В середине «нулевых» трое московских студентов устроили себе трехнедельные каникулы на Кавказе и в перерывах между скалолазанием и шашлыкотерапией сняли фильм «Крымская геморрагическая лихорадка». Сценария у того фильма не было, бюджет соответствовал одной пятисотенной купюре (цена двух игрушечных автоматов и одного набора для бадминтона), но сюжет был: пробудившийся в скважине Ессентуки-17 от многовековой спячки клещ-мутант сеет панику и смерть в мирном курортном городке.
Коли снял из засады спариванье (людей ли, гигантских осьминогов ли), то и фильм, безусловно, удался
Утолив застарелый голод человеческой плотью, распоясавшийся монстр принялся за уничтожение памятников архитектуры и распространение смертоносного вируса лихорадки: уродуя тела безвинных отдыхающих своими отвратительными клешнями, клещ плевал в кровоточащие раны инфицированной слюной. Не в силах справиться с мором и хаосом, мэрия города была вынуждена запросить помощи у спецназа княжества Лихтенштейн.
Мы (да, и я там тоже был) посвятили ту картину жертвам немотивированной агрессии членистоногих.
Бибисишник Гарет Эдвардс тоже снимал своих «Монстров» во время трехнедельного отпуска, имея под рукой двух актеров (все остальные, как и в случае с «Лихорадкой», просто мимо проходили), но не имея сценария. Живой звук, естественный свет, непрофессиональная камера, созданные природой декорации. А учитывая разницу между бюджетами среднего российского и среднего англосаксонского фильма, сопоставим и размер затраченных средств (15000 долларов против 500 рублей). Словом, «игра была равна».
#{image=444020} Хорошая новость в том, что у Эдвардса получилось лучше. Несоизмеримо, категорически лучше, благо наличествовали у него и талант, и познания в спецэффектах, и план действий, и серьезный подход к вопросу (то есть всё то, чего троим дуралеям-студентам взять было неоткуда).
А теперь плохая новость: до «прорыва в кинематографе», как представили ленту патриотичные британцы – земляки Эдвардса, «Монстры» никак не дотягивают.
Не став искать клеща на родной планете, Эдвардс занес к нам недружелюбную тварь из космоса. Прибыв на спутнике NASA, тварь успешно размножилась, стала персонажем мультфильмов да темой для граффити и, в конце концов, заставила человечество превратить всю северную Мексику в санитарную зону. Попасть в ту зону мечтает американский фотокорреспондент, благо за каждую фотографию убитого космическим осьминогом ребенка начальство платит по 50 тысяч долларов.
Увы, в долгожданную командировку шеф не преминул и поганку завернуть, потребовав для начала переправить домой из южной Мексики непутевую дочь, дабы сдать её с рук на руки нелюбимому жениху. Фотокорр честно постарается – и доставить беглянку, и совратить её же на пороге призонного отеля, но, не получив ласки, найдет её в постели местной армиды. Обошлось без клофелина, однако итоги те же – ни денег, ни паспортов, только жестокое похмелье. Не решившись тревожить газетного магната телеграммой «папа, вышли денег» и не поинтересовавшись расположением ближайшего аэропорта, герои двинутся сквозь зону на свой страх и риск, цепенея от мычания каждой коровы – у ктулхов наступает брачный сезон, в рамках которого они, как считается, «зохавают всех».
Или – не «зохавают». Может быть, наоборот – падут жертвой американской военщины и химического оружия. В любом случае, стоит знать, что «монстры» – это не только слоноподобные осьминоги, но и человечество. То самое бессердечное человечество, что платит по 50 штук за фото мертвых детей и требует от мексиканцев неподъемных денег за билеты в лучшую жизнь по ту сторону инопланетян – в Соединенных Штатах.
«Монстров» часто ставят в один ряд с шедевральным «Районом номер 9» Нила Бломкампа, а зря: с гуманистической точки зрения эти режиссеры с разных планет свалились. Бломкамп, описывая гетто для своих инопланетян, как бы говорит нам: «фашизм и апартеид – это плохо», но тут же разводит руками «а что делать?» По Эдвардсу если, хуже фашизма (а также, возможно, капитализма) на свете этом и нет ничего, а все заслоны на границах – от инопланетян ли, от гастарбайтеров ли – лишь следствие нашего страха, нашей злобы, нашего нежелания понять и принять. До открытого призыва «разрушьте эту стену» – мечту правых республиканцев – ему не хватило буквально полтона.
