Жизнь Валерии Байкеевой витиевата и заманчива, привлекательна и соблазнительна. В 1977 году она окончила Ростовский педагогический институт, факультет иностранных языков, отделение английского и немецкого языков. Позднее училась на режиссерских курсах при театре имени Ленсовета в Петербурге и прослушала спецкурс в Московском международном институте.
На самом деле, никакой интеллигенции как специальной социальной группы нет и не может быть. Должны быть люди, имеющие профессию и делающие свое дело
Карьеру в рекламном бизнесе начинала как участник российско-американской программы «Бизнес для России» в рекламном агентстве «Пэккетт-Групп» в городе Роанок, штат Западная Виргиния. С начала 90-х занималась политическим консалтингом. В 1997 году основала PR-агентство «Пять плюс». А два с лишним года назад Валерия оставила политику и сосредоточилась на кинодраматургии.
В 2005 году в Доме кино состоялась премьера фильма «Виртуальный роман», снятого по ее сценарию. Сегодня Валерия Байкеева пишет повесть «Браки совершаются на…», регулярно публикует экспертные статьи по вопросам PR, стихи, прозу. В производстве находится два фильма по ее сценариям.
Почему успешный специалист, входивший в число лучших политических технологов и консультантов Юга России, оставил это выгодное ремесло? Именно с этого вопроса начался разговор корреспондента газеты ВЗГЛЯД с Валерией Байкеевой:
– Валерия Рифатовна, почему вы ушли из политического консалтинга?
– В одно прекрасно утро я поняла, что политконсалтинга нет. Остап Ибрагимович Бендер как-то сказал, что пора переквалифицироваться в управдомы. Так и я поняла, что профессия политконсалтинга так и не родилась. Она мертворожденная.
– Чего же не хватило этой профессии для того, чтобы по-настоящему состояться?
– Не хватило главной составляющей. Не хватило того, что не переводится на русский язык – PR. Адекватного перевода этого понятия на русский язык не было и нет. Если коротко, то PR – это диалог. А агитация и пропаганда – это монолог, и обратной связи здесь не нужно.
Основная составляющая политконсалтинга – это работа с диалогами. Кстати, обучают PR правильно – учат правильным представлениям, с надеждой на то, что когда-нибудь всё заработает, засветит и запляшет. Но я оптимист и полагаю, что при моей жизни этого не произойдет.
После разочарования в профессии я оставалась в политконсалтинге еще несколько лет. Как та жена: ее муж бьет, а она терпит и не уходит. Тогда были еще дамские надежды: «А вдруг…» Но, к сожалению, а скорее всего, к счастью, этого не произошло.
– Чем занимались?
– Занимались мы очень многим. Пришли из «Яблока». Это был 1995 год – времена эйфории. Я вернулась из Соединенных Штатов, где изучала PR.
PR – это очень мощная система. Любая система ставит мозги на место. Для писателя или драматурга системное мышление – это база, на которой потом можно развивать творчество. Как говорится, дар – это условие необходимое, но не достаточное. Иметь дар надо во всем – в кулинарии, в шитье, в уборке квартиры, надо делать это всё на драйве. Но если мозги поставлены неправильно, то всё будет делаться не по системе, а наоборот.
Пришла в политику удивительным образом – в прямом смысле зашла, идя по улице. Встретила свою знакомую, и она меня пригласила. Мы открыли собственное агентство. Занимались бизнес-консультированием, политическим консультированием, создавали бренды.
Но в действительности всё это не было политконсалтингом. Мы всё равно жили в поле агитпропа. И как бы мы ни хотели, как бы нас ни учили, как бы нам не говорили, показывая мировые примеры PR, в нашей стране для этого чахлого детеныша нет почвы.
– Почему нет?
– Образ жизни, специфика языка. Русский язык – очень сложный. Это на английском очень хорошо сказать: «Bad guy, good guy» («плохой парень, хороший парень. – Ред.), да и ругательства их можно пересчитать по пальцам одной руки. А вот русские вариации можно не перечислять.
Наш язык – многопланов. Интеллект людей русского происхождения по-особому «заточен». Русский интеллект очень критичен. А PR – это всё же пафос, это некая миссия, красивая обертка, которая создается при взаимном интересе.
