Галерист, куратор и арт-идеолог Марат Гельман*, известный также как директор Пермского музея современного искусства PERMM, намерен распространить свою деятельность на Краснодарский край. В конце осени в Краснодаре планируется открыть музей современного искусства, сопоставимый с пермским, а до этого Гельман собирается провести на новом месте несколько отдельных выставок. Первой из них должна стать выставка ICONS (открытие планируется на 15 мая), посвященная взгляду современных художников на иконописную традицию.
Общественные институты такого масштаба, как Церковь, а также государственные институты не имеют права на такую невменяемость
Появление Гельмана на краснодарском культурном плацдарме вызвало резкое недовольство местной консервативно настроенной общественности. С ней солидаризовался иерарх соседнего Ставропольского края, епископ Ставропольский и Невинномысский Кирилл (Покровский). Он опубликовал обращение к краснодарскому губернатору Александру Ткачеву, где обвинил Гельмана в кощунстве, оскорблении чувств народа и глумлении над святынями, сослался на якобы имевшие место массовые протесты против проектов Гельмана и призвал Ткачева запретить «преступную деятельность» галериста в Краснодарском крае. Краснодарский архиерей, митрополит Екатеринодарский и Кубанский Исидор (Кириченко) поддержал этот призыв.
Галерист отреагировал на инвективы в своем ЖЖ, написав, что, видимо, будет судиться с епископом. Важно отметить, что далеко не все представители Церкви разделяют негативное отношение к Гельману. Высказывания епископа Ставропольского и Невинномысского Кирилла парировал заштатный служитель Московского патриархата, историк и богослов игумен Иннокентий; председатель синодального отдела по взаимодействию Церкви и общества Московского патриархата Всеволод Чаплин, не так давно резко оппонировавший Гельману, оценил работы, предназначенные для выставки ICONS, как вполне приемлемые с точки зрения нравственности; ничего предосудительного в материалах планируемой краснодарской выставки не нашел также митрополит Пермский и Соликамский Мефодий (Немцов).
Наконец, в пятницу, 11 мая, в защиту Марата Гельмана высказался краснодарский губернатор Александр Ткачев, назвав ситуацию вокруг выставки излишне политизированной и рассказав о договоренности с Гельманом, согласно которой в рамках этой экспозиции не будет показано ничего, что могло бы оскорбить чувства верующих. Все эти события специально для газеты ВЗГЛЯД прокомментировал сам Марат Гельман.
ВЗГЛЯД: По словам Александра Ткачева, вы с ним договорились о том, что на выставке ICONS не будет материалов, которые могли бы оскорбить верующих. Что конкретно означает эта договоренность?
Марат Гельман: Речь, на самом деле, о том, что я прекрасно понимаю ситуацию на Кубани. Я буду действовать так, чтобы в конечном счете не навредить центру, открытие которого мы планируем. В Перми я уже три года возглавляю государственное учреждение, и мне понятно, что ограничения для государственного музея и для частной галереи несколько разные. Собственно, мы с Ткачевым обсуждали идею о том, что сначала необходимо сделать серию просветительских проектов, которые расширяли бы кругозор и возможности понимания – показать, скажем, китайское искусство, казахское искусство, видеоискусство, что-то еще. Начинать надо всегда с просвещения. Этот вопрос серьезно рассматривался, и Ткачев, в частности, рассказывал мне о том, что в крае сильны традиции казачества, вообще заметно представлена традиционная культура. Естественно, мы как два ответственных человека понимаем, что мы делаем.
М.Г.: На стартовом этапе Ткачев действительно содействовал получению средств, которые не связаны с бюджетом. Пока не принято решение об открытии центра, получить государственные деньги технически очень сложно.
ВЗГЛЯД: Следует ли понимать так, что негативную позицию в отношении ваших краснодарских проектов занимают не только архиереи, но и значительная часть местной общественности – казачество, какие-то культурные и юридические круги?
