В 2015 году Генассамблея ООН приняла программный документ «Преобразование нашего мира: Повестка дня в области устойчивого развития на период до 2030 года». Были разработаны 17 «Целей устойчивого развития». С тех пор термин «устойчивое развитие» стал обязательным для употребления, а любая крупная компания должна способствовать и соответствовать.
Откуда взялся этот термин и как он стал синонимом «приличного поведения» государств и корпораций? Если начать от печки, то термин употреблялся в лесоустройстве и рыбоводстве, обозначая такое развитие биосистемы, при котором она может сама себя воспроизводить. Еще об устойчивости развития мира говорили русские ученые начала 20-го века: А. А. Богданов и В. И. Вернадский, когда имели в виду гармоничное развитие мира как целостной системы, объединяющей социальное и природное.
А в нынешнем значении термин «устойчивое развитие» (sustainable development) введен в обиход «Римским клубом». «Римский клуб» был основан в 1968 году, и одним из первых его проектов стал просчет путей развития мира с помощью машинного моделирования в рамках алармистского проекта «Сложное положение человечества».
На тот момент профессор Массачусетского технологического института (MIT) Джей У. Форрестер создал две машинных модели: «Мир-1» и «Мир-2», которые описал в книге «Мировая динамика», изданной в 1971 году. А в 1970 году «Римский клуб» заказал его ассистенту Джею Л. Медоузу разработать модель мирового развития, которая была названа «Мир-3». Через 21 месяц, 3 марта 1972 года, по результатам просчетов в этой модели команда Медоуза представила отчет «Пределы роста. Доклад «Римскому клубу».
Команда Медоуза не внесла ничего принципиально нового в модели Форрестера, просто четко представила результаты и выводы. Модели Форрестера были основаны на идее, что население, капитальные фонды (а значит, производство), потребление и отходы (а значит, загрязнение) растут по экспоненте, а «экспоненциальный рост не может продолжаться безгранично». Значит, есть предел роста, после которого наступит катастрофа. Базовая динамика всех показателей взята на периоде 1900–1970 годов и экстраполирована в будущее.
Есть известная персидская легенда, демонстрирующая катастрофичность любого экспоненциального роста. Придворный подарил падишаху доску для шахмат и предложил отдать ему столько зерен пшеницы, сколько теоретически уместилось бы на доске, если на каждую клеточку класть в два раза больше зерен, чем на предыдущую. На первую клетку – одно зерно, на вторую – два, на третью – четыре. На 21-й клетке оказалось более миллиона зерен, а на 40-й – более триллиона, и закрома шаха опустели – случилась катастрофа.
Сам Форрестер так описал свои модели: «В этой книге будет изложена динамическая мировая модель, т. е. модель, в которой взаимоувязаны население, капиталовложения (фонды), географическое пространство, природные ресурсы, загрязнение и производство продуктов питания». Взаимосвязи прописаны с точки зрения здравого смысла – очевидным образом (что для программиста, кем и был Форрестер, нормально). Население растет, значит, площадь застройки возрастает, следовательно, площадь под сельское хозяйство уменьшается, пищи требуется все больше, а возможности ее производить – все меньше. Население растет, значит, вложения в капитальные фонды растут, следовательно, производство растет, а природные ресурсы истощаются, так как у них есть предел воспроизводства. С отходами логика понятна, она такая же. И сценарий «естественного» развития – рост по экспоненте – неминуемо приводил к катастрофе по всем параметрам в ближайшие 100 лет (удваиваемые ежегодно числа уже в 1970 году были огромны). Жить негде, природные ресурсы кончились, есть нечего, отходы не перерабатываются природой. В принципе, для этого прогноза не нужна ЭВМ, это почти очевидно в заданной очень простой логике.
Поскольку во все пять основных параметров заложен экспоненциальный рост, то предположения типа – технологический прогресс позволит на тех же площадях производить в два, четыре, в десять раз больше продуктов, кратно меньше загрязнять среду, кратно эффективнее использовать природные ресурсы, почти ничего не меняли – переносили срок катастрофы на 20–30 лет. Волна экспоненциального роста настигала человечество чуть позже.
Что делать? Форрестер с прямотой математика и программиста говорит очевидную в этой модели вещь: надо выйти на равновесное состояние системы, то есть стабилизировать значения основных параметров. А основные параметры – это количество людей на земле и уровень производства. Надо добровольно ограничить рождаемость (привести в баланс со смертностью) и рост капитальных фондов.