У нас же наивно полагают, что люди сами по себе потянутся покупать журнал со статьей о неизвестном им человеке. Да он им не приснился 300 лет! Не создали перед этим прецедент, чтобы люди заинтересовались, а кто он такой. Сначала создается прецедентная база: нужно вызвать интерес, нужно выстроить очередь к этому объекту. После этого – работой. А у нас на этого всегда нет денег и желания. В итоге я устала объяснять своим клиентам, что такое PR. И решила уйти в творчество.
Кстати, есть один важный момент – очень многие не хотели говорить о том, что политконсалтинга нет. Году так в 1998 это считалось дурным тоном, потому как была видимость работы: вроде как всё на подъеме…
– Но вы всё же ушли. Взыграла душа русского интеллигента?
– Давайте включать свет и разбираться. Русская интеллигенция – это история, отчасти мифологизированная. Так же как русская душа и «особая роль» России.
Есть ряд понятий, которые для меня не совсем ясны, но любопытны. В этот список попадают «русская интеллигенция», «правозащитник» и «светские львы (львицы)». Для меня все эти сочетания звучат как «морская свинка» – которые не имеют отношения ни к морю, ни к свиньям.
Intelligent – это интеллект и образование. У этого слова есть, как и у PR, двоякое толкование. В русском языке есть прекрасное словосочетание. В 30-е годы, когда хотели обозвать человека, его называли рефлексирующим интеллигентом. Это было очень сильным оскорблением, после которого, в принципе, попадали в лагеря.
Tак вот: по-английски to reflect тоже имеет два значения: «размышлять» и «отражать». То есть интеллигент – это по определению существо думающее, готовое отражать процессы, которое оно воспринимает. Но вследствие этого это существо может втянуться в отражение любого процесса.
Однако, если в нем отсутствует такая составляющая, как профессия, то это городской сумасшедший. Отражать и размышлять надо всё время, но если нет своего дела, которое ты любишь, то отражать тебе нечего. И тогда появляются «правозащитники». Нет, я ничего не хочу сказать о них плохого – наверное, это замечательные люди. Но я не понимаю, чем они занимаются…
– Выходит, вы ставите под сомнение само существование русской интеллигенции?
– Была ли на самом деле русская интеллигенция вообще? Большой вопрос. По-моему, это просто миф. Россия же вообще страна мифов: «Россия – родина слонов». Чаще всего под это слово подстраиваются те самые городские сумасшедшие. Я думаю, что это их беда, их путь, и они мне не интересны.
Но есть люди, относящиеся к «культурному слою». Вот они мне интересны больше.
– Кто эти люди?
– Культурная прослойка всегда несла ответственность за передачу знаний, за развитие человека как ресурсной машины. Несли это люди от религии, от искусства, от культуры.
Этих людей видно. Но дело в том, что путь культуры всегда сложен. Практически каждое новое поколение людей было озабочено тем, как вырастить новое поколение людей, для которых дух станет сильнее плоти. А потом в итоге снизойдет дух гармонии...
Есть ненавистная мне поговорка: «Терпение и труд всё перетрут». А я не хочу, чтобы меня перетерло.
– То есть создать искусственным путем культуру невозможно?
– Создать в лабораторных условиях можно только монстра. В одном из моих любимых произведений «Понедельник начинается в субботу» профессор Выбегалло очень активно выращивал вот таких гомункулов. И это едва не кончилось космическим катаклизмом.
Культуру надо выращивать. А на это нужно много времени. Вообще, это государственная задача – обеспечивать рост духа, желание осознанного альтруизма. Надо воспитывать в человеке понимание того, что есть грусть, злость, социальность, общественность. Это уже заложено в человеке, но его нужно вычленить и распознать.
В этом смысле мне, как педагогу с дипломом, близка сократовская система обучения. Общение помогало и учителю, и ученику. Ученику помогало познать себя, а учителю – дополнить, смикшировать, усилить эти задатки. Система Сократа – система выяснения. Сначала нужно вынуть, а потом впустить то, что нужно.
– Вы говорите о государственной задаче. То есть, государство должно создавать интеллигенцию?
– Да нет же! На самом деле, никакой интеллигенции как специальной социальной группы нет и не может быть. Должны быть люди, имеющие профессию и делающие свое дело. А когда человек творческой профессии начинает влезать в политические расклады – это плохо и для творчества, и для политики.
Собственно, поэтому я и «поменяла участь»: ушла из политтехнологи в литературу, а потом в драматургию. Не хочется быть городским сумасшедшим. Хочется оставить после себя нечто ценное. Ну а у кого это не получается… Что ж, пусть будет правозащитником.