Лица, относящиеся к политической элите цивилизованных стран, либо лица, считающие себя таковыми, а также ретранслирующие их СМИ, говоря о конструкции «Россия плюс Крым», никак не могут прийти к однозначному выводу: то ли это «аннексия», то ли «оккупация»...

Россия может продолжать настаивать на том, что факты насилия в отношении Крыма нужно доказать и делать это должна сторона обвинения, а никак не Россия

Это легко проверить. Можно последовательно в поисковике ввести слова «аннексия Крыма Яценюк» или «оккупация Крыма Яценюк», а равно «аннексия Крыма Порошенко» или «оккупация Крыма Порошенко».

Точно так же нет единого подхода у Меркель, Олланда, Кэмерона и Обамы. По большому счету, не имеет значения, вырабатывается ли у наших западных «партнеров» единый подход или, возможно, уже выработался – главное, что продолжительное время, начиная с 18.03.2014 (момент вхождения Крыма в состав Российской Федерации), глашатаи санкционной риторики не могли дать точный ответ – что же Россия сделала с Крымом.

Если политик, имеющий за спиной собственный аппарат, свой МИД, более-менее разумных спичрайтеров, не может точно квалифицировать явление – значит, он чего-то не знает. Ключевой момент – «не знает». Например, он принимает решение наложить на Россию санкции за аннексию Крыма – а вдруг там на самом деле оккупация?

А если за оккупацию – вдруг там аннексия? А если там ни оккупации, ни аннексии – то чем обоснованы санкции? Иными словами, политик, принимающий решения на основании неполной, недостоверной или откровенно ложной информации, мягко говоря, недальновиден.

Мне не удалось найти расшифровку определений «оккупация» и «аннексия» в международных актах. Составители различных нормативных актов, видимо, руководствовались общепринятыми смыслами. Если в качестве отправной точки взять Словарь международного права, то там можно прочесть следующее:

Аннексия – насильственное присоединение государством территории какой-либо нации или народности.

Оккупация (военная) – временное занятие вооруженными силами воюющей стороны в международном конфликте территории неприятеля в период ведения военных действий.

При этом отметим, что если с негативным содержанием понятия «аннексия» все более-менее понятно (это совокупность двух элементов: «насилие» и «присоединение»), то с оккупационным режимом не все однозначно. Например, из других источников следует, что оккупация всегда временная, однако каких-то рамок этому не установлено, следовательно, теоретически она может быть временной до бесконечности.

Оккупация не предусматривает наличие воли оккупируемой стороны на то, чтобы ее оккупировали (фото: Юрий Лашов/РИА “Новости”)

Также необязательно и наличие государства-неприятеля, так как оккупационные войска, введенные для того, чтобы два соседних враждующих государства прекратили воевать, не являются войсками стороны конфликта (да-да, ввод миротворческих войск – это по природе своей оккупация, только хорошая, правильная и со всех сторон положительная оккупация).

История знает оккупацию, совершенную вражескими войсками, а равно и невраждебную оккупацию, оккупацию во время войны и оккупацию в условиях невоенного времени. Оккупационные войска могут обеспечивать деятельность оккупационной администрации, а могут всего лишь контролировать деятельность местных органов управления. Учитывая эти три критерия, соответственно, оккупация может быть насильственной и без применения насилия.

Наконец, оккупация может быть неправомерной, а может быть и правомерной. Самый яркий пример первой – оккупация стран Европы и территории СССР нацистской Германией во время Второй мировой войны, второй – раздел территории послевоенной Германии на четыре оккупационные зоны.

Стоит помнить, что в отношении оккупированной территории и населения, к счастью или к несчастью оказавшегося там, пытливая юридическая мысль выработала ряд международных правовых актов, направленных на то, чтобы оккупация сопровождалась соблюдением определенных прав этих людей: стоит упомянуть Гаагскую Конвенцию 1907 года «О законах и обычаях войны» и Женевскую Конвенцию 1949 года «О защите гражданского населения во время войны». Несоблюдение правил оккупации имеет своим следствием скамью трибунала в Нюрнберге, соблюдение – как минимум справедливую возможность этой скамьи избежать.

Учитывая вышеизложенное, отличие аннексии от оккупации состоит в следующем:

1) аннексия всегда сопровождается насилием, тогда как оккупация может быть ненасильственной;

2) цель аннексирующей стороны – присоединить территорию, раз и навсегда определить ее политический статус, цель оккупирующей – занять территорию войсками, де-факто и де-юре не меняя ее принадлежность другому государству или ее самостоятельность в целом;

3) оккупация в некоторых случаях может быть правомерной, тогда как аннексия находится за рамками закона всегда.

И если первый и третий критерии характеризуют аннексию как частный случай оккупации, то второй критерий четко разводит эти две формы агрессии.

Если бы я находился в зале суда, и со стороны прокурора на меня валился бы шквал обвинений типа: «Агрессия!», «Аннексия!», «Оккупация!»... – полагаю, с моей стороны было бы справедливо попросить все же точнее указать, что именно мне вменяют.

И если при этом оппоненты ведут себя так, что бессмысленно от них требовать доказательств моей вины, то с моей стороны аргументы в защиту будут достаточно сильно отличаться в зависимости от того, в «аннексии» меня обвиняют или в «оккупации», а если в «оккупации», то в какой?..

Так почему же операция «Крым-2014» не может считаться оккупацией, даже несмотря на то, что оккупационный режим допускает постоянство во времени и отсутствие состояния войны? Как раз по указанному выше целевому критерию.

