Французские власти призвали сограждан избегать употребления английского слова «хэштег» (hashtag), которое означает специальную метку сообщений на сайтах, объединенных одной темой. Взамен власти рекомендуют пользоваться местным аналогом – «слово-диез» (mot-diese, диез – нотный знак, обозначающий повышение звука на полутон). Об этом накануне сообщила государственная газета Journal Officiel.
Пресловутый «hashtag» был еще в 2011 году официально переведен в Квебеке как «mot-clic» – «слово-клик». Что звучит не так глупо, как французское «слово-диез
Ранее Генеральная комиссия по терминологии и неологизмам (Commission générale de terminologie et de néologie), которая занимается поисками эквивалентов, в свою очередь, предлагала вместо «ток-шоу» использовать «débat-spectacle», а «смартфон» заменить на «ordiphone». Впрочем, эти рекомендации обязательны лишь для чиновников и лишь при составлении официальных бумаг, а для остальных французов они – только пища для размышлений.
Франция давно стоит на защите национального языка. Еще в 1994 году здесь был принят скандально известный «закон Тубона» (по фамилии министра культуры Жака Тубона), направленный на защиту чистоты родной речи и, в первую очередь, от наплыва англицизмов – в рекламе, в официальных документах и других сферах жизни. Кроме того, согласно французскому законодательству, не менее 40% песен, передаваемых по радио, должны исполняться по-французски. Также на официальном уровне ведется борьба за чистоту родной речи и во франкоязычной провинции Квебек в Канаде. Там защитой родного языка от давления английского во всех сферах жизни с 2002 года занимается управление французского языка Квебека.
«Приказчики» и «стригачи»
В России тоже предложили законодательно запретить иностранные слова. Во вторник лидер ЛДПР Владимир Жириновский пригрозил внести в Госдуму соответствующий законопроект. «Замучили этими американизмами. Будем вносить проект закона и давать список слов, которые нельзя употреблять, когда есть нормальные русские слова. Будем биться, чтобы этот закон был принят», – пообещал политик.
По его словам, таким образом либерал-демократы хотят очистить от заимствований теле- и радиоэфир, уточнив, что инициатива будет предусматривать, в частности, «штрафы, увольнение с работы».
В качестве примеров Жириновский призвал слово «менеджер» заменить на «приказчик», а слово «презерватив» – на «предохранитель». Слово «парикмахер», которое «коверкают» дети, политик предложил заменить на «стригач».
Защита национального языка также характерна для всего постсоветского пространства. Юридические меры по его защите приняло большинство бывших советских республик. Власти в Прибалтике, Закавказье и Средней Азии требуют от чиновников использовать на рабочем месте только государственный язык.
Тем не менее, только Франция из ведущих стран мира подает явный пример того, как власти вмешиваются в языковую среду. Насколько успешна их борьба с заимствованиями, в интервью газете ВЗГЛЯД рассказала публицист Елена Невская-Мартинез, долгие годы живущая во Франции.
ВЗГЛЯД: Елена Александровна, сможет ли, по-вашему, укорениться во французском языке «слово-диез» (mot-diese), которым на этой неделе власти призвали заменить «хэштег»?
Елена Невская-Мартинез: Как раз данное «слово-диез» вряд ли послужит на славу французскому языку, хотя пользы от него уже немало – столько здорового смеха. Вообще читать список официальных терминов, предлагаемых мудрыми французскими мужами вместо англоязычных заимствований, – весьма занятное дело...
ВЗГЛЯД: Насколько эффективно работает на практике скандальный «закон Тубона». Какие тексты он формально затрагивает?
Е. Н.-М.: Я бы не назвала этот закон «скандальным». Это скорее «смешной» закон, послуживший неиссякаемым источником ехидного креатива. Он немедленно был окрещен законом «AllRight». Игра слов – фамилия Тубона (Toubon) звучит как «все хорошо».
Изначально про электронные источники там речи не было. Самих таких источников было немного в 1994 году, когда его приняли, что, кстати, сильно нервирует сегодня некоторых наиболее рьяных «пуристов».
Изначально закон касался, в основном, всевозможной административной, юридической, коммерческой, бухгалтерской печатной лексики. Например, проспект по употреблению стиральной машины или гарантийная книжка на эту машину, или торговый договор. А также реклама, вывески магазинов, телевидение, радио. И это далеко не первый и не последний закон, призванный защитить французский язык во Франции.
ВЗГЛЯД: Закон касается только государственной прессы? Правда ли, что есть официальный перечень запрещенных английских слов?
Е.Н.-М.: Правда и неправда. Сам министр Тубон во время принятия его закона пытался провести подобный «расстрельный список» англицизмов с их французскими эквивалентами. Не вышло.
Но есть несколько серьезных государственных ведомств, которые «блюдут» девственность французского языка. Генеральная комиссия по терминологии и неологизмам публикует периодически списки терминов, призванных заменить англоязычную реальность. Принятые термины публикует уже «Официальная газета Французской Республики» (Journal Officiel de la République Française), и тогда, да, они становятся обязательны для употребления в государственных органах печати.
