Фильм еще только готовится к широкому прокату, но уже каким-то образом произошла утечка в интернет. И вот уже со всех концов раздается: «Вы смотрели? Какой кошмар, какой ужас эта наша жизнь, какая безнадега и безысходность!».
Чуждые «постоянного бодрствования над собой», они пускаются во все тяжкие, и, Боже мой, сколько их по всему миру
Но это пока за кадром. А в кадре режиссер, как примерный ученик, выполнивший задание, застенчиво улыбаясь, получает первые награды и готовится к главному призу, который ему предсказывают западные критики.
Интересно, догадывается ли он и другие создатели фильма, какова будет истинная цена успеха? Не придется ли ему, им, как библейскому Иову, на которого ссылаются в первых рецензиях, пожелать безлюдья ночи своего зачатья и чтобы «прокляли ее проклинающие день, способные разбудить Левиафана!».
Так понимаю, его остов, выбеленный временем, видим мы в начале фильма. Видимо, давно когда-то Левиафан в этих краях был разбужен и побежден. Но с тех пор мало что изменилось в жизни героев.
Ничто не трогает их в их северной глуши: ни суровые и вместе с тем прекрасные картины природы, ни полная сумрачного, но панорама света из большого окна унылого и запущенного домишки, лишенного женской руки и мужской заботы, ни сердечные чувства друг к другу, к оказавшимся среди них детям.
Люди в фильме живут, как заколдованные во зло, во все семь смертных грехов человеческих: гордость – отчуждение и презрение ко всем; сребролюбие – неправедное приобретение; блуд, в том числе – сквернословие; зависть, доведенная до злодеяния ближнему; гнев – вражда, оклеветание; чревоугодие – пьянство; уныние – депрессия, отчаяние; грех, вопиющий к небу – притеснение беззащитного человека.
На самом деле, смотришь – и душа содрогается. Могильный мрак, и вот она лапа нового левиафана – ковш экскаватора, вгрызающийся в какое ни есть, но насиженное человеческое гнездо, в котором когда-то обитала любовь. И вот – никогда и никуда не способный взлететь брошенный детеныш, к которому тянется корыстная рука ближнего. И вот уже дорога, по которой едут не к храму, а от храма. Спасения нет, конец фильма.
Но для него самого, для фильма, все только начинается. Он мог быть снят в любой точке мира, где обитают люди. Потому что среди них всегда есть не совладавшие со своей жизнью и опустившиеся на дно. Чуждые «постоянного бодрствования над собой», они пускаются во все тяжкие, и, Боже мой, сколько их по всему миру пьющих, употребляющих наркотики, бросающих своих детей, совершающих преступления. Как сорняки среди злаков, с которыми борются кнутом и пряником.
Но по-настоящему широкой общественности интересны лишь те, кто оказался способен через страдание, как искры, устремиться вверх. В библейской книге Иова эта мысль звучит так: «...человек рождается на страдание, как искры, чтобы устремляться вверх».
На мой взгляд, история, показанная в «Левиафане», не имеет ничего общего с рассказом об Иове, потому что библейская история – это о любви человека к Богу, подвергнутой дьяволом тяжелым испытаниям. В ней – присутствие и величие Божье, чтоб не исчезнуть и не обратиться в ничто.
Потрясающе, но в фильме любви нет даже с маковое зернышко. Ни одного, ни мильонного трезвенного терзания о ближнем, о человеке. Даже завораживающие взгляд вода, камни, развалины судов тут же отталкивают своей холодностью и равнодушием. И выходит из-под холодных рук главной героини у бездушного конвейера будущая пища – рыба, уже, кажется, пахнущая тленом, отравой.
Я много раз в последние годы читала книгу Иова и думаю, что это история о каждом из нас. И не только в страдательные моменты. В каждый день своей жизни, а бывают моменты, что и по несколько раз за день, мы стоим перед выбором – поставить на белое или на черное. Грубо говоря, на Бога или на черта в себе самом.
И здесь первое обозначает – через тернии к звездам, а второе, да, – предательство. Или, как Иуда, сразу на тридцать сребреников и тогда – смерть, или каждый день, или время от времени по мелочам, и тогда – медленное умирание.
На что на самом деле поставили авторы фильма, покажет время.
Мое внимание привлек эпизод, в котором мрачный поп отвернулся от человека, главного героя фильма, и отдал принесенный этим человеком хлеб насущный на корм смачно похрюкивающим свиньям. В человеческом обличье – это мэр города, вор и беспредельщик, так же по-свински смачно закусывающий в ресторане, вдоволь поглумившись над беззащитным.
Как жаль, что в отличие от библейской притчи, бесы в фильме не вселяются в свиней и не прыгают вместе с ними с крутого берега, они остаются в людях и влекут их к гибели.
Случаются в истории искусства такие явления, как Дантов ад, «Капричос» Франсиско де Гойи и другие. Мне очень хотелось отнести фильм «Левиафан» к числу таких бессмертных творений.
Но, на мой взгляд, ему не хватило красок, всего три: веры, надежды, любви. Их отсутствие как раз и свидетельствует всего лишь об искусной подделке под настоящее искусство. Или о поделке на потребу дня.
На эту мысль навел меня кадр фильма, в котором – как бы формально, забыто висящий в кабинете хозяина места портрет Путина. Но по законам искусства ни в кино, ни в театре ничего случайного не бывает. И здесь точно случилось как в истории Иова: бес попутал создателей. Но зато все встало на свои места.
Куда там «Шарли Эбдо» с их карикатурой на пророка Мухаммеда. Можно пойти дальше и пустить в прокат сатиру на современное православие в отдельно взятой России, можно снять сатиру на целый русский народ и показать, что у него не было и нет иного выхода, как, заливши глаза водкой, уподобившись свиньям, головой в омут или в тюрьму. Каторжная страна, «страна рабов, страна господ».И ее правитель. Новое, как хорошо забытое старое. В таком показе оно должно действовать как психическая атака. И действует, в цепи других.
На войне, которая ведется против России всеми средствами и способами, в том числе и важнейшим из искусств, как на войне.
Надеюсь, число потерь «убитыми и ранеными» среди зрителей, которые уже посмотрели фильм «Левиафан» и которые еще посмотрят, не превысит критическую отметку. Киношедевру, в котором нет, по Пушкину, покоя и воли, не удалось взять на родине почетный трофей кинофестиваля «Золотой орел». Но ведь остался еще вожделенный «Оскар» чужой страны.
Интересно, какая история окажется ближе и понятнее жюри этого кинофестиваля: библейская о Христе и Иуде или нынешняя политическая – об Америке и России?