В «Докладе «Римскому клубу» представлены несколько более сложные выводы: да – ограничить рождаемость, да – ограничить рост производства товаров, но – вкладывать капиталы в производство услуг (меньше ресурсоемкости и отходов), но – уменьшить ресурсоемкость производств, уменьшить количество отходов (повысить эффективность производства и потребления). И – внимание! – так как производство товаров и еды стабилизируется на одном уровне и не растет, то необходимо справедливо распределять произведенные блага.
Давайте посмотрим на те парадигмы развития, которые сейчас транслируются западной цивилизацией всему миру. «Зеленая экономика» – это снижение ресурсоемкости производств и переработка отходов. «Новая экономика» – это перемещение капиталовложений в сферу услуг, креативные индустрии, новый всеобуч (обучение и переобучение всех всему на протяжении всей жизни). «Инклюзивная экономика» – это новая социалистическая парадигма справедливости, все группы населения должны быть включены в распределение результатов экономической деятельности, национальные и прочие меньшинства, бедные, инвалиды и т. д.
Все эти действия абсолютно логичны и разумны в тех моделях, которые использует «Римский клуб». Кстати, в этом плане можно попытаться гипотетически объяснить даже самоубийственную эмиграционную и социальную политику, которую практикует западный мир. Из бедных (и часто перенаселенных) регионов с высокой рождаемостью население перемещается в более богатые с низкой рождаемостью. Если в этом котле люди утратят любые идентичности, перемешаются и изменят социальные установки на естественное продолжение рода, то и рождаемость можно поставить под контроль, и достичь полной инклюзивности – контролируемого распределения благ.
Хочу сразу обрубить глупые, потому что бесплодные и никуда не ведущие, попытки развивать идею о заговоре мировых элит против человечества. Я хочу указать на изъяны логики в моделях «Римского клуба», в любых глобалистских моделях развития человечества, которым пока что привержены все мы – правительства национальных государств, корпорации, интеллектуалы и простые граждане.
Мы оперируем агрегированными сущностями – человечество, народонаселение, уровень благосостояния, природные запасы, капитальные фонды, экологический ущерб. И на уровне этих «больших тел» задаем логику, выявляем законы взаимовлияний. Но каждый из нас живет в другом мире, в мире другого масштаба, где есть я и ты, друзья и соседи, и это оказывает решающее влияние даже на экономику, где нет баланса между спросом и предложением, где люди уникальны, но не равны, где потребность полноценно взаимодействовать с природой не может быть отменена никакими природоохранными соображениями, где сам человек является активной частью экосистемы, без влияния которой экосистема не будет развиваться гармонично.
Значит ли это, что глобальная логика неверна в принципе, потому что ее агрегированные сущности – «большие тела» – не существуют? Нет. Можно привести аналогию с физикой. Чтобы построить водяную мельницу, достаточно знать ньютонову физику твердых тел. Но чтобы построить атомную электростанцию, необходимо использовать физику элементарных частиц, которые подчиняются принципиально другим законам, чем ньютоновы. Но в результате действия атомной станции мы приводим в ньютоново движение агрегированные тела (хотя и они состоят из элементарных частиц) – детали мельниц, станков, потоки теплоносителей и т. д.
Человечество, переходя к посткапиталистической стадии развития, должно уйти от простых глобалистских моделей – как капиталистических, так и социалистических, разработать более сложные модели мира, где локальные процессы и процессы масштаба, в которых со средой взаимодействуют конкретные физические и юридические лица, взаимоувязаны с глобальными процессами. Только так можно понять, что необходимо делать для устойчивого развития мира.
Этот процесс усложнения моделей и их описания вполне возможен. Например, математическая теория игр позволяет описывать сложные процессы достижения локальных равновесий под воздействием большого количества факторов, а методы квантовой механики позволяют моделировать турбулентные процессы, происходящие в социальных и экономических системах.
