Свободное время – величайшая ценность.

Мы едим, чтобы жить, а не живем, чтобы есть.

Если все время тратить на еду и обеспечение едой (теплом, комфортом и прочим удовлетворением физических и физиологических потребностей), то не останется времени на то, чтобы писать и читать стихи, строить не хижины и убежища, а дворцы и храмы.

Тогда не будет культуры и цивилизации.

Четвертый раскрашивал бубен третьего или ковал доспехи второму, или сочинял мифы для первого, чтобы тот, слушая эти мифы, пахал за четверых

Культура началась с конкуренции за свободное время.

Когда-то кроманьонцу-художнику соплеменники говорили: «На что ты время тратишь? Детям жрать нечего, а ты вместо того, чтобы убить мамонта, малюешь его на стене пещеры! К тому же антисанитарию разводишь, смешивая сажу от костра с жиром убиенного не тобою поросенка». Первый художник быстренько убивал следующего мамонта, приносил в племя – кушайте на здоровье, а мне некогда, мне рисовать надо! Так он выторговывал себе свободное время. Время рисовать, творить, жить полноценной жизнью, а не только есть и добывать еду. Но уже здесь мы имеем парадокс: свободное время – это когда некогда. Некогда отвлекаться на добывание пищи, ни на все прочее. Свободное время не очень-то и свободное.

Порой мы освобождаем себе время, чтобы сразу же убить его на что-то. И хорошо, если на рисование мамонтов в пещере. Но не только культура начинается с конкуренции за свободное время.

Эксплуатация человека человеком начинается с борьбы за свободное время.

«Ты будешь пахать, сеять, жать, а я буду есть и бездельничать! Т.е. нет, я буду защищать тебя от врагов, пока ты пашешь, сеешь и жнешь!» Так человечество разделилось на тех, кто пахал за двоих, не имея свободного времени, и на тех, кто получал за счет первых искомое свободное время.

Потом пахарь стал пахать за троих. Третий обещал ему за это заклинать дождь, отводить болезни, подкупать злых духов жертвоприношениями.

Иногда в расклад вмешивался четвертый. Четвертый раскрашивал бубен третьего или ковал доспехи второму, или сочинял мифы для первого, чтобы тот, слушая эти мифы, пахал за четверых.

Так, в борьбе и конкуренции за свободное время появились касты кшатриев (воинов, феодалов, правителей), брахманов (шаманов, жрецов) и пахарей во всех их ипостасях, занятых в реальном секторе экономики. Ну и прослойка, само собой, типа художников и прочих интеллигентов и разночинцев, которые выскакивали из любой касты и представителями всех каст рассматривались как полные бездельники.

Но на этом дело не кончилось. Пахари всегда смутно догадывались, что где-то в чем-то их дурят. Не очень понимая, где и в чем, пахари время от времени бунтовали и отказывались кормить тех, кто ценил свободное (от добывания еды) время, заявляя, что тот, кто не работает, тот не ест. Это, конечно же, было неправдой – они ели, и ели лучше и больше чем те, кто пахал. Но для того чтобы есть хорошо и много и при этом не пахать, все эти кшатрии и брахманы оправдывались тем, что они тоже работают. Но им никто не верил, пока...

Пока из оправдания права на свободное время не для всех, а только для избранных, не появилась идеология.  И, надо признать, идеология преуспела в этих оправданиях. Сначала идеологи оправдывали права кшатриев и брахманов заниматься всякой хренью в свободное время. Хотя все прекрасно понимали, что это свободное время принадлежит не им, а является общественным достоянием, поэтому пахарям важно знать, как брахманы, кшатрии (да и художники) распоряжаются этим общественным достоянием – их личным свободным временем. Вот идеологи и врали пахарям, что брахманы, кшатрии, интеллигенты и сами идеологи с пользой для всех тратят свободное время. Потом они совсем изоврались, и пахари (тогда пахари уже перестали быть вайшья и шудра, а гордо именовали себя буржуа или третьим сословием) разогнали всю идеологию к чертовой матери, пуская под нож гильотины всех, кто занимался этим пустословием.  Но только успели разогнать, как сами разделились на тех, кто по-прежнему пахал и вкалывал, и на тех, кто организовывал пахату и вкалывание так, чтобы пахари пахали эффективнее, а вкалывающие вкалывали продуктивнее, т.е. на пролетариев и буржуев. Теперь «буржуй» уже не звучало гордо, а было таким же ругательством, как и имена «кшатриев» и «брахманов».

И вот что забавно. Теперь уже идеология понадобилась не тем, кто имел свободное время, а тем, кто его не имел, т.е. пролетариям. Теперь идеологам была поставлена иная задача – не оправдывать права тех, кто имел свободное время, на это самое свободное время, а оправдывать притязания тех, кто пахал, на это самое свободное время, на это главное общественное достояние. Идеологи и теперь оказались на высоте и быстренько сварганили манифест про призрак (им, призракам, вообще хорошо, им жрать не надо, поэтому их время все свободное), раскритиковали готскую программу, разобрались с «друзьями народа и тем, как они воюют против социал-демократов». Право-то на 8-часовой рабочий день и два выходных в неделю они обосновали, а где возьмешь? Общественное достояние ограничено и на всех поровну не делится! Тогда буржуи стали сами пахать, чтобы обоснованное право претворить в жизнь. Они изобрели инженерию, НОТ, конвейер и потогонную систему имени Тейлора, а попутно еще менеджмент, маркетинг, хэндхандинг и  накопительную пенсионную систему. Пахари получили свой 8-часовой рабочий день пять раз в педелю, но в эти пять дней, за эти 8 часов стали пахать по науке – продуктивно и эффективно. Свободного времени стало хоть завались. Не всем досталось поровну, но даже те, кому достались всего два выходных в неделю и 8 часов в остальные дни (24 – 16, или 8 часов сна – 8 часов в конторе, в цеху, в забое, в поле и т.д.), не очень понимали, как этим общественным достоянием распорядиться.

Источник: Блог Владимира Мацкевича