«Как грамотно проведен теракт, профессионально и не без помощи предателей», – написала мне субботним утром подруга из Крыма. Предатели, о которых народ, логично вспоминая Сталина, говорит уже столько лет. И твердит про СМЕРШ телеведущий Владимир Соловьев. Сравнивать современность и Великую Отечественную не совсем корректно. Наше общество с тех пор стало куда более милосердным. В том числе и к предателям. Наше общество, значительная часть которого столько лет с завистью смотрела на Запад. Наше общество, которое забыло о предателях в Великой Отечественной.
Несколько лет назад, живя в Германии, я познакомилась с одиноким немецким старичком, который жил по соседству и больше всего любил рассматривать свои старые фотоальбомы. Фотография была его главным хобби. Сначала он показывал мне тысячи карточек из своих путешествий по миру, а затем перебрался в семейный архив. Выяснилось, что его отец работал фотографом в Третьем рейхе и от фатера старичку остались тысячи аккуратно рассортированных фотодокументов времен Второй мировой. Групповые фото фашистов, совещания, битвы, праздники, портреты высших чинов.
Однажды очередь дошла до полки с альбомами, подписанными готическим шрифтом: «Ukraine» – о жизни украинцев на оккупированных фашистами землях. Крестьяне встречают нацистов хлебом-солью, мужчины выводят им своих коней, украинские дети на руках у солдат вермахта, роскошные застолья с пирующими нарядными дивчинами и хлопцами в окружении запьяневших эсэсовцев, свадебный немецкий генерал – почетный гость рядом с женихом и невестой. «Видишь, как любили нас на Украине!» – восклицал старичок, тряся тяжелым альбомом. Я не находила объяснения этим свидетельствам. Я знала наизусть фильм «В бой идут одни старики», снятый на киностудии им. Довженко. Но я не знала, что и тогда страна была разделена на тех, кто умирал за Родину, и тех, кто продавал ее за кусок колбасы.
В 80-х летом, в каникулы, я часто гостила в селе Горенка близ Гостомеля – в семье родного брата моего деда. В конце войны он, герой-орденоносец, женился на украинке, поселился у нее в огромном доме, разделенном на две части: в одной жила семья моего двоюродного деда-фронтовика, а в другой – семья родного брата его жены, который во время войны был в Горенке полицаем. Вечерами две эти семьи ужинали в саду за одним столом. О войне никогда не вспоминали.
Другой мой двоюродный дед со своей женой познакомился в концлагере и всю оставшуюся жизнь провел на ее родине – во Львове. До перестройки приезжал к нам в Казань с внуком Сережей, моим ровесником. Мы дружили, но когда восемь лет назад, найдя Сережу в соцсети, я написала ему сообщение, получила гневный ответ на мове. Тогда же моя мама звонила своим двоюродным сестрам на Украину: «Забудь наши номера! Ты нам больше не родня!» – получила ответ одной из них.
Мы ездили друг к другу в гости, мы писали теплые открытки на праздники. А сейчас они желают нам смерти. Как порвались все мощнейшие родственные связи? Почему нацистская пропаганда так легко уничтожила наше родство, историю, традиции, дружбу? Что с нами стало? Где мы – настоящие, родные? Или со времен Великой Отечественной ничего не изменилось? Предатели, о которых столько лет мы пытались забыть, которых старались не замечать и которых мы даже милосердно покрывали, сейчас бьют по нашим городам?
Бандеровская грибница в карпатских лесах разрослась и накрыла всю Украину. Нацизм, как вирус, проник в тело и душу, ненависть разъедает их изнутри. А мы, добродушные, до последнего не могли осознать смертельную опасность этого вируса. Еще пару лет назад я носилась по Москве в поисках подарка своей любимой коллеге-киевлянке, выпускнице ВГИКа, а сегодня она открыто призывает в своей соцсети «убивать русских».
В начале СВО, когда я спорила с немцами в Германии о русофобии, одна русская немка мне сказала: «Чего ты хочешь от немцев, если наши родные с Украины нас теперь ненавидят? Чего ты хочешь от немцев, если даже некоторые питерцы и москвичи шлют деньги ВСУ?».