На примитивных моделях мира нам придется отрицать существование человека во всем разнообразии его проявлений и перейти к действиям по «расчеловечиванию» человека. Что мы и наблюдаем в последнее время. Приведу примеры нескольких упрощений в моделях Форрестера – Медоуза, которые сейчас приводят буквально к смешным и глупым действиям. Форрестер так описывает связь между величиной капитальных фондов и уровнем жизни: «Единицы эффективного капитала (фондов) на душу населения – это такие единицы фондов, которые непосредственно повышают уровень жизни. Число эффективных единиц на душу населения определяется общим объемом капитала с учетом роста нехватки мировых природных ресурсов». Проще говоря, Форрестер закладывает в модель формулу, согласно которой все капитальные фонды по бухгалтерским балансам минус затраты, связанные с удорожанием извлечения природных ресурсов, равняются уровню жизни людей.
Однако такая модель полностью исключает малый бизнес из картины мира, так как его капитальные фонды по балансам равны нулю. А ведь его доля в разных странах колеблется от 20 до 80 процентов! Это приводит к тому, что все механизмы развития настроены на использование крупного капитала. Инвестиции для нас – это балансовые инвестиции крупного капитала, рынок труда – это люди, занятые на рабочих местах, созданных крупным капиталом, доходы – это доходы, получаемые только этими людьми. Там, где нет крупного капитала, в нашей картине мира нет ничего – там пусто. И такая модель постепенно психологически захватывает наше сознание – миллионы людей бегут в крупные города, потому что там есть крупный капитал.
Исследования, проведенные АНО «Большая Земля» с использованием «больших данных» от «Сбера» и МТС, показывают, что такая картина может быть искажена с точностью до наоборот – например, реальные доходы людей выше в районах, где отсутствует крупный бизнес, выше там и востребованность специалистов на рынке труда. Никто не пробовал построить экономическую модель районной экономики, где можно описать деятельность практически каждого юридического и физического лица, связав с региональными макропроцессами.
Еще один пример. В модели Форрестера – Медоуза экологическое воздействие заложено как поддающееся хоть какому-то измерению, экспоненциально растущее выделение CO2 и тепла при сжигании углеродного топлива (иное топливо просто не поддается глобальному учету). Поэтому мы видим нынешние логичные действия в рамках зеленой экономики по уменьшению углеродного следа, но совершенно никак не просчитан неуглеродный след от самой «зеленой экономики», который вызывает много вопросов.
Вообще оценка экологического состояния на масштабах конкретных муниципалитетов показывает, что значительная доля экологического ущерба наносится не вмешательством, а невмешательством человека в жизнь природы: реки надо чистить, в лесу и на лугах – пасти скот, дикоросы собирать, проводить антиэрозионные и водорегуляционные работы. Это огромный пласт экономической деятельности человека, который задвинут в угол громким дискурсом об охране природы от воздействия людей – в лес лучше не заходить, во всяком случае ничего там не трогать, рыбу лучше не ловить и судам не плавать, а то будет антропогенная нагрузка, землю не пахать и т. д.
Глобалистский подход хорошо задает логику мегаломанских ковровых действий, которые во многих конкретных случаях либо неэффективны, либо просто смешны.
Крупные корпорации поголовно не знают, что конкретно делать в рамках обязанности соответствовать «устойчивому развитию» и как разрабатывать стратегии ESG. И производят надуманные смешные действия. Типичные мероприятия – мы экономим бумагу, спасаем лес, наши сотрудники-волонтеры собрали мусор и сфотографировались радостные, мы предоставили возможность сотрудникам обучаться и переобучаться в корпоративном университете, создали креативный кластер, провели конференцию по проблемам местных сообществ, благоустроили парк.
Кто оценивал конкретный экономический эффект для конкретной территории от этих мероприятий? При этом вокруг такого крупного предприятия погибает лес (не от вырубки, а от невмешательства человека), обмелела, омертвела и обезрыбела река (не от рыболовов и судов, а от естественного сноса почв, от нарушения водорегуляции в гибнущем лесу), и незаконные свалки мусора занимают сотни гектаров в сельской местности. Даже сейчас возможно доработать и применить механизмы, которые будут стимулировать крупные компании направлять деньги на повышение размера экосистемных услуг конкретной территории, конкретных действий по гармонизации окружающей среды – общественной пользы, которую сейчас стало возможно посчитать в деньгах.
В рамках действующей модели развития мира устойчивое развитие либо невозможно, либо приведет к созданию мирового социалистического концлагеря. На территории России благой эксперимент по созданию счастливого общества уже состоялся. Вроде не в русской традиции наступать на грабли дважды. Нельзя использовать оптический прицел стратегического бомбардировщика для разглядывания тончайшего механизма мироустройства. Нужно потихоньку совершенствовать прибор.