11.03.2014 года Верховным советом Республики Крым и Севастопольским городским советом была принята Декларация о независимости. Из текста данного документа следует, что Крым поставил себе цель обратиться к России с предложением включить его в состав Российской Федерации при условии, если 16 марта 2014 года на референдуме большинство проголосует за решение об этом.

16.03.2014 года был проведен общекрымский референдум. По его результатам уже на следующий день Крым был объявлен независимым, а в адрес России было направлено соответствующее предложение о включении Крыма в свой состав.

18.03.2014 г. был заключен договор о принятии в Российскую Федерацию Республики Крым и об образовании в составе России новых субъектов.

Следом, 21-го числа, был принят Федеральный Конституционный закон № 6-ФКЗ, оформивший включение Крыма в состав Российской Федерации, а равно обеспечивший указание новых субъектов Федерации в ст. 65 Конституции РФ.

Вышеуказанные документы оформили не только цель России включить в свой состав Крым, но и цель Крыма войти в состав России. Просто по порядку: Декларация от 11.03.2014 года, референдум 16.03.2014 года и его результаты, предложение в адрес России от 17.03.2014 года оформляют намерения Крыма, Федеральный Конституционный закон № 6-ФКЗ от 21.03.2014 года оформляет намерения России. А двухсторонний договор от 18.03.2014 года – это «точка встречи» этих двух намерений.

Здесь будет уместна ремарка: оккупация не предусматривает наличия воли оккупируемой стороны на то, чтобы ее оккупировали. Кстати, это роднит оккупацию с аннексией – там тоже воля аннексируемой стороны в расчет не принимается.

Ну хорошо, скажет самый скептичный читатель, это была не оккупация, Россия пришла в Крым всерьез и надолго, цель присоединить Крым в наличии, et cetera... Значит, это была аннексия! Имело место насилие! Можно вспомнить статьи в СМИ и о неких притеснениях крымских татар, и о пресловутом голосовании под дулами автоматов, и о нарушениях непосредственно в ходе голосования, и о голоде, постигшем крымчан после референдума, и о склоках в рядах руководителей, которые бросились «отжимать» себе недвижимость и грабить казну республики...

Очевидно, что достаточно «чистый» юридический состав оформленного объединения (или как говорят у нас на официальном уровне – «воссоединения») можно опорочить «грязным» фактическим составом, включающим элемент насилия. Т.е. на бумаге все было оформлено красиво, но за спинами исполнителей стояли хмурые люди с автоматами.

В такой картине мира, конечно же, вся вышеописанная конструкция наличия некой встречной воли Крыма на объединение с Россией рушится, ведь в этом случае крымчане таковой не проявили, все было сделано по принуждению, с применением насилия. Тогда это, конечно же, никакое не объединение Крыма и России, а простое насильственное присоединение Крыма к России, т.е. аннексия.

Нет никаких сомнений в том, что требовать от обвинителей (США, ЕС, Украина) доказательств фактов насилия бессмысленно. В лучшем случае незабываемая Дженнифер Псаки скажет, что доказательства есть, но они добыты разведкой, поэтому секретны, потому их нам не покажут.

В такой ситуации Россия может продолжать настаивать на том, что факты насилия нужно доказать и делать это должна сторона обвинения, а никак не Россия. Почему бы и нет? От МИД РФ не убудет, а мировому сообществу когда-нибудь да надоест наблюдать за этим.

В отсутствие зрителей США и ЕС станет неинтересно заниматься «санкционизмом», от Крыма отстанут. В свою очередь российская блогосфера и СМИ могут продолжать активно отстреливать на дальних подступах различные фейки, вбросы, откровенную ложь, передергивания и иные манипуляции на тему насилия в Крыму.

И пока все при деле, зададимся вопросом: а как мне, человеку, отслеживающему ситуацию в Крыму по телевидению, газетам и Сети, приобрести уверенность в том, что воссоединение произведено без насилия и эталонно?

Как доказать, что насилия не было? Как доказать то, что никогда не существовало?

Это называется «доказать отрицательный факт». Как правило, прямо отрицательный факт не доказывается и делается это через доказывание противоположного ему положительного факта: насилия в Крыму не было – в Крыму было «ненасилие».

В пользу того, что Крым без принуждения решил войти в состав Российской Федерации, говорят многочисленные видеоролики на YouTube, репортажи СМИ, в том числе зарубежных, записи блогеров, форумы, местные новостные порталы, порталы органов власти, отзывы иностранных наблюдателей, и т.д., и т.д., и т.п. Подтверждений – масса.

Можно перебрать все последствия того, что было бы, если бы Крым включили в состав России по принуждению: усиление криминогенной обстановки в Крыму, исчезновение людей, особенно активных противников присоединения Крыма к России, появление на Украине беженцев из Крыма, резкое обнищание жителей полуострова, всплески протестных настроений, увеличение количества жалоб в международные инстанции...

А так как мы живем в 21-м веке, то – любительские съемки скрытой камерой конфликтов жителей Крыма с войсками аннексирующей стороны, скрытые записи угроз российских военнослужащих, записанные на диктофон, шквал анонимных обращений через СМИ и интернет...

Но мы ничего этого не наблюдаем.

Самый скептичный читатель ожидаемо возмутится всеми этими сложностями с отрицательными фактами и предположит, что проще было бы просто поискать доказательства применения насилия и в отсутствие оных признать, что оного не было. Конечно, это тоже метод, однако непрогнозируемый по длительности (искать можно до бесконечности), и будучи обвиняемым я бы не стал облегчать задачу обвинителю.

Таким образом, осмелюсь утверждать, что вышеизложенное позволит внимательнее относиться к словам наших «заклятых» западных «партнеров» или, наоборот, пропускать их мимо ушей...