М.Г.: Могу сказать вот что. Я встречался там с большим количеством людей – это нормальные люди, такие же, как в Москве и в других местах. Казачество существует как некий знак, как явление, уходящее корнями в прошлое, к нему относятся хорошо, бережно. Но это не значит, что казаки все время ходят по улицам в полном облачении. Там обычная жизнь, обычные люди. Так или иначе, проблема в том, что выставку хотят запретить. Если предположить, что это искреннее побуждение епископа Ставропольского и Невинномысского Кирилла, то главное тут не то, какие он дает оценки, а то, что не нравящееся ему начинание он призывает запретить. Выставка еще не открылась, никто ничего не видел. Речь идет о том, что Церковь в принципе высказывается против современного искусства. Они подходят к любому высказыванию художника как к чему-то, что находится внутри их пространства. И это серьезная проблема. Епископ мог бы сказать своей пастве, что не надо ходить на эту выставку. Но апелляция к власти с призывом запретить – это плохая история.
ВЗГЛЯД: Среди тех, кто противостоит вам в Краснодаре, упоминается правозащитный центр «Презумпция». Что это за организация?
М.Г.: Я более или менее знаю, что представляет собой общественное движение «Суть времени», объединяющее последователей Сергея Кургиняна (краснодарское отделение «Сути времени» тоже протестует против ICONS – прим. ВЗГЛЯД) – это сторонники идеи «back to the USSR». Я думаю, что они борются не с искусством, а конкретно с Маратом Гельманом как с символом некой либеральной идеи; не думаю, что в этом случае можно говорить об отношении к искусству в целом. Это воинствующий «совок», с которого сейчас стряхнули пыль и который получил какие-то ресурсы. Дай им волю, они, я думаю, запретят не только Гельмана, но и все, что связано с будущим, а не с прошлым.
М.Г.: Какой-то один пикет там был, его как раз организовывали эти люди, о которых вы сейчас спрашивали. Человек тридцать пришло, собрали какие-то подписи. Это-то меня меньше всего волнует, такие эксцессы были всегда. Я к этому нормально отношусь, понимаю, что гражданское общество бывает и такое. И вообще человек имеет право быть сумасшедшим, неадекватным и т.п. Но вот общественные институты такого масштаба, как Церковь, а также государственные институты не имеют права на такую невменяемость.
ВЗГЛЯД: В комментарии к письму епископа Ставропольского и Невинномысского Кирилла, направленному против вашего проекта, вы говорите, что там дается ложная информация. В чем именно заключается ложь?
М.Г.: Во-первых, меня обвиняют в глумлении над ветеранами Великой Отечественной войны, что мне особенно неприятно. Это ложь – никакого глумления над ветеранами не было. Во-вторых, там упоминаются некие работы, направленные против патриарха Кирилла, но в действительности я не выставлял вообще никаких работ, посвященных патриарху. В-третьих, говорится о каких-то многотысячных митингах против меня – этого тоже не было, это чистейшая фантазия.
ВЗГЛЯД: А еще там в связи с вашим именем упоминаются поддержка Pussy Riot, изображение храмов в виде клизмы.
М.Г.: Что касается Pussy Riot, то об этом я уже много раз говорил: я за то, чтобы их освободили, но я не одобряю саму акцию. А храмы в виде клизмы – это тоже бред. Была работа Тани Антошиной «Голубые города», но там были задействованы не клизмы, а спринцовки, которые используют архитекторы, когда делают макеты храмов. Те, кто выдвигают такие обвинения, ничего толком не видят – они берут какой-то контент из интернета с чьими-то комментариями.
ВЗГЛЯД: Вы заявили, что будете судиться с епископом. Это уже принятое решение?
М.Г.: Нет, я не буду сразу требовать какой-то компенсации, я буду требовать опровержения. То есть мы пошлем на сайты, растиражировавшие этот текст, уведомление о том, что это неправда, с просьбой о том, чтобы они написали опровержение. А вот если они этого не сделают, то тогда мы уже обратимся в суд.
М.Г.: Отношения Церкви и искусства – проблемная область. Вот случилась досада – выступили Pussy Riot, и мы сразу реагируем. Начинаем говорить на эту тему, когда православные громят какую-то выставку или когда художники делают несанкционированную акцию в церкви. То есть мы, к сожалению, начинаем обсуждать постоянную проблему, только когда у нас все плохо. Вот я и задумал выставку ICONS как пространство, в рамках которого можно было бы поговорить об отношениях искусства и Церкви. Там собраны работы, которые показывают в различных ракурсах наше общее наследие. Ведь у Церкви и художников есть общее наследие – икона. Она является, с одной стороны, шедевром мирового искусства, с другой стороны – сакральным предметом. Выставка ICONS очень спокойная, очень умеренная, это скорее исследование, чем высказывание. На ее фоне можно было поговорить о тех проблемах, о которых мы с вами говорим в настоящий момент.