Частной прессы это не касается. Поэтому, чаще всего, все эти списки лингвистических уродцев остаются известны исключительно их создателям, иногда, вот как теперь с «хэштегом» – и широкой публике, дабы посмеяться.
Но некоторые приживаются. То есть навязчивая забота государства приносит плоды. Так, во Франции мало кто, кроме профессионалов, скажет «software» – укоренилось собственное «logiciel». Так же как родное «pilote» вместо чужеземного «driver», «graveur» («гравер») вместо «burner». Да и сам «computer» никто не назовет во Франции компьютером, все скажут – «ordinateur» («ординатёр»)!
ВЗГЛЯД: Отличается ли отношение к закону образованных людей и чиновников от отношения рядовых французов?
Е.Н.-М.: Всем наплевать. Даже в высшей администрации и даже в момент принятия закона некоторые блюстители находили «нарушения». Сначала еще профессионалы испугались санкций, штрафов, постарались все поскорее перевести: названия телевизионных программ, рекламные лозунги, вывески магазинов. Единственное, бренды можно было оставлять... Но потом были приняты поправки, во многом упраздняющие «эффективность» закона. Сегодня, кажется, уже никто ничего не боится. Посмотреть хотя бы на программу телевидения. Вот, например, TF1 в один вечер: «Unforgettable», «Music awards»...
Отношение народа к закону можно передать одной карикатурой: в салоне у фотографа – «скажи фромааааж» (fromage – сыр). Образованные люди прекрасно понимают: без английского в современном мире никуда не деться. Многие высшие школы, университеты бьются за право преподавать студентам еще и по-английски. По закону это запрещено – и преподавание, и дипломы должны быть исполнены на государственном языке, но уже в 2010 году, по сведениям газеты Figaro, 30% лекций в инженерных высших учебных заведениях и 80% в коммерческих проводились по-английски.
Есть лазейка: обучение «международного характера» избавлено от тотальной франкофонии. Так же с учебными заведениями, где достаточное число иностранных студентов и профессоров. В науках, особенно точных, английский превалирует, это все признают.
Против «давления» английского на рабочем месте выступают, конечно, профсоюзы и иже с ними. Представляются расчеты, насколько «господство» английского вредно здоровью и экономике, но английский, конечно, все одно прогрессирует.
Хотя есть все-таки положительные моменты закона: вывески магазинов обязали подписывать по-французски – хотя бы вторым языком. Иначе в некоторых кварталах не поймешь: ты в Париже еще или уже в Китае или Алжире.
ВЗГЛЯД: Когда последний раз по этому закону кого-то наказали?
Е.Н.-М.: Самое громкое «наказание» произошло в 2006 году, когда американская компания по производству медицинской аппаратуры GEMS была оштрафована на 570 тыс. евро за то, что распространила среди работников своего французского филиала документацию по-английски, без французского перевода.
Санкциям подвергались компании NextiraOne и Europ Assistance – за то, что попытались внедрить программное обеспечение по-английски. За аналогичное «преступление» в 2011 году судили Danon. Дали шесть месяцев сроку, дабы перевести все программы на французский. Иначе – штраф в 1 тыс. евро в день за каждый день опоздания. Но Danon, похоже, поспел вовремя. По крайней мере, не помню, чтобы говорили о заплаченных штрафах.
Но закон Тубона работает «карательным мечом» в совсем иных войнах. Это средство, повторяю, с помощью которого профсоюзы борются за права «трудового класса». Во избежание дискриминации тех «несчастных», кто не удосужился выучить язык компании, на которую работает.
Бывают случаи и вовсе печальные. Так, одного продавца подержанных автомобилей оштрафовали за то, что тот продал старенький немецкий автомобиль с инструкцией к нему по-немецки. Хитрый покупатель подал в суд и выиграл. В итоге продавец и штраф заплатил, и судебные издержки, и «моральный ущерб» покупателю.
ВЗГЛЯД: А в истории Франции аналогичные законы принимались?
Е.Н.-М.: В целом, французское государство издавна борется за свой единый национальный язык. В средние века в противовес латыни, а значит влиянию церкви. Во времена революции – во имя равноправия и демократии. Надо помнить, что именно по-французски буквально вплоть до начала XX века говорила только знать, Париж, просвещенное городское сословие. Деревня и регионы изъяснялись в значительной мере на своем местечковом «патуа» (patois – миноритарный язык). Первая мировая война выявила, что солдаты не понимают приказов!
Хотя уже в XIII веке королевские писари писали именно по-французски, а не на латыни, которая была тогда единственным «признанным в мире» языком.
Пару веков спустя французский утвердился как язык администрации и права. В 1539 году король Франсуа I принял, можно сказать, первый «протекционистский» закон, по которому французский становился единственным официальным языком. И остается по сей день. Соответствующая поправка была внесена в современную конституцию в 1992 году, как раз чтобы бороться с инакоязычием.
#{interviewpolit}Из-за этой поправки Франция до сих пор не ратифицировала Европейскую Хартию региональных и миноритарных языков, в отличие от 25 других европейских стран. Хотя некоторые региональные языки ныне во Франции потихоньку возрождаются. Не ратифицировала Франция и так называемый «Лондонский протокол», призванный освободить европейское патентное бюро от обязательного перевода выдаваемых патентов. В 2011 году этот протокол подписали 10 стран. А Франция остается вот такой гордой и непобедимой галльской деревушкой Астерикса и Обеликса.