#{movie}Для BBC создатель (и режиссер, и оператор, и художник по спецэффектам, и автор идеи) «Монстров» снимал телесериалы, но подчас кажется, что документалки о животных. По крайней мере, к людям он относится как к заурядной фауне, за которой наблюдает немой свидетель – камера. Взаимоотношения в рамках вида Sapiens рода Homo интересуют его как Николая Дроздова брачные взаимоотношения страусов, то есть люто, бешено, жадно. А уж коли заснял из засады спариванье (людей ли, гигантских осьминогов ли), то и фильм, безусловно, удался.
Как и всякому натуралисту, Эдвардсу свойственна экологичность мышления, уважение к пищевой цепочке, жалость к редким и эндемичным – кракену, пиренейской выхухоли, перепончатокрылому склису, хорьку-паникеру, североамериканскому кролику-зануде. Когда головоногий сабж с тоскливым воем протянет к героине свои тентакли, в том видится не близость смерти, а желание тепла и контакта, слышится не угроза, а грустная песнь отбившегося от сородичей кита из нашумевшей документалки (тоже, кстати, снятой для BBC).
Что до человека, он, как известно, самый жестокий хищник, априори монстр, априори не прав – как на чужой территории («Аватар»), так и на своей («Монстры»). Чтобы доказать, что практически любая инопланетная цивилизация лучше нашей, Кэмерону понадобились многие миллионы и свой собственный «дивный новый мир», тогда как экономный Эдвардс обошелся лэптопом, над которым склонился и шепчет – «Пх'нглуи мглв'нафх Ктулху Р'лье вгах'нагл фхтагн». Где он видел человечество, было понятно еще по телевизионному «Концу света» – четырем сценариям Апокалипсиса, каждый из которых люди заслужили в равной степени.
Впрочем, способность людей к нравственному восхождению признается обоими режиссерами: у Кэмерона герой предает свою расу, у Эдвардса признает, что фотографировать мертвых детей аморально. Эта воинствующая благоглупость (расчетливая у Кэмерона и вполне искренняя у Эдвардса) категорична и непоследовательна настолько, что поддаться ей, право, немудрено. Пусть будет мир, секс, гармония, сосуществование всех тварей земных и небесных. Пусть шелестит тысячелетними кронами спасенный Химкинский лес.
Разумеется, всё это роуд-муви с осьминогами одними только нотациями зеленого хиппи не ограничивается. Было бы подло не признать, что Эдвардс действительно умеет снимать кино, снимать хотя и с презрением к сценарию, но мастерски, на совесть. Однако «Монстры», с какой стороны на них ни посмотри, всё-таки социальный, а не художественный посыл. И главное в этом посыле то, что кино опять, как и в период «Новой волны», стало по-настоящему народным искусством.
Одним рывком этот молодец доказал, что любительская малобюджетка – это не только трэш в духе студии «Трома», где вместо голов взрываются тыквы, не только артхаус о богатом внутреннем мире юных гомосексуалистов, не только ужастики-мокьюментари типа «Ведьмы из Блэр» или «Паранормального явления», но и пригодная для широкого проката фантастика с полноценными спецэффектами, режиссурой, посылом, мыслью. Безусловно, речь не о том, что впервые за несколько поколений в мир явился гений такого рода, а просто взял своё научно-технический прогресс, и теперь любой школьник может сделать на ПК то же, над чем месяцами трудились лаборатории Голливуда. Но первым был всё-таки Эдвардс, а кто первым встал, того и тапки. Восхищаться не восхищаемся – нечем там восхищаться. Но – уважаем, да.
Немаловажно и то, что «Монстры» стали укором гигантомании и любви к освоению средств, в том числе российской гигантомании и российской любви. Гениев у нас всегда ценили за размах, и мысль о том, что Сергей Бондарчук потратил на «Войну и мир» больше, чем царь-батюшка на кампанию 1812 года, цитируется хотя и с иронией, но гордо. Эдвардс – другой школы, из британского филиала пресловутой «американской мечты», вундеркинд породы «не от мира сего», причем весьма гармонично увязывающий свою экономность со своим пафосом: действительно, о каких еще миллионных бюджетах может идти речь, раз дети Габона голодают.
Но всё-таки – уж слишком он «не от мира», в нашем мире без клещей и осьминогов жить как-то уютнее. Даже и в «Крымской геморрагической лихорадке» на монстра нашелся свой средний лейтенант Петров, от рук которого и пала тварь, позволив Кисловодску мирно встретить первый луч ласкового всепрощающего солнца.