Чтобы победить народ, нужно разрушить его семьи. Западная агитационная машина сделала врагами родных людей. «Родственники часто становятся кровными врагами, – говорила мне еще в девяностых знакомая еврейка из Кишинева, репатриировавшаяся в Израиль.– Вспомни сыновей Тараса Бульбы, вспомни Каина и Авеля. Палестинцы и евреи – тоже кровные братья». Нельзя скрывать того, что западная пропагандистская машина ударила в самую нашу сердцевину – по многим семьям, живущим на русской земле. По разные стороны баррикад оказались родные люди. С одной стороны те, кто свято верит в справедливость, родство, добро, а значит, и других склонен считать такими же. А с другой стороны – я вижу лишь ненависть, предательство. И оно проявляется даже независимо от национальности. Русские ненавидят и предают русских?
И удар по Крымскому мосту, вероятно организованный в том числе и предателями внутри страны, еще одно страшное доказательство: брат воюет с братом. В просвещенной Европе родственные связи уже давно на последнем месте. А Россию всегда хранила ее семейственность. Взрослые дети уважают отца, берегут мать. Без дедушек и бабушек не растут внуки.
Вспомните репортажи из Донбасса. Проголосовав на референдумах, люди говорят: «Воссоединение с Россией будем праздновать всей семьей, столы накроем, гостей созовем!». Многотысячная толпа на Красной площади радуется возвращению родных – дончан – в большую русскую семью.
«Родненькие!» – встречала харьковская старушка наших танкистов. «Сыночки наши!» – комментируют в соцсетях русские женщины новости с призывных пунктов. «Родня» – подписывает писатель Прилепин фотографии наших бойцов, а вслед за их лицами публикует чудовищную информацию о том, что русофобские спектакли идут на московских сценах, что в книжных магазинах стоят книги русофобов.
Раздрай, разобщенность в нашем обществе – страшнее удара по Крымскому мосту. Красная линия пылает в наших семьях, в наших сердцах.
«Мы довоевываем Великую Отечественную», – говорила мне в мае в интервью этническая украинка, ленинградка, депутат Госдумы Елена Драпеко и рассказывала о том, что все мужчины из ее семьи тогда ушли на фронт. И голос Ольги Берггольц звучал не только на весь блокадный Ленинград, на всю страну. Вчера на всю страну Андрей Малахов скучал по Ренате Литвиновой, бросившей Родину уже в феврале.
Масштабы Великой Отечественной и СВО – одинаковые. Вот только границы сейчас размыты: почти в каждой семье найдется пацифист. Что с ним делать? Десятилетия «мира-дружбы-жвачки», процветания Запада в том числе и на наших костях, десятилетия призрачного, лицемерного, лживого мира вырастили армию русских макаревичей и пугачевых. Русские ведь люди, но ненавидящие русских, называющие нас «рабами», «быдлом». А что же мы? Поймем-простим и снова сядем за стол с родственником-полицаем?
Разойдясь в понимании СВО, мы теряем родных и друзей, мы пытаемся забыть о предателях – деятелях культуры. Но свято место пусто не бывает. Мы обретаем новую – родную, а не чуждую нам культуру. И мы обретаем истинно, честно, по-настоящему близких!
«Вместе со мной сегодня бумажки мобилизованного в военкомате заполнял азербайджанец. Я его спросил: «Тебе-то зачем?». Тот эмоционально, размахивая руками: «Я что не русский, слушай да? Я здесь живу, я мужчина!» – пишет в своей соцсети мужчина с украинской фамилией. «Мы все понимаем, что наше немецкое правительство нам лжет! Единственная точка правды сейчас в мире – это Россия. Русские, умные немцы – с вами!» – перевожу с немецкого пост в фейсбуке своей немецкой подруги. Немецкая журналистка Алина Липп ежедневно в своем блоге разоблачает фейки, которые про Россию штампует западная пресса. «Я не боюсь! Я продолжу свою работу! Я возвращаюсь в русский Донбасс!» – пишет после покушения на него украинских нацистов француз Адриан Боке.
А сколько русских, украинских, белорусских рокеров, рэперов, поэтов, актеров сейчас едут в Донбасс, поддерживая наших родненьких там. И боремся мы сейчас в первую очередь и за наше родство, за наши священные родственные связи. За семью, в которой брат – за брата. Сын – за отца. Мать – за сына. Этим родством и победим.