрете КПСС (ответственные – Станкевич, Шахрай).
Решаем срочно принять меры по созданию государственных российских СМИ и восстановлению работы тех органов печати, которые были закрыты позавчера решением ГКЧП. Одновременно подготовить решения о приостановке деятельности тех СМИ, которые активно поддержали ГКЧП (Бурбулис, Полторанин, Станкевич). К концу совещания Ельцин приберег главную «бомбу»: «Ночью мне звонил Крючков... (Пауза) Предлагал сегодня встретиться в Кремле, обсудить ситуацию. Я так думаю, заодно проверял, где я нахожусь этой ночью. На случай штурма, значит, интересовался. Я пригласил его сегодня приехать на сессию Верховного Совета России. Пусть выступит, расскажет, чем занимался в последнее время. Похвастается. А, может, покается. Хотя вряд ли... Я потребовал соединить меня с Горбачевым. Крючков предложил в ответ, чтобы мы вместе с ним после встречи в Кремле сразу вылетели в Форос. Там, стало быть, все и решим. Я сказал, подумаю. И еще – чтобы связь мне всю включили, иначе разговора не будет. Он обещал. Договорились еще созвониться. С утра обе «кремлевки» работают, спецкоммутатор тоже. Надо звонить Крючкову. Лично я готов лететь в Форос. Какие будут мнения? Пусть каждый выскажется».
Как мне показалось, Ельцин продумал свою комбинацию еще ночью, сидя в бункере. Теперь он хотел проверить свой план на нас. И заодно проверить нас – кто куда клонит. Все присутствующие высказались по очереди.
Все были решительно против того, чтобы Ельцин ездил в Кремль, и тем более против того, чтобы он летел в Форос вместе с Крючковым. По нашему мнению, Ельцина в Кремле попытаются уломать на сотрудничество, после чего – убедившись в неудаче – арестуют. Таким же, скорее всего, будет и результат полета в Форос. Соглашаться можно на любые встречи, но на нашем поле – в Белом доме. В Форос нужно направить официальную делегацию сразу после сессии, причем на отдельном самолете. Президенту ни в коем случае не рисковать.
Кроме того, нам самим в качестве крайнего средства следует запастись постановлениями об аресте членов ГКЧП. При необходимости Генпрокурор Валентин Степанков сможет подписать постановления прямо на сессии Верховного Совета.
Руцкой рвался в бой: «Борис Николаевич, отправьте меня. Сначала в Кремль, потом в Форос. Вы же меня знаете. Со мной эти ребята шутить не станут. Случись что, я с десантниками и с «Альфой» договорюсь быстрей, чем они». Ельцин, похоже, остался доволен обсуждением: «Спасибо, позиции понятны. Оставайтесь, пожалуйста, на местах. Сейчас при вас позвоню Крючкову. Если что-то еще возникнет, сразу посоветуемся».
Сняв трубку АТС-1, Ельцин набрал четыре цифры. Крючков ответил сразу же. В разговоре он изложил следующий план «мирного урегулирования».
Сначала предлагалось провести рабочую встречу между руководством СССР (Янаев, Крючков, Язов) и руководством РСФСР (Ельцин, Силаев, Хасбулатов), чтобы обсудить положение в стране. Перед встречей будет отменен указ о чрезвычайном положении и подтвержден вывод войск в места постоянной дислокации. Встретиться предлагалось в середине дня в Кремле. По итогам встречи можно будет сделать короткое совместное заявление для печати, которое «успокоит горячие головы». После этого предлагалось единой группой немедленно вылететь в Форос к Горбачеву, чтобы там выработать согласованный план по выходу из политического кризиса.
Ельцин сказал, что встреча в Кремле в таком составе исключена. Предложил членам ГКЧП либо самому Крючкову приехать в Белый дом к 13.00, чтобы выступить перед Верховным Советом России. Переговоры провести в Доме Советов РСФСР. По поводу совместного заявления: это вряд ли получится, у нас слишком разное понимание событий. Пусть будет просто информационное сообщение о факте встречи. В заключение Ельцин обещал, что прямо из Дома Советов вместе с Крючковым поедет в аэропорт и вылетит в Форос (в этот момент Ельцин со значением посмотрел на нас и сдвинул брови).
Крючков сказал, что «будет еще думать и советоваться, но вполне вероятно, что приедет к 13.00 на сессию Верховного Совета России».
На этом разговор закончился.
Окончание читайте в пятницу, 19 августа.