ВЗГЛЯД: ICONS – новый проект именно для Краснодара?
М.Г.: Да. Идея ведь как возникла? Когда я первый раз приехал в Краснодар и стал разговаривать с разными людьми о перспективах создания центра современного искусства, мне все отвечали – да, хорошо, классно, давай делать, только давай не будем трогать религиозную тему. А я напомнил о том, что до конца XVI века в России вообще не было светского искусства, все искусство было религиозным. Поэтому, сказал я, мы не можем изъять искусство из религиозного контекста. И предложил сделать такой вот проект. И все согласились, решение было принято совместно с губернатором. Можно было начать с какой-то другой выставки, но решили начать именно с этой, поскольку она могла бы позволить перейти к нормальному диалогу. Но разговор по существу, видимо, не входит в планы тех людей, которые призывают к запрету. Они в принципе не дают художнику права на высказывание. Хотя ясно, что это не позиция РПЦ в целом. Была же, например, выставка «Двоесловие», которую делал отец Максим Козлов.
ВЗГЛЯД: Верно ли впечатление, что в России вообще есть постоянно длящийся конфликт между представителями современного искусства и определенным консервативным сегментом общества, не обязательно Церковью?
М.Г.: Да, нечто подобное есть. Надо сказать, что это проблема языка. К сожалению, у нас настолько архаичное сознание, что язык современного искусства не воспринимается как изобразительный. Вот смотрите: существует художественная литература, которая может быть вполне критичной по отношению к действительности и каким-то общественным институтам, существует кино, где Михалков, например, может показать взрыв церкви, и никто не будет подозревать его в том, что он – уничтожитель церквей. Все понимают, что тут есть некий художественный замысел, и все, что делается, делается в рамках этого замысла. Однако как только речь заходит о визуальном искусстве (но не о кино), художественный жест начинает восприниматься как непосредственный поступок.
ВЗГЛЯД: То есть?
М.Г.: Ну вот, скажем, один из самых показательных примеров – это ситуация, которая сложилась вокруг выставки Ильи Чичкана. Илья Чичкан – это такой украинский художник. Он любит изображать обезьян, и однажды он сделал пацифистскую выставку под названием «Психодарвинизм». Там были огромные портреты обезьян, которых он одевал в парадную военную одежду, в мундиры. В одном случае он нашел готовую натуру на Арбате, где более пяти лет существовал ларек, в котором торговали военными наградами, а в качестве рекламы использовали обезьянку, одетую в сталинский френч с медалями. Люди ходили мимо, никому не приходило в голову сказать, что это кощунство. Однако, пригласив хозяина ларька на свою выставку, где были фотографии этой обезьяны в медалях, художник столкнулся с каким-то совершенно фантастическим эффектом, с гневной реакцией. Гнев был направлен именно на художника – как он мог такое показать?! Как будто бы это он посадил обезьяну в медалях у ларька. Дальше фотографии попали в сеть, и там тоже поднялась волна возмущения. И опять-таки поводом для него был не сам факт действительности, не то, что кто-то торгует медалями, а картинка. То есть люди не воспринимают язык визуального искусства, им кажется, что это поступок. Если актер играет отрицательного персонажа, то к нему никто не предъявляет претензий, а к художнику в аналогичных случаях предъявляют.
ВЗГЛЯД: Но ведь некоторые произведения литературы, фильмы и спектакли тоже вызывают у кого-то возмущение.
М.Г.: Да, это правда. Но в области восприятия этих форм искусства уже выработалась какая-то привычка. Условно говоря, если в начале прошлого века публика, увидев на экране приближающийся поезд, разбегалась из зала, то теперь уже не разбегается. Теперь люди учитывают, что это – не настоящее, это изображение, иллюзорный мир. А в случае чисто визуального искусства восприятие до сих пор непосредственное. Кроме того, нужно иметь в виду, что изобразительное искусство в течение долгого времени развивалось в рамках церковного заказа. Церковь – как в России, так и в других странах – была одним из основных заказчиков картин, фресок и т.п. Поэтому существует такое остаточное представление, что всякая картина должна содержать в себе некий сакральный элемент. В свое время работы Караваджо на этом основании отвергали, и не только их.
* Признан(а) в РФ иностранным агентом