Но усилия властей по защите языка вполне понятны. Даже если французский остается рабочим языком множества международных организаций, его влияние в мире стремительно падает. Если вспомнить, не так давно французский был тем, чем является сегодня английский – языком дипломатии и международного общения. Хотя, конечно, такие потуги, как закон Тубона, выглядят забавными.
ВЗГЛЯД: То есть тема языка политизирована во французском обществе?
Е.Н.-М.: Французам обидно, что их язык теряет влияние в мире, становится «фольклорным». Франция немало средств и усилий тратит на его поддержание. Есть такой термин – «франкофония». Это и комплекс мероприятий, и объединение франкоязычных стран. Существует «Международная организация франкофонии» (с бюджетом, между прочим, в 180 млн евро в 2010 году). 20 марта каждого года эта организация отмечает «Международный день франкофонии». Вы знали об этом? Нет. Думаю, мало кто, кроме участников, слышал о таком «международном» празднике. Франция содержит всевозможные «институты французской культуры» за рубежом, всеми силами продвигает язык. Организация «Alliance francaise» присутствует в 135 странах.
Многие политики обвиняют власти в том, что ничего подобного не делается ради сохранения вымирающих региональных языков внутри самой Франции. Но особой политизации нет.
ВЗГЛЯД: Возмущается ли молодежь, когда ей мешают использовать американизмы?
Е.Н.-М.: Если стремление учиться в университете по-английски можно назвать «выступлением», то да. А в целом, повторю – всем наплевать. Тем более что ограничения касаются только официального употребления. Я опросила свое молодое окружение: большинство о законе Тубона от меня в первый раз услышали.
ВЗГЛЯД: Раньше французам было свойственно языковое высокомерие. Туристы жаловались, что даже в Париже, не говоря уже о провинции, нелегко было встретить на улице тех, кто мог бы просто объяснить дорогу по-английски... Растет ли у молодых тяга к иностранным языкам?
Е.Н.-М.: Да. Английский сегодня распространен не в пример прежним временам. Молодые люди прекрасно понимают, что без английского они мало на что годны. Кроме того, подсчитано (согласно данным телеканала TV5 MONDE), что билингвы во Франции получают зарплату на 18% выше, нежели носители исключительно французского языка, при всех равных прочих.
ВЗГЛЯД: Известно ли вам, насколько эффективно работает в канадской провинции Квебек управление французского языка, основанное в 2002 году? Использует ли оно карательные меры, как закон Тубона?
Е.Н.-М.: В Квебеке действует официальная Хартия французского языка (Charte de la langue française), где четко прописаны «права» граждан на французский язык. То есть французский является обязательным во всех сферах жизни. Были приняты специальные поправки к законам, дабы сделать французский единственным официальным языком. Любые публичные письмена – будь то этикетка на мыле, афиши или дорожные указатели – должны быть по-французски, что приводит иногда к курьезам. На дорожном знаке «STOP», например, написано: «ARRÊT».Квебекское управление французского языка действительно бдит. Обиженные в своих франкофонных правах потребители шлют ему тысячи жалоб в год. Штрафы за нарушения варьируются от 250 долларов до 5 тыс. долларов. Свирепствует это управление и в борьбе с англицизмами. Во Франции, например, Академия наук не согласилась с предложенным родным неологизмом «пурриель» («pourriel»), которое должно было заменить «spam», а в Квебеке это теперь официальный термин. Как и много прочих.
ВЗГЛЯД: То есть в Квебеке и рядовые жители, а не только власти, настроены против англицизмов?
Е.Н.-М.: Квебекцы действительно чересчур рьяно борются с англицизмами, и это не сегодня началось. Понятно, что в океане «all English» трудно сохранить «материнский язык», и без самых суровых мер не справиться (как мать многоязычных детей по себе знаю). Но все-таки «горячая собака» вместо «хот-дог» – это чересчур. Даже у французов непомерное пуританство Квебека вызывает улыбку. Впрочем, «горячих собак» и там становится все меньше и меньше. В быту и на работе английский все равно прогрессирует.
Еще приходится слышать от самих квебекцев, что их французскому угрожает не столько английский, сколько «le Joual» – эдакий социолект, расцветший из монреальских трущоб и завоевывающий сегодня телевидение, радио, рекламу... То есть в Квебеке есть французский официальный, французский интернациональный и французский устный. И этот устный сильно отличается от французского.
Кстати, пресловутый «hashtag» был еще в 2011 году официально переведен в Квебеке как «mot-clic» – «слово–клик» («клик» обозначает «щелкнуть мышкой»). Что звучит не так глупо, как французское «слово-диез».
Тем более что значок «#», которым выделяются хэштеги, – это не знак из сольфеджио «диез», который пишется несколько иначе. Клавиша «#» компьютерной клавиатуры называется по-французски «croisillon» («круазийон» – перекладина). Народ по этому поводу теперь вновь